В России ее ласково зовут Сезарушкой. Певица с далеких таинственных Островов Зеленого Мыса, Сезария Эвора начала свою карьеру в том возрасте, когда другие ее уже заканчивают — в сорок семь лет.

И вскоре весь мир сошел с ума от этого хрипловатого голоса. Сейчас ей шестьдесят три, но на пенсию она не собирается. Королева на сцене, в обычной жизни Сезария лишена звездного лоска. Она неизменно ходит босиком, перед каждым концертом сама гладит себе вещи и выкуривает несколько пачек сигарет в день.

Редактор «Атмосферы» Ольга Сапрыкина провела с певицей несколько дней, чтобы разобраться наконец, отчего протяжные печальные «морны» на мало кому понятном креольском языке так близки русскому слуху?

Сезария безучастно смотрит куда-то вдаль, не замечая никого и ничего вокруг. Руки, все в жутких ожогах, бесстрастно сплетены на груди. Голова откинута на спинку стула. В движении только большой палец правой ноги: им Эвора лихо отстукивает затейливый ритм.

Наше интервью проходит в одном из столичных отелей. На дворе — слякотно и сыро. В гостиничном номере — тепло и уютно. Сезария немного утомилась после длительного перелета, поэтому, ответив на очередной мой вопрос, она на несколько минут уходит в себя. Вот уже и переводчик подробно объяснил мне, что имела в виду госпожа Эвора, вот и я успела задать новый вопрос. А она продолжает смотреть куда-то вдаль, не замечая никого и ничего вокруг.

— Сезария, говорят, что вы собираетесь заканчивать с гастрольной деятельностью. Это правда?

Ее босые ноги замирают. Она закуривает сигарету и наконец фокусирует на мне свой грустный взгляд. Внимательно выслушав вопрос, начинает отвечать. Спокойно, без эмоций — будто старательная школьница.

Эвора: «Я бы уже давно перестала ездить на гастроли, честно. Мне все тяжелее постоянно перелетать из одного города в другой, из страны в страну. Но пока мне платят деньги, приходится соглашаться».

Судя по всему, в Москве ей платят прилично. Вот уже года два Сезария Эвора с завидным постоянством дает в столице «последний концерт». По крайней мере обычно именно так анонсируются ее выступления. Но проходит несколько месяцев — и город опять завешан афишами с ее именем. Сезарушка приехала!

Говорят, что за последние десять лет Сезария Эвора заработала более пятидесяти миллионов долларов. Но себе она мало что оставила. Доходы с ее концертов составляют чуть ли не половину казны ее родных Островов Зеленого Мыса. Да и практически вся система начального образования Кабо-Верде оплачивается ею. Так что у себя на родине она — человек очень уважаемый.

— Мэр вашего города Миндело как-то сказал: «Гораздо больше людей знают о Сезарии, чем о существовании Кабо-Верде»…

На ее лице наконец-то проскальзывает какое-то подобие улыбки:

Эвора: «Я рада прославить страну, которую очень люблю. Людям нравится музыка Кабо-Верде, я счастлива этим. Счастлива, что меня называют послом Кабо-Верде».

От ее родины, небольшой островной Республики Кабо-Верде, до Москвы — больше десяти часов лету. Этот благословенный край, где температура воды почти круглый год держится на отметке в двадцать пять градусов, а легкий океанский бриз не дает воздуху раскалиться, несколько веков назад обнаружили португальские мореплаватели. Вообще-то их каравеллы держали курс на Индию, но, увидев острова, моряки решили причалить. Тогда на территории нынешней Кабо-Верде не было ни единой живой души. Зато место оказалось очень удачным перевалочным пунктом: отсюда рукой подать до Африки, здесь можно было передохнуть перед длительным переходом в Бразилию. Постепенно острова стали заселяться: в одну гремучую смесь смешались африканские рабы, португальские торговцы, бразильские плантаторы, а еще — морские разбойники всех национальностей и мастей. Неудивительно, что именно на Кабо-Верде появился музыкальный жанр «морна», прославивший Эвору. Морна — это протяжные тоскливые песни, от которых ком встает в горле. Морна — это западно-африканские ритмы, замешанные на бразильских «модиньи» и приправленные португальскими «фаду». Морна — как крик отчаяния тех, у кого нет ни национальности, ни родины. Может, оттого местные жители, встав на ноги, стремятся поскорее уехать отсюда? И ищут по всему свету свою настоящую родину, и грустят об этом в своих морнах…

