Бари Алибасов-младший: «Мне удалось справиться со своими комплексами»
Всю жизнь он пытался выйти из тени знаменитого отца. В биографии младшего Бари были и побеги из дома, и учеба в школе сайентологов, и лечение у психотерапевта.
Всю жизнь он пытался выйти из тени знаменитого отца. В биографии младшего Бари были и побеги из дома, и учеба в школе сайентологов, и лечение у психотерапевта.
Впервые мы встретились во время совместной фотосессии Алибасовых для нашего журнала. Поразили тогда два факта: во-первых, насколько похожи эти двое — просто как две капли воды. Во-вторых, нежность, с которой отец и сын относятся друг к другу. История их взаимоотношений достойна современной «Педагогической поэмы» — от любви до ненависти и обратно.
Бари, как познакомились ваши родители?
Бари Алибасов: «Маму зовут Елена Уронич, она обычная домохозяйка из Саратова. Их познакомил мамин жених. И, наверное, это было его самое большое упущение в жизни. Потому что мама влюбилась в Бари Алибасова без памяти и порвала с этим парнем, хотя у них вот-вот должна была состояться свадьба».
А кем был жених? Тоже из шоу-бизнеса?
Бари: «Ну, не совсем. Просто человек, близкий к этой тусовке. По-моему, Сергей Жорин его звали. Или Жариков? В общем, что-то такое было на „ж“ и вроде из мира шоу-бизнеса. Но это не помешало отцу взять то, что он хочет».
Вы знали, кто ваш папа, или от вас это скрывали?
Бари: «Никто не скрывал, я это знал с детства. Просто видел его мало — раз пять. Пока мне не исполнилось четырнадцать лет и пока я к нему жить не переехал. Но мысль о том, что у меня папка такой известный и его по телевизору показывают, была со мной всегда».
Друзьям во дворе рассказывали?
Бари: «А все и так знали, я же в городе Саратове рос, в обычном дворе. (Смеется.) С одной стороны, меня считали маменькиным сынком, потому что мама меня сильно любила и опекала. Они с отцом расстались, и я остался у нее единственной частичкой от человека, которого она обожала. И вот бегал я во дворе весь такой в маминой заботе, да еще и с длинными волосами (маме так нравилось). Все меня девчонкой обзывали и норовили настучать по башке. Отец еще присылал мне всякие необычные шмотки из-за границы. Бывало, иду я по двору в джинсах рваных (как тогда говорили, неформальных), с длинными волосами и в кроссовках адидасовских — ну можно понять среднестатистического саратовского парня, которого хлебом не корми, дай только репу сыну Алибасова начистить».
И что вы делали? Записались в какую-нибудь секцию единоборств?
Бари: «Периодически я чем-то занимался, но не могу сказать, что серьезно. В основном я к маме бегал жаловаться. Но при этом детина-то я немаленький, и побить меня было не такой уж легкой задачей. В общем, драться приходилось много».
Крошка сын к отцу пришел
Бари Каримович рассказывал, что принял решение забрать вас в Москву, так как боялся, что сына загубит женское воспитание.
Бари: «Не совсем так. Отец, наверное, все-таки обеляет себя немного. Действительно, его опасения начались в тот момент, когда он услышал, как я кричу из туалета „все!“, чтобы мама прибежала мне задницу подтереть. Мне тогда было уже лет восемь или девять. Он эту историю рассказывал. Так что подтверждаю — все правда. (Смеется.) Но отец считал, что сын должен сам принять решение, с кем ему жить. Не стал он за меня воевать, когда мама сказала, что ребенка себе оставит. И мама мне всегда внушала, что я папе не нужен, у него своих дел куча… Я ему никогда первый не звонил. Мы все собирались у телефона и ждали его звонка. А в тринадцать лет у меня какой-то внутренний конфликт начался. Хотелось самостоятельности, а мама со своей любовью и опекой просто жить не давала. Сидишь с друзьями на скамейке, а она за деревьями прячется, подсматривает. Очень весело. Я со скандалами убегал во двор гулять. И однажды, когда мы в очередной раз с отцом увиделись, я предложил: „Папа, давай я к тебе жить перееду“. Он подумал и, к моему большому удивлению, согласился. Мы сели в машину и поехали в Москву».
Не поставив маму в известность?
