Ян Цапник: «Моя теща Августа — святая женщина»
Актер признается в интервью, что обожает свою семью, но видит домашних редко
Ян Цапник сейчас нарасхват. Он сам признался, что попадает в лоно семьи в лучшем случае двадцать дней за весь актерский сезон. Но, несмотря на это, человек он очень домашний. Обожает сидеть на кухонном диване и смотреть старые фильмы, любит гулять с женой и дочкой, за чашкой чая беседовать с тещей, которая живет вместе с ними. Семья у него крепкая, и жена одна-единственная, что редко бывает у актеров. Да и сам Ян — большое исключение среди представителей своей профессии. Он с большим юмором относится и к своей персоне, и к миру в целом.
— Вы из театральной семьи. Поэтому стали актером?
— Скажем так: из полутеатральной. Моя мама Валентина Николаевна — спортсменка, бегала «полторашку» и восемьсот метров. Папа же, Юрий Викторович, пропадал в театре. Я не знаю, кто из них больше на меня повлиял, но учился я в спортивном классе, а рос за сценой. Ребенком ездил на гастроли и даже играл спектакли. Конечно, эта зараза запала в душу. Но, несмотря на это, я поначалу был поваром-кондитером, а уже потом решил поступать в театральный институт.
— А в повара как попали?
— С восьмого класса у меня начался учебно-производ-ственный комбинат (УПК), где школьникам давали азы какой-нибудь профессии. Пошел туда, где больше девочек, — на повара! Прижился и даже показывал неплохие результаты: выиграл чемпионат района по шинковке капусты. Я и практику проходил: все лето работал в столовке на фабрике для глухонемых. И это было, как сейчас говорится, прикольно. Ну и историй смешных хватало. Как-то мы заговорились с товарищем, смололи деревянный пестик в огромной мясорубке, потом долго очищали ее, но мясо все равно получилось из серии «собака вместе с будкой»: в нем попадались щепки. В общем, к окончанию школы я стал поваром-кондитером третьего разряда и думал, куда поступать, — в Сверд-ловский театральный институт или в институт физкультуры имени Лесгафта в Ленинграде. Но судьба все решила за меня. В 1985 году я получил на тренировке солнечный удар, полмесяца провалялся дома. В итоге с профессиональным спортом пришлось завязать.
— Ваш папа ведь тот самый Юрий Цапник, который в знаменитом «Взломщике» снимался с Констан-тином Кинчевым?
— Да, играл там алкаша-отца. Мы с ним встретились тогда в буфете на «Ленфильме», я в это время в Питер на гастроли приехал с театром. Папа впервые увидел, что я с сигаретой. Выпили шампанского. Он засмеялся: «Ну, я смотрю, ты уже научился быть артистом…» А в 1989-м, когда я был в городе на Неве проездом из армии, повздорил на Марсовом поле с патрулем. Сбежал от них и случайно попал на Моховую улицу, где увидел театральный институт. И не поехал в Свердловск доучиваться. Перевелся. Учился вместе с Димой Нагиевым, Игорем Лифановым, Толиком Журавлевым, Лешей Климушкиным, Димой Хоронько. Много было интересных ребят. Знакомые тут же потащили меня на Рубинштейна в рок-клуб. Я был в шоке. Я же уходил в армию из СССР. А тут — какие-то рокеры, панки…
— Помните, как Кинчев на «Взломщике» работал? Ходили к отцу на съемки?
— Ходил. Даже во «Взломщике» засветился, спиной мелькнул перед камерой. Я помню, как Кинчев расстроился, когда кожаную летную куртку порвал. Ему девочки из костюмерного цеха сразу другую подарили.
— Вас прямо из армии вызвали на пробы в фильм «Афганский излом». Почему вы так и не снялись в нем?
— Я служил в десантных войсках. Как раз вышел на дембель и получил большие деньги — тогда платили за парашютные прыжки. Их хватило и на коньяк, и на билет до Питера. Но ни на какие пробы я не попал. Я не мог принять, что советского майора будет играть Микеле Плачидо: что, наших артистов нет, которые служили?! Явился на студию прямо в десантной форме, так как гражданки еще не было. Сказал, что думаю по поводу этой картины, развернулся, и на выход. Ну, дурак был, ничего уж тут не поделаешь…
— Это был шанс, ведь в то время кино практически не снимали. Не разочаровались в актерской профессии, не хотели уйти?