Вот и Эдуардо, высокий черноокий красавец-гитарист, не стал задерживаться в Кабо-Верде. Как только ему удалось заработать денег на билет в Европу, он упаковал в багаж свою любимую гитару и отбыл в неизвестном направлении. С тех пор почти два десятка лет брошенная им певица с царственным именем Сезария пела-плакала о своем любимом по барам городка Миндело — столицы Кабо-Верде. Все зря: Эдуардо так и не вернулся.

Эвора: «Да, это была настоящая страсть. Я, конечно, очень тосковала по нему, проклинала тот день, когда его встретила. Но кто знает: если бы не было его, может, я никогда не стала бы петь? Ведь именно Эдуардо когда-то предложил мне, шестнадцатилетней девчонке, выступать вместе с ним в Миндело».

После разлуки с Эдуардо Эвора еще не раз пыталась найти свое простое женское счастье. Она родила троих детей от разных отцов, но так и не пошла под венец. Говорят, на склоне лет Сезария стала настоящей мужененавистницей. В любом случае она не выдаст это ни единым словом или жестом.

Эвора: «Нет, мужа иметь я никогда и не хотела. Мне всегда нравилось жить с моей мамой. Потому что она любила меня».

На самом деле в родном Кабо-Верде Сезарию любили все. И прощали ей многое. Когда в возрасте тридцати четырех лет она завязала с вокальными опытами, жители Миндело частенько наблюдали, как подвыпившая Сезария шаталась по ночным улочкам, натыкаясь на углы домов. Но никто не осуждал ее и не бросал косых взглядов. Напротив, прохожие брали ее под руку и вели домой. Все понимали: Сезария пьет не просто так, у нее есть для этого серьезный повод.

Эвора: «Вы и представить себе не можете, как это ужасно, когда тебе каждый день говорят: „Пой, девочка, пой“. У меня уже просто не осталось сил».

Однако на Кабо-Верде существует другая версия того, почему Сезария ударилась во все тяжкие. И версия эта — более романтическая. В 1975 году на Островах Зеленого Мыса случился государственной переворот. Новая республика под названием Кабо-Верде перестала быть колонией Португалии и получила независимость. Когда на острове установился промарксистский режим, жизнь здесь стала абсолютно невыносимой. Туристы, до сей поры целыми гроздьями зависающие у стоек местных баров, забыли дорогу в Миндело. Половина увеселительных заведений разорилась, другая половина влачила совсем жалкое существование. Какие уж тут песни? Вот Сезария и ушла в почти десятилетний суровый запой от горя и тоски.

Выбраться из этого ада ей помогла соседка с характерным для русского слуха именем Изаура. Эта активная барышня в середине восьмидесятых годов попала в состав одной из комиссий ООН — в те годы уважаемая организация обратила внимание на нищие полуголодные острова. Изауре поручили снарядить на материк большую делегацию из музыкантов Кабо-Верде. Она-то и убедила Сезарию, что ей надо опять попробовать петь. Так Эвора в далеко не юном возрасте впервые выехала за пределы островов. Ей тогда было, между прочим, уже сорок семь лет! Путь Эворы лежал в Лиссабон. Именно там, в одном из баров португальской столицы, вскоре состоялась знаменательная встреча, которая перевернула всю жизнь Сезарии.

История гласит, что в том лиссабонском баре Сезария пела по вечерам, собирая себе деньги на обратный билет в Кабо-Верде. Что случилось с делегацией ООН, в составе которой певица выехала на материк, биографы умалчивают, а сама Сезария рассказывает довольно невнятно. То ли тоскливо стало ей в матушке-Европе, то ли концерты не задались. Словом, решила Сезария отбыть к себе на родину.

На ее счастье, в один из вечеров в бар заглянул французский продюсер Жозе да Силва. Это потом стало известно, что французский он — только по паспорту. Родился же и вырос Силва — ну вы уже и сами догадались! — на далеких островах Кабо-Верде. Услышав тоскливые морны своей землячки, Силва смахнул слезу и подошел к Сезарии. И буквально за пару минут убедил ее, что лучше лететь не домой на острова, а в Париж. И петь не в захолустных барах, а в самых лучших концертных залах мира.