Бари: «Сказали ей по телефону. Скандал был жуткий! Мама написала письмо губернатору о том, что у нее украли сына, что этот старый извращенец Бари Алибасов, у которого закончились молодые парни, похитил ее ребенка и неизвестно что с ним будет делать. Она же никогда в жизни не работала и, видимо, всю свою накопившуюся энергию выпустила в той ситуации. В итоге отцу пришло письмо из саратовской администрации, что сына срочно нужно вернуть матери. Пришлось мне возвращаться в Саратов. Только через полгода, когда мне исполнилось четырнадцать, я получил паспорт и смог сам принять решение, с кем жить».
И выбрали отца?
Бари: «Я переехал к папе не из-за сильных чувств, а потому, что пытался убежать от мамы. Я чувствовал, что ее постоянное любовное преследование мешает мне развиваться, приносит дискомфорт. Я готов был бежать в любом направлении. Просто папа казался самым подходящим вариантом».
Мама, наверное, сильно переживала?
Бари: «Конечно. Она даже в психиатрической больнице лежала. Сейчас все нормально, слава богу».
И какой показалась вам московская жизнь?
Бари: «Для меня это был другой мир. Я ведь жил в Саратове достаточно бедно. Отец присылал нам много вещей и деньги — тоже много, но редко. То есть он мог оставить тысячу долларов на год. На эту сумму можно было нормально жить, но проблема заключалась в том, что моя мама — женщина очень рассеянная. И с деньгами, которые присылал отец, постоянно случались какие-то казусы. То она понесет доллары в обменник и менялы ее кинут, то у нее просто эти деньги из сумочки выкрадут. А однажды нашу квартиру обворовали. Все шмотки вытащили, которые отец привозил. Обычный криминогенный район девяностых. В итоге отец думал, что у нас все хорошо, а на самом деле мы втроем жили на пенсию бабушки».
А мама почему не работала?
Бари: «После окончания института она практически сразу познакомилась с Бари. А вскоре родился я, и она решила посвятить жизнь моему воспитанию. Поэтому детство у меня было тяжелым в материальном плане. Стандартная норма питания — чай с хлебом на обед, чай с хлебом на завтрак, суп по средам. Чтобы как-то себя побаловать, я ехал на дачу собирать черную смородину. Потом нес ее на рынок продавать. Так в конце дня появлялась денежка на новую видеоигрушку. В общем, пятьдесят рублей в месяц на карманные расходы — это был финансовый предел. И тут приезжаю я к отцу в Москву. Он говорит: „Баловать тебя не стану. На тысячу рублей, сходи купи кофе и хлеб, ну, а сдачу можешь оставить себе“. (Смеется.) Первый поход в магазин стал для меня жутким стрессом: огромный мегаполис, шумные улицы, машины снуют, где здесь найти магазин… Я заблудился. Но вспомнил слова отца: „Вот твой адрес, язык до Киева доведет. Спрашивай, люди подскажут, как идти обратно“. В общем, два часа я ходил за этим хлебом. Принес все отцу, сдачи осталось пятьсот пятьдесят рублей. Представляете, какое это было для меня неслыханное богатство! Так и началась московская жизнь, в полном полете фантазии: ночные клубы, тусовки, гулянки… Отец искренне считал, что держит меня в строгости. А для меня это был, наверное, самый райский период в жизни».
Золотая молодежь
А учились вы где?
Бари: «Отец нашел мне очень хорошую школу, лицей. Платил за обучение бешеные деньги — четыреста восемьдесят долларов в месяц, в два раза больше тогдашней среднестатистической зарплаты москвича! Учиться мне нравилось, но и молодежная жизнь кипела. Помимо учебы у меня была масса занятий: пойти подраться со скинхедами на Арбат, пьянку с друзьями устроить, ну и творческие затеи были — спектакли, ансамбли. Я вырвался из-под материнской опеки, и отцу сложно было держать меня в узде. Единственным рычагом давления на меня был финансовый. Отец его потерял, когда отправил меня на лето в Америку».
Зачем?
Бари: «Он хотел, чтобы я понял, как тяжело зарабатываются деньги. (Смеется.) У отца в Штатах жила подруга, великолепная мудрая женщина Татьяна Романова (она сейчас занимается кинопрокатом). У нее я должен был остановиться ну и как-то там подработать. С утра я бежал на мойку машины пылесосить, во второй половине дня служил официантом в русском ресторане, а ночью исполнял функции охранника на стройке. Строился один из самых пафосных ресторанов Лос-Анджелеса, и там была куча дорогих материалов. Я нашел хорошего друга, мы с ним вместе охраняли. Это было прикольно: можно дискотеку ночью устроить, девчонок привести. Главное, чтобы никто ничего не украл».
Пытались?