— А меня и в актеры-то не посвящали, несмотря на то, что после института я попал в БДТ и имел уже пять ролей. Когда работы было мало, мы сидели на озвучках. Писали все — начиная от «Черепашек-ниндзя» до «клубнички». Что мы только по ночам не вытворяли! Днем чешские мультики, а под вечер раздается: «Пришли два порнофильма!» Писали легко, с первого раза, чтоб быстрее уйти! Потому что в 11.30 уже была репетиция в театре. Последний мультик, который я записал, — «В поисках Немо».
— А «Черепашек-ниндзя» вы всех озвучивали?
— Нет. Донателло, Рафаэль и этот… там еще Супермозг был. Озвучивали черепашек два парня и девушка. Соответственно, всех «девочек» забрала моя коллега. А «мальчиков» мы с приятелем, на двоих. Озвучание меня вообще радовало. Мы были, как говорится, на острие ножа. Знали все новинки мультипликации. А еще были в курсе программ на каналах «National geographic» и «ВВС», ведь документальные фильмы мы тоже писали. Кстати, в цикле «Великие трюки Голливуда» есть и мой голос. Мы часто успевали «переварить» сюжет, пока работали в студии. Да что говорить — озвучка выручала! И еще повезло: попал в программу «Сказка за сказкой»
— Школьников, наверное?
— Как ни странно — не только. «Сказки» смотрели и взрослые люди. Но детские письма запоминались больше. Однажды я играл четырех близнецов, один из которых был самым добрым и хорошим. После этой сказки пришло письмо от маленькой девочки. Она мечтала, когда вырастет, выйти замуж за хорошего брата-близнеца. Это было очень трогательно.
— Что было самым сложным во взрослых фильмах? Стонать за кадром?
— Самым сложным было не замерзнуть. Студия, где мы стонали, зимой не отапливалась. Приходилось изображать жаркую страсть в шапках и куртках. Но и это не останавливало — гонорар-то был о-го-го! Потом я видел свои «шедевры» на экране. И не только я. Знакомые хохотали: «Включаем видик, а там твой голос!» Тогда эротику смотрели все.
— Как к вашему заработку относилась жена Галя?
— Она человек современный, с юмором.
— А где вы познакомились?
— В 1998 году мы с Лифановым играли «Солнечную ночь» в БДТ. Это был целевой спектакль — для докторов с международного конгресса гинекологов. Потом нас пригласили на банкет. И там были такие очаровательные японки, разбудили наше воображение! Позже мы отправились в клуб «Мани-Хани». И там я встретил свою будущую жену: за столиком сидела восточная девушка, очень красивая. Я почему-то подумал, что она тоже японка, обратился к ней на ломаном английском. А у нее чистый иностранный язык — представьте! Ну, а через какое-то время выяснилось, что у моей очаровательной спутницы еще и очень редкое японское имя — Галя. Галочка на самом деле калмычка. Но с Востоком все же была связана, той зимой она вернулась из Пекина, где длительное время была на языковой практике. Я не знаю, сколько тогда выпил, но тут же предложил ей перейти в официальные отношения — замуж за меня выйти. Это было в январе, а в октябре мы уже поженились. Я красиво ухаживал: цветы дарил, Мандельштама читал! Родные Галочки меня хорошо приняли. У нее очень интеллигентная семья, бабушка окончила школу-студию МХАТ, постановочный факультет. Моя любимая теща Августа — кандидат исторических наук, вузовский преподаватель, сейчас на пенсии. Галочка кандидат наук, китаист-филолог. Тесть — дядя Женя, Евгений Джалаев, преподавал физкультуру в Калмыцком государственном университете. Он бывший баскетболист, окончил институт Лесгафта, сейчас тренирует молодых, его команды занимают призовые места.
— Сейчас у вас большая уютная квартира, а где вы жили первые годы семейной жизни?
— Мы познакомились, когда Галочка снимала жилье на Васильевском острове вдвоем с подругой. Потом подруга уехала, мы поженились и какое-то время жили там вдвоем. Эта крохотная квартирка в полуподвале казалась нам раем, хотя ванная была на кухне. И мы мечтали, что когда-нибудь у нас будет точно такая же — но своя. Потом мы переехали в общежитие БДТ, там как раз закончился ремонт. Кстати, до знакомства с женой, когда общежитие еще было закрыто, я «бомжевал» полгода по знакомым в центре города. Поэтому сейчас, обзаведясь наконец-то приличной квартирой недалеко от Сенной площади, мы до конца не верим, что она наша. Как все нормальные люди, брали ипотеку, чтоб ее купить. Сейчас у каждого своя комната, но собираемся мы все равно на кухне. Почему-то тянет именно туда.