Не сказать, чтобы музыкальная общественность сразу же приняла Сезарию в свои ряды. «Наутро она проснулась знаменитой» — это не про нее. Ни первый, ни даже второй ее альбомы не стали сенсацией в мире музыки. Только шестой диск Сезарии Эворы получил во Франции титул «золотого». Еще позже ее номинировали на премию «Грэмми». В пятьдесят три года она с легкостью собрала престижный парижский зал «Олимпия». В пятьдесят четыре ее узнали в Америке — после того как танго Ausencia прозвучало в фильме Эмира Кустурицы «Андеграунд». В пятьдесят семь Эвору пригласили в Голливуд — она спела знаменитый хит Besame Mucho для экранизации романа Диккенса «Большие надежды» с Гвинет Пэлтроу в главной роли. А в шестьдесят Сезария Эвора впервые прибыла в страну, о которой ранее никогда не знала. В этой стране под названием Россия она и встретила своих самых преданных поклонников.

«Вот только очень холодно у вас», — Сезария, тоскливо взглянув на вскипающие от капель дождя лужи, утепляется. Босые ноги с трудом втискивает в шлепанцы без задников. Поверх легкого платья накидывает кожаную куртку. Если бы не цвет ее кожи, Сезарию легко можно было бы спутать с какой-нибудь российской бабулькой, вышедшей на рынок купить помидоры подешевле. Точно-точно: такие же шлепанцы и кожаную куртку я видела как-то на Черкизовском развале.

Короткими перебежками добираемся сквозь дождь до машины. Сезария с трудом устраивается на заднем сиденье. Но уже спустя пару минут начинает громко голосить и дергать дверцу.

— Сигареты! Она забыла в номере свои сигареты, — объясняет переводчик столь бурную реакцию обычно бесстрастной Эворы.

— Купим по дороге, — успокаивают певицу. Сезария тут же послушно замолкает и впивается взглядом в окно. Сигареты — это то, без чего певица не может прожить и пару часов. Даже во время концерта она специально делает небольшой перерыв: пока ее музыканты играют инструментальные фантазии, Сезария жадно смолит где-нибудь в глубине сцены.

— Рассказывают, что из-за своего пристрастия к курению вы лишились машины. Это правда?

Эвора: «Да, мне мой продюсер как-то сказал: «Бросишь курить — подарю тебе «Мерседес». Я честно держалась какое-то время. А потом решила затянуться — всего-то один разок. И как раз в этот момент он зашел ко мне в номер. Ну и ладно. Почему, в конце концов, я должна отказываться от того, что мне нравится?»

— Но ведь смогли же вы когда-то отказаться от алкоголя. Хотя раньше, говорят, не начинали день без рюмки коньяка…

Эвора: «Просто я работала в барах Миндело. Тогда за меня, шестнадцатилетнюю девчонку, каждый хотел поднять тост. И я не могла эти тосты не поддержать. А позже, когда я перестала петь, стаканчик грога спасал меня от черных мыслей. Даже уже перебравшись в Европу, я не обходилась без спиртного. Бывало, что к концу концерта среди присутствующих я была единственной, кто еле стоял на ногах. Но вы не подумайте, теперь все это в прошлом. В декабре 1994 года я бросила пить. С тех пор на моем столе может появиться только обычная минеральная вода».

На самом деле это не совсем так. К себе в гримерку Сезария частенько заказывает бутылку хорошего коньяка. Но сама, действительно, к алкоголю не притрагивается. Зато щедро угощает всех, кто от пагубной привычки еще не избавился.

— Значит, бессмысленно задавать вопрос, понравилась ли вам русская водка?

Эвора: «Выходит, что так».

— А что еще, кроме отсутствия сигарет, может вас вывести из себя?

Сезария надолго задумывается. Взгляд ее бесцельно блуждает вокруг, пока она не упирается глазами в свои собственные руки — изуродованные глубокими шрамами.

Эвора: «Ну, конечно же, как я сразу об этом позабыла? Утюг! В номере обязательно должен быть утюг. Вы знаете, я всегда так переживаю, если не нахожу утюга! Просто места себе не нахожу, когда говорят, что это запрещено по правилам пожарной безопасности».