Бари: «Да. Слышим однажды: забор трясется — два афроамериканца лезут. Мы с гиканьем и русским матерком как выбежим из-за здания! Они очень испугались, упали с забора и пустились наутек. Для Лос-Анджелеса вообще нонсенс, что кто-то что-то охраняет. Так что для тех парней это стало моральным потрясением. По возвращении в Москву у меня в кармане лежало шесть тысяч долларов, а это тогда примерно равнялось средней зарплате москвича за два года. И когда папа в очередной раз стал меня стращать: мол, если я не пересмотрю свое раздолбайское поведение, он перестанет меня содержать, — я просто фыркнул в ответ. Мы сильно поскандалили, и я уехал в Саратов, где счастливо профукал все заработанные деньги. Через три месяца пришлось вернуться к отцу. Он поставил меня перед выбором: «Либо ты живешь с мамой в Саратове, либо бросаешь своих друзей, пьянки-гулянки и едешь учиться в Англию, в школу сайентологов».
Что там за школа? Интересно, расскажите.
Бари: «Ой, ужасная школа. Я там угорал над народом, как только мог. Сайентология мне вообще не нравилась. Первый принцип — надо все про всех рассказывать. А это же стукачество! Я сразу воспринял сайентологическое направление как „непацанское“, и учиться мне там не хотелось. Поэтому на собеседовании постарался произвести как можно более отвратное впечатление. Спрашивают: „Употребляли ли вы когда-нибудь алкоголь?“ Я говорю: „Нечасто, но раз в неделю у нас стабильно с друзьями большие пьянки“. У человека в приемной комиссии прямо глаза округлились, потому что первый раз за всю историю существования школы поступающий ребенок заявил, что он пьянствует. „А сигареты курите?“ — „Три месяца назад бросил, курил с седьмого класса“. — „А наркотики когда-нибудь употребляли?“ — „Сильно тяжелых не пробовал (к ним привыкаешь быстро), а вот травку покуриваю“. Ну и после такого собеседования меня сразу в школу не взяли, а отправили на три месяца жить в семью к наркологу. Во время последующей учебы в школе я еще больше разочаровался в сайентологии как таковой, но получил неплохое прикладное образование, которое мне в жизни пригодилось. Я уже думал в Оксфорд поступать, но что-то ужасно надоела мне Англия. Атмосфера не та, люди не нравятся, школа не нравится. В общем, открыл там секцию по боксу, собрал втихаря денег со своих одноклассников, купил билет и приехал обратно в Москву. Отец даже не в курсе был, что я из школы сбежал».
Там же сертификат дают об окончании?
Бари: «Приехал в Москву, быстренько все сдал экстерном. А здесь как раз открывалась Московская финансово-промышленная академия. Им нужен был человек, который занимался бы раскруткой учебного заведения. А я благодаря сайентологам очень хорошо разбирался в рекламе и пиаре. К тому же там работал бывший коллега отца. Несмотря на то что мне было всего семнадцать лет, меня взяли в проект. Так я начал самостоятельную жизнь, поселился в общежитии, работал и параллельно учился в этом вузе».
Не жалели, что сбежали из Лондона? Все-таки получить европейское образование престижно…
Бари: «Я в жизни всегда делал то, что мне хочется, и плевал на какие-то шаблоны. Не думаю, что мое решение было неправильным: вместо того чтобы просиживать задницу в Оксфорде и слушать лекции, я уже через два года стал здесь заместителем проректора по развитию! Десять лет отдал этой работе. Отец сначала слегка офигел от того, как борзо я принял все эти самостоятельные решения. Но потом видит: а сын-то живет, себя обеспечивает, еще и деньги маме в Саратов посылает. Перестал указывать, что и как мне делать, и у нас установились шикарные отношения».
У вас с отцом якобы даже существовал контракт, который прописывал ваши права и обязанности?
Бари: «Да, папа считал этот документ своей уникальной находкой, ноу-хау. Для меня же это была фигня полная. В итоге мы все равно с отцом в разных направлениях разбежались».
Правда ли, что однажды он дал вам сто долларов на проститутку?
Бари: «Нет, на проститутку я накопил сам со сдачи „от кофе и молока“. (Смеется.) Саратов — это, наверное, самый продвинутый город в России по коммерческому интиму. По неофициальной статистике, каждая тридцатая женщина так или иначе задействована в этой сфере. Устоять перед искушением было сложно: приезжая в Саратов, я имел в кармане тысяч семь рублей, а услуги элитной куртизанки стоили триста рублей в час. Представляете, как можно было развернуться? Поэтому когда папа дал мне триста долларов на проститутку, „чтобы она тебя, мальчик, всему научила“, я даже не понял зачем. Вся тусовка прекрасно знала о моих похождениях в Саратове. Поэтому папины доллары я потратил на новую игровую приставку».