— К плите вы часто подходите? Все же диплом повара есть!
— Редко. Чаще всех готовит, конечно, теща. Но недавно дочка мне обед подогрела — было приятно. В юности, когда я жил один, питался по-армейски — тушенкой. Иногда заворачивал в наш театральный буфет: цены там были копеечные. Съел картофельных котлет, чем-то угостили буфетчицы, и пошел в общежитие сытым.
— Но сейчас вы явно не голодаете. Слегка набрали вес. Спортзала в планах нет?
— Когда приходишь в гостиницу со съемок, сил хватает только на то, чтоб отскрести с волос клей (грим-то сложный), постирать плавочки-носочки и провалиться в сон. Спортзал в этой ситуации лишний.
— У многих творческих людей за жизнь меняется по три-четыре жены. А вы много лет вместе с Галей. В чем секрет крепкой семьи?
— Честно — не знаю. Наверное, мы оба однолюбы. Хотя иногда я не сахар, но никогда не даю поводов для ревности. И охладеть не успеваю. Мы с Галей редко видимся. В том году я был дома дней двадцать за сезон. А так — Москва, Ефремовск, Павловский Посад, Владивосток, мотался туда-сюда.
— Устав на съемках, где дома уединяетесь?
— Все там же — на кухне. Как Шариков, там воздух слаще. Правда, это не совсем уединение. Лежишь на диване, дремлешь, а вокруг тебя жизнь — кто-то телевизор переключает, кто-то тарелкой звякает… это очень уютно.
— Как удается при таком бешеном графике заниматься дочкой Лизой?
— Увы, контроль давно ослаб. В какой-то момент я обнаружил, что Лиза стала взрослой, и у нее своя жизнь. Ей уже пятнадцать, новые друзья, театральная студия, гитара. Мне от этого немного грустно. Хочу, чтоб она всегда была маленькой девочкой и все тайны доверяла мне. Нет, мы и сейчас друзья, но у дочки уже появились свои секреты.
— А вы еще одного малыша с Галей запланируйте!
— Увы, завтра опять уезжаю. Идут съемки сериала «Гоголь». Ну ничего не успеваем! (Смеется.) А если серьезно, этот проект для меня событие. Я в очередной раз работаю в такой замечательной команде. Сложности у нас только с погодой и природой. А артисты какие: Евгений Стычкин, Александр Петров, Олег Меньшиков! И еще много других талантливейших коллег — всех не перечислить. Режиссер Егор Баранов очень близок мне по мировосприятию. Сценарий замешан на фобиях и мистике Гоголя, он по мотивам сразу нескольких его произведений. Для этого фильма отстроили целую деревню. И трюки там невероятные, и компьютерная графика. «Гоголя» собираются показывать по одному из центральных каналов.
— В этом фильме вы отошли от своего комедийного амплуа?
— Нет. Там есть и очень смешные сцены, и грусть-тоска, чем и ценен сценарий. А по большому счету мне не важно, что играть: хочу и плакать, и смеяться в кадре. Конечно, подлецов, фашистов, маньяков играть гораздо интереснее. А лирику — труднее. Как у нас в институте шутили: «Гамлета любой дурак сыграть сможет, а вот веселый бугорок на солнечной полянке изобразить — тут талант нужен».
— Но внешность никуда не денешь. А типаж у вас явно характерный. И бешеная популярность пришла после фильма «Горько!».
— Не факт. Ко мне еще после «Бригады» стали подходить люди на улице. За автографами даже «братки» приезжали. А если говорить про «Горько!» — оба фильма я люблю, работать с Жорой Крыжовниковым было одно удовольствие. Ученик Марка Захарова — это о многом говорит. К сожалению, в наше время такие режиссеры редкость. Так что разноплановый я актер. Однажды даже маньяка играл…
— В роль вживались методом погружения?
— Ну, если методом погружения — сейчас бы мы это интервью в тюрьме записывали. Надо просто заглянуть в «библиотеку» в своей голове. Что ты в жизни видел, в какие ситуации попадал.