Страсть Сезарии к утюгам стала такой же легендой, как и ее босые ноги. Это факт: в какой бы части света ни находилась певица, перед концертом она собственноручно совершает акт глажки своих платьев и платков. Со стороны все это смахивает на какой-то жестокий и лишенный смысла ритуал. Пристроившись у гладильной доски, Сезария с блаженной улыбкой на устах начинает орудовать утюгом. Кто ее научил так гладить, неизвестно, но каждый раз процесс заканчивается одинаково: она обязательно обжигается. И пока в воздухе разносится тошнотворный запах жженой человеческой кожи, Сезария довольно хмыкает:

— Ну что я могу сделать? Утюги сами липнут ко мне! Надо бы еще пару раз обжечь левую руку, чтобы на концерте все выглядело симметрично.

И вы ни за что не догадаетесь, шутит она или говорит всерьез. Ведь через несколько минут Эвора может действительно обжечься — ровно два раза левой рукой. И со стороны это будет выглядеть чистой случайностью.

Машина, в которой Сезария едет на концерт, прочно застревает в банальной московской пробке. Что такое автомобильное движение в больших городах, Эвора прекрасно знает — она достаточно долго жила в Париже, чтобы привыкнуть к издержкам урбанизации. Ан нет! Ее свободолюбивая душа не может принять такие правила игры. Даже ливень не пугает певицу — на одном из оживленных перекрестков Сезария не долго думая открывает дверцу и опускает ноги в легких шлепанцах в глубокую лужу.

— Но, жамайш, — кричит она что-то на креольском, возмущенно машет руками и пытается сделать шаг под колеса рядом плетущегося автомобиля.

Сезарию совместными усилиями удается успокоить и посадить обратно в машину. Затянувшись сигаретой, она опять надевает на лицо бесстрастную маску.

— Автомобильные пробки — это, конечно, ужасно. А что вам понравилось в Москве — Красная площадь, Воробьевы горы? Куда вы ходили на экскурсии?

Эвора: «Что вы? С моими больными ногами? Нет, экскурсии — это не для меня. Предпочитаю смотреть на город через окно машины. Хотя нет, на Красной площади я однажды побывала. Мне нужно было купить новую сумку, и мы пошли в магазин, который как раз находится там. Красиво».

— Вы так часто бываете в России. Скажите, что вы узнали о нашей стране после стольких визитов сюда?

Эвора: «Что русские совсем не боятся холода. А еще то, что меня здесь любят».

Словно в подтверждение ее слов еще за несколько кварталов до концертного зала прохожие спрашивают лишний билетик. Мы даже немного притормаживаем, чтобы разглядеть тех, кто готов стоять под дождем в ожидании своего счастья. Публика очень разная — от молодых хиппи до серьезных дяденек в не очень дорогих костюмах. Тех, кто одет в костюмы дорогие, здесь не увидишь, они вот так запросто на дороге не стоят. Зато с легкостью отдают за концерты Сезарии сотню-другую долларов, чтобы слушать ее выступление из VIP-зоны. А люди побогаче просто приглашают ее на закрытые вечеринки. Рассказывают, что однажды во время визита в Москву Эвора выступала в дорогом ресторане для горстки крутых авторитетов. А что здесь удивительного? Ведь они заплатили такой высокий гонорар!

Вот, наверное, за что еще любят Сезарию — она не старается казаться лучше, чем есть. Никаких заумных штучек — она честно говорит обо всем, что у нее на уме. Как-то на одной столичной пресс-конференции ее спросили: «Скажите, что вас радует в этой жизни, кроме пения?» Певица, на минуту задумавшись, очень серьезно ответила: «Деньги. Ну и то, что я стала знаменитой, наверное». Зал замер от такой прямоты.

В другой раз журналист попытался выяснить, какой концерт для Сезарии стал самым запоминающимся. Как вам такой ответ?

— Для меня все концерты в общем-то одинаковые. Разница, конечно, есть: где-то публика ближе к сцене, где-то подальше. Иногда люди в зале стоят и приплясывают, а иногда сидят и слушают.