Ангелы и демоны
А любовь случалась у вас в этой атмосфере разврата?
Бари: «Поскольку я был маменькиным сынком, абсолютно асексуальным, девочки меня не любили. А если и общались, то исключительно из-за интереса: что это за черт такой — сын Бари Алибасова? Но когда я переехал в Москву, все резко изменилось. Перед подъездом постоянно дежурила куча фанаток „На-На“. Иногда в темноте меня принимали за Володю Политова, бросались целоваться, я не отказывался. (Смеется.) В общем, женщины стали уделять мне внимание, и здесь в школе у меня появилась первая настоящая любовь, Макаренкова Алла. Моя одноклассница. Очень милая, красивая девушка. Пять месяцев романтики! Я ездил к ней на дачу в Троицк, мы гуляли по паркам, все было замечательно. Я даже купил двух ангелочков: одного подарил ей, а другого оставил себе — дескать, это нам на вечную память. А однажды пригласил ее в гости, сижу, показываю ей какие-то саратовские фотографии, и тут в комнату заходит отец. Я ему: „Папа, знакомься: это моя любимая Алла“. Он посмотрел и говорит: „Ну, с пивком потянет твоя Алла. Делай побыстрее с ней свое дело и приходи, я тебя жду“. Так неудобно и неприятно было в тот момент! А после разрыва отношений с Аллочкой во мне как дырку пробили, из которой начало выплескиваться все мое „любвеобилие“, которое хранилось, наверное, все это время в городе Саратове под длинными волосами и неформальными шмотками. Слава богу, у меня отец был очень демократичным, только постоянно напоминал о средствах предохранения и подкладывал их мне в комнату».
Веселая у вас была жизнь…
Бари: «Да, я попробовал, как живет „золотая молодежь“. И счастлив, что это длилось всего два года. Наверное, если б я с самого начала жил с отцом в Москве, никакое его воспитание не оградило бы меня от тех проблем, которые существуют у детей богатых родителей. Очень большая разница между нами по приспособляемости, отношению к жизни и внутренней закалке, которая имелась у меня к тому моменту».
С «нанайцами» у вас какие отношения были?
Бари: «Шикарные! Они же постоянно приезжали на гастроли в Саратов. На концертах отец даже иногда выводил меня на сцену, чтобы я там кланялся вместе со всеми. Поэтому я был для них не новым человеком, а почти что „сыном полка“. И они для меня нечто среднее между друзьями и родственниками. Брутальный Политов, жизнерадостный Жеребкин, мудрый Асимов — каждый из них уникален, у каждого можно что-то почерпнуть. Сейчас чаще всего с Вовкой Политовым общаемся».
Странно, что у вас не возникло желания попробовать себя в музыке.
Бари: «Абсолютно не странно. Это клеймо — „сын Бари Алибасова“ — стало причиной самых больших моих эмоциональных потрясений, травм и неудач в жизни. Тебя с детства бьют, любят и интересуются тобой только потому, что ты сын известного человека. Получается, это единственное, что отличает тебя от других. А по всем остальным параметрам к тебе относятся очень плохо: толстый, бегаешь хреново, поэтому мы с тобой в казаки-разбойники играть не будем. И общаться с тобой не будем, потому что ты маме все рассказываешь. У меня огромное количество жизненной энергии уходило не на созидание чего-то нового, а на то, чтобы доказать миру: я ж не просто тупо сын! И в этом крылась ошибка, потому что, взяв первую высоту, начинаешь хвастать: мол, смотрите, чего я добился. Вместо того чтобы двигаться дальше. Мне удалось со своими комплексами справиться лишь года полтора назад, и то при помощи профессиональных психотерапевтов».
Как все серьезно! Вы сказали, что завязали с учебной работой, а чем сейчас занимаетесь?
Бари: «Интернет-проектами. Понимаете, мой уход в образование был связан с тем, что я всю жизнь бежал от своего сходства с отцом. У нас ведь немало общего. Подход к жизни одинаковый, нас „точат“ одинаковые вещи, даже в еде вкусы схожи. Да и большинство ссор у нас случалось не из-за того, что мы такие разные, а из-за того, что мы такие одинаковые. Группа „На-На“ и высшие учебные заведения — это радикально противоположные виды деятельности. Но сейчас, когда уже не надо доказывать, как я крут, я понял, что нужно получать удовольствие от того, что ты делаешь. Образовательная деятельность мне немножко надоела, захотелось реализовать какие-то более близкие к отцовской личности качества. Мне нравится творить, эпатировать публику, я люблю создавать различное видео. Сейчас занимаюсь производством вирусных роликов, лайками, аватарками, на моей страничке в социальных сетях сорок миллионов подписчиков! А я под это дело продвигаю разные бренды и товары».