— Не боитесь после таких наблюдений дочку по вечерам из дома отпускать?
— Нет. Да и дочка никого не боится, а сейчас гуляет не одна. А вот Августа у нас осмотрительная дама. Лизоньке вручали свидетельство о том, что она петербурженка, в доме малютки. Церемонию снимал фотограф. А так как мобильных телефонов тогда не было, он взял да и принес на следующий день напечатанные снимки нам домой. Звонит в дверь. Теща спрашивает: «Кто там?» — «Фотограф». Наступила пауза, дверь Августа не открыла. Скажи он «Горгаз» или «ЖЭК», возможно, это бы прокатило. Но «фотограф» показался нашей маме подозрительным.
— Вы называете тещу мамой. Обычно в жизни как в анекдотах — теща и зять воюют…
— К нам это совершенно не относится. Августа святая женщина. Вот есть Мать Тереза, а у нас Мать Августа. Она терпеливая, мудрая, у нее чистый взгляд на жизнь. Однажды она чуть не получила в лицо, пытаясь помочь мальчику-наркоману, который упал в грязь и не мог подняться. И так — во всем. Она живет по законам, которые в наше время уже стали забывать. Думаю, и Галочка, и Лиза взяли у нее много хорошего.
— Легко ли Лизе жить в современном мире, имея такие принципы, как у мамы и бабушки?
— Моя дочь не живет в хрустальном шаре. Она неплохо разбирается в людях. Тем более у нее появились замечательные учителя. Такие, как Сергей Бызгу, ее наставник в театральной студии. И она довольно стойкая: это я могу распсиховаться, накричать, а Лиза сдерживает эмоции, молодец.
— Она делает первые шаги на сцене. Даете советы?
— Это невозможно. Дочка очень стесняется, запрещает мне ходить на показы. Она и в школе-то не говорила, что мы родственники. Мне вообще тяжело смотреть на ее взросление. Хочется, чтоб она была маленькой и засыпала у меня на груди.
— Собираетесь ли вы по праздникам, со всеми многочисленными родственниками?
— Калмыцкие земляки и родственники нас не часто посещают. Но они все время созваниваются с Августой и Галочкой, иногда посылают нам посылки со знаменитой калмыцкой бараниной или мраморным мясом. Я люблю побыть с семьей, но порой так устаешь, что идешь с ними в кино, театр или в гости из чувства долга. А хочется полежать на диване, посмотреть старые фильмы или книжку почитать. Все вместе мы раз в год летаем в Китай — это семейная традиция. Вот там собираются все наши друзья и земляки. Прилетают из разных точек мира, большой компанией мы веселимся и общаемся. Тем более — Галочка знает китайский язык, с ней в путешествии комфортно. А я только здороваться и ругаться научился.
— У вас была довольно бурная молодость. Как удалось побороть «зеленого змия»?
— Я практически не пью. Разве что раз в год соберется какая-нибудь компания, душа развернется, могу перебрать. А утром просыпаюсь, и ужасно стыдно. Видимо, это меня от пьянства и спасает. Совесть — лучшее лекарство.
— Ну, а хобби для души есть?
— Люблю холодное оружие. Люблю стрелять, летать. Сказывается армейское прошлое.
— Самолетом сможете управлять?
— Небольшим запросто. По крайней мере взлететь смогу. Другой момент, получится ли его посадить. (Смеется.) Этому нас не так хорошо обучили. Ну, года два назад полетали на съемках, погонялись за коровами, над туристами пару раз прошлись. Было весело.
— А пешком гуляете по городу?
— И в метро тоже езжу. Люблю пройтись по набережной Канала Грибоедова. Я живу в красивейшем городе мира. Иногда глаз замыливается, не замечаешь этого великолепия. А приедешь со съемок, смотришь вокруг — мать честная, какая роскошь!
— Всенародная слава не достает?
— Ну, в сексшоп или ресторан лишний раз заходить не стоит. А на улице я никому не отказываю, со всеми фотографируюсь. Вчера девочка подошла и говорит: «Это вы! Как здорово. Дайте автограф. Теперь я счастливее, чем папа». — «А почему?» — «Он недавно с каким-то артистом пиво пил». Или мужчина недавно спрашивает: «Вы Марат Башаров?» — «Нет». — «Как жалко, что вы не артист». Но все равно решил сфотографироваться на всякий случай.