…Для нас она навсегда останется грузной старухой с больными ногами, обожженными руками и чуть расфокусированным взглядом. Никто никогда не узнает, как выглядела та, в кого полвека назад влюбился черноокий красавец-гитарист Эдуардо. Не увидит стройный стан шестнадцатилетней певицы, в честь которой когда-то поднимали тосты все туристы Миндело. Но поет эта усталая пожилая женщина с внешностью торговки апельсинами о чем-то нашем, таком близком и родном. Не случайно один из самых известных хитов, при первых аккордах которого зал обычно утопает в аплодисментах, так и называется — Sodade. Что в переводе с мало кому понятного в России креольского означает «тоска».

В 1997 году во Франции вышла книга журналистки Вероники Мортень «Голос Зеленого Мыса», посвященная Сезарии Эворе. Чтобы написать ее, француженка отправилась в нелегкое путешествие к Островам Зеленого Мыса, где длительное время жила рядом с Эворой, записывая каждый ее шаг. Результат получился ошеломляющий. Никто никогда не видел Сезарию такой, какой увидела француженка.

Дом Сезарии находится на улице Первого мая, в Миндело. В нем всегда много дорогих ее сердцу людей. Кто живет вместе с Сезарией? Старенькая мать Жоана. Дочь Фернанда с двумя детьми. Сын Эдуардо. Личный шофер. Повар Пирок. Продюсер, близкий друг и помощник Жозе да Силва. Подруга средних лет, собачка по кличке Зека и некий молодой человек — любовник Сезарии.

В свободные минуты Эвора тщательно ухаживает за своими длиннющими ногтями, которые всегда красит в темно-красный цвет. Ухоженные ногти смотрятся нелепо и даже вульгарно на ее полных, изувеченных руках. Она начала делать такой яркий маникюр еще в молодости — потому что часто смеялась, а чтобы не было видно ее разрушенных зубов, прикрывала рот руками. Став знаменитой и состоятельной, она обзавелась ослепительной челюстью — но привычка красить ногти сохранилась. Эвора любит носить золотые украшения — ведь раньше она не могла себе этого позволить даже в смелых мечтах.

Страсть ко всему яркому у Сезарии безудержна. На комоде в ее спальне громоздится батарея парфюмерных флаконов, кремов, лаков для ногтей немыслимых оттенков, кисточек, пуховок, расчесок и фенов. Ритуалы макияжа для нее священны! Она будто играет роль принцессы, которую не смогла сыграть в юности.

Сезария постоянно носит передник с большими вместительными карманами, куда кладет многочисленные ключи, пачки денег, завернутые в полиэтиленовые пакетики, и мелочь, которую она щедро раздает направо и налево. Ценности денег не чувствует и счет им не ведет. На первом этаже располагается столовая, где в любое время суток для любого гостя будет накрыт стол с хорошей едой.

Сезария часто дремлет прямо на полу в прихожей, положив под голову подушку. Почему в прихожей? Ей нравится смотреть, как за распахнутой настежь дверью снуют прохожие. Местное правительство хотело подарить ей роскошный особняк, но Сезария отказалась, посчитав его неудобным и тесным для своей большой семьи.

Исповедь Сезарии, записанная с ее слов журналисткой Вероникой Мортень:

«Меня зовут Сезария Эвора. Я африканка. Что такое жизнь, мне довелось узнать слишком рано, но это не помешало мне иметь очень счастливое детство. Моя семья была бедной, но никто из нас, детей, не голодал — благодаря тому, что родители сдавали в аренду часть дома, а бабушка держала огород, выращивая арбузы, кукурузу, фасоль. Собирая небольшой урожай, мы всегда раскладывали его на кучки и делили между соседями. Возможно, от бабушки у меня осталась привычка все, что у меня есть, делить с другими.

Когда шли дожди, я с другими детьми лепила из грязной глины смешные фигурки. Мы их высушивали и долго играли. В сезон дождей мы были заняты сбором воды — набирали ее в разные сосуды, а потом несли домой. Мы даже пили ее — я до сих пор помню этот особенный вкус. А еще я помню огромное количество гусениц, которых ребята собирали и прятали в спичечные коробки — через несколько дней оттуда вылетали бабочки!"