Деньги на этом можно сделать?
Бари: «Безусловно. С точки зрения финансов вообще все хорошо сложилось, потому что я влез в золотую нишу (туда, где пока никого нет). Cейчас социальные сети — огромная финансовая жила. Думаю, можно сформировать себе неплохое материальное будущее».
Квартиру-то сами покупали? Или папа помог?
Бари: «Это арендованная квартира. Раньше я был озабочен всевозможными жизненными благами. Хотелось машину крутую: пока не купил БМВ, спать не мог. Нужно было квартиру в центре, в самом козырном месте, если не купить, то хотя бы снять. А сейчас я успокоился. Пять лет на одном автомобиле езжу — и слава богу. И покупка квартиры не горит. Мне интереснее тратить финансовые средства на созидание. И плевать, сколько я на этом заработаю. Главное, чтобы была возможность творить».
Жена разделяет ваши взгляды?
Бари: «Жена, которая сейчас дрыхнет в соседней комнате, вообще уникальное создание. Она считает, что женщина не должна брать деньги у мужчины. Я пытаюсь ей купить что-нибудь, а она говорит: «Я сама!» И даже оскорбляется, когда ей оказывают какую-либо материальную помощь. Мне обидно, что она не берет, а друзья говорят: «Вот тебе повезло!»
Где же вы нашли такую девушку?
Бари: «В социальных сетях».
Когда мы виделись на съемке несколько месяцев назад, вы еще были холостяком…
Бари: «Это мой второй официальный брак и третий по сути. Первые серьезные отношения у меня были в девятнадцать лет. Я тогда раскручивал Московскую финансово-промышленную академию, мы с утра до вечера работали, был дружный, сплоченный коллектив. И вот одна из коллег стала той женщиной, с которой я прожил два года. А через некоторое время у меня случились новые отношения, которые уже были оформлены официально. (Бари был женат на модели Надежде Гущиной. — Прим. авт.) Этот брак распался через три года, после чего я обратился к психологу, чтобы понять, почему у меня личная жизнь не ладится. И он объяснил, что у меня комплекс неполноценности, над которым надо работать».
Судя по всему, у вас это получилось.
Бари: «Да. После развода страсти улеглись. В профессиональном плане вообще все стало здорово, и вот нарисовался роман. В мае прошлого года. Как раз тринадцатого мая».
Не пятница была?
Бари: «Нет, воскресенье. (Улыбается.) Посмотрел — на аватарке девочка прикольная, красивая. Списались. Она собиралась прыгнуть с парашютом. Ну, мы поехали и прыгнули. И вот с тех пор живем вместе. Первого сентября расписались».
Вы говорите, она такая уникальная, денег не просит. Сама хорошо зарабатывает?
Бари: «Что-то делает, проекты какие-то мутит, там у нее мастер-классы с фотографами. При этом скромная безумно: ее фото висят на лучших модельных сайтах, а она себя моделью не считает. Так, говорит, хобби. При этом еще продает рекламу на телевидении. В общем, разносторонний человек, смотрю на нее и радуюсь».
А как ее зовут?
Бари: «Олеся».
Красивое имя.
Бари: «Спасибо большое. Имя красивое, девушка хорошая — что еще надо? Повезло так повезло!»
Какая-то у вас тихая свадьба была… Даже не писали об этом.
Бари: «Да, мы так и хотели — втихаря. Это, наверное, как раз антагонизм по отношению к отцовской эпопее с его свадьбой. (Создатель группы „На-На“ сделал предложение своей возлюбленной Виктории Максимовой в прямом эфире на телеканале НТВ. Бари Каримович подарил девушке кольцо с бриллиантом, и она сразу же согласилась стать его женой. — Прим. авт.) До сих пор, видимо, мне хочется в чем-то быть от него отличным. Мы с Олесей единственные, кто присутствовал на нашей свадьбе. Пошли в загс, расписались — и дальше по своим делам».
И даже никак не отметили?
Бари: «Вообще никак».
И в свадебное путешествие не поехали?
Бари: «Некогда. Создавать надо, творить!»