О своих мужчинах певица рассказывает весьма откровенно: «Первый раз я влюбилась в состоятельного коммерсанта из Миндело, и в этом я не призналась даже матери, хотя мне было четырнадцать лет. О наших отношениях никто ничего так и не узнал. Тот мужчина был красив и невероятно приятно пах. Он был первый, кто открыл мне большой путь любви. Сегодня он мой большой друг. Он любит, как я пою, любит мой голос. Но в те далекие времена он и не подозревал, что я стану певицей. Я была зажатой, нерешительной, скромной девочкой, замкнутой и скрытной. У меня не было подруг, которым я могла бы доверить свои сердечные тайны. Наши отношения долго не продлились. Потом я влюбилась в музыканта Эдуардо. Он и обнаружил, что у меня есть голос. Мы стали везде выступать вместе. Он сочинял песни и аккомпанировал мне на гитаре. А потом вдруг однажды взял и уехал. И где-то там, на новом месте, очень удачно женился. Сейчас он живет в Голландии и несколько лет тому назад специально приезжал в Роттердам, чтобы сыграть со мной на сцене. Когда родился мой первый сын, он даже хотел его усыновить. Я отказалась — ведь он не был ему родным отцом. Но своего первенца я все же назвала Эдуардо — в его честь.

У меня было столько мужей, что я потеряла им счет. Но вот законного супруга не было никогда. Те, от кого я рожала детей, не жили со мной под одной крышей. Всю свою жизнь я провела вместе с матерью в ее доме, доме священном. Отец моего первого ребенка звался Бенжамен. Он был родом из Португалии и работал механиком на корабле, на палубе которого мы и познакомились. Я там выступала, заметила его — он мне понравился. Мне тогда было восемнадцать. И хотя в те времена было принято снимать для своих любовниц квартиры в городе, Бенжамен для меня этого не сделал. Узнав, что я забеременела, он тотчас же уехал и больше никогда не возвращался. Маленький Эдуардо так и не узнал своего отца.

О замужестве я никогда не думала. Ну вот такая я женщина: влюбляюсь в одного и уже приглядываюсь к другому.

Мне очень нравились футболисты. Они были красивы, популярны. Их окружал успех. И они водили респектабельные знакомства в среде состоятельных людей. Я часто ходила на футбольные матчи, чтобы полюбоваться на них! И только сейчас перестала, иначе… все мои чувства опять вернутся, и я начну крутить с ними любовь. Кстати, отцы двух моих детей — футболисты. Первый из этих детей умер еще в младенчестве, а второй выжил. Это Фернанда, которая живет со мной вместе со своими двумя детьми, моими внуками, Жанет и Адильсон".

Внуки Сезарии тоже не узнают, кем был их настоящий отец. Вот что говорит об этом «босоногая дива»: «У нас в Кабо-Верде так сложилось, что женщины воспитывают своих детей одни. Их родные отцы либо уехали на заработки в неизвестном направлении, либо им все равно, где и как живет их ребенок. Иногда, правда, и молодые матери оставляют детей своим родителям и уезжают за удачей в никуда.

Если молодым отцам удается где-то устроиться, чаще всего за границей, и даже получать приличную зарплату, они никогда не помогают брошенным женам и детям. Поэтому здесь, в Кабо-Верде, все женщины выкручиваются как могут.

Я очень тяжело переживала, очень страдала из-за того, что родной отец Эдуардо так поступил со мной и со своим сыном. Отец моей дочери, кстати, продолжал жить здесь, в Миндело, по соседству, но тоже ничего не сделал ни для меня, ни для своей дочери. Единственным мужчиной, который повел себя достойно, оказался отец Фернанды — Пидукинба. Он ее признал. Не потому ли именно его я больше всех и любила? Но в один прекрасный день его пригласили по контракту играть в футбол в Португалию. Поначалу он посылал мне деньги — помню, как я ходила получать конверты в дом к его тете. Но однажды все это закончилось.

Я очень благодарна своей матери и своим братьям, что они помогли мне поднять детей и достойно их воспитать.

Что вам еще рассказать о себе? Я всегда хотела быть свободной и незамужней женщиной, я никогда не хотела связывать себя какими-либо обязательствами с мужчинами. Конечно, у меня была личная жизнь, но она существовала вне стен дома моей матери, нашего с ней дома. Я родилась, чтобы петь. Музыка мной полностью овладела и стала мной. Что еще добавить к этому?"