Глафира Тарханова: «Мне важно, чтобы рядом был мужчина, которым я могу любоваться»
Актриса в интервью рассказала, какие качества своего супруга она считает самыми важными
У Глафиры Тархановой все будто бы не из нашего времени: и внешность, и имя, а главное — физическое неприятие лжи, чистота и особое понимание женственности. Она служит в театре «Сатирикон», много снимается, да еще и успевает воспитывать троих сыновей. И остается при этом грациозной и юной, какой ее увидели миллионы телезрителей «Танцев со звездами».
— Глафира, ты была настроена на победу?
— Я всегда любила танцевать и даже занималась танцами в детстве. Но по поводу участия в шоу раздумывала. Не понимала до конца, что меня ждет, хотя в принципе я за эксперименты и всегда готова учиться. Мое отношение к проекту изменила первая встреча с Евгением Папунаишвили. Я на многое не рассчитывала, хотела просто попробовать свои силы, но Женя сразу сказал: «Мы идем к финалу. Я знаю формулу успеха, и если ты со мной, то мы это сделаем».
— Женя очень импульсивный, горячий человек и явный лидер. Тебя это не пугало?
— Нет, у меня есть опыт общения с такими мужчинами. И мой муж, и художественный руководитель нашего театра Константин Аркадьевич Райкин — достаточно горячие, эмоциональные люди и лидеры. Кстати, организаторы шоу просили меня быть более активной и занять звездную позицию в нашей паре. Но, на мой взгляд, женщине рядом с мужчиной-грузином расталкивать его энергию и вылезать вперед очень глупо. И в актерской профессии тянуть одеяло на себя — дурной тон. Мне кажется, что женщине нормально находиться в тени, когда партнер ведет, тем более в бальных танцах. Да и в жизни тоже. Просто это сейчас, увы, не часто встречается. Когда кто-то из судей говорил, что Женя смотрится колоритнее, я адекватно это воспринимала. Он яркий, лучше двигается, и выразительных средств у него больше в танце. В паре важно, чтобы это была именно пара.
— А в театре тебе не попадался партнер, который бы тянул одеяло на себя и не замечал партнершу?
— Нет. Мне кажется, у нас отличная труппа, и систему Станиславского никто не отменял. А если кто-то и тянет одеяло на себя, меня это не напрягает, я свое все равно возьму. Сделаю так, чтобы заметили. Я не тихая мышь. И здесь могла бы быть активнее, но не видела в этом смысла. Я не прогнулась под шоу, а осталась верной самой себе, и это мне важнее.
— Когда ты обнаружила в себе лидерские качества?
— В школе я всегда была лидером. В институте занимала должность заведующей постом, то есть все про всех знала и помогала. Может быть, после окончания психфака я и поумерила свой пыл, потому что все за всех сделать хорошо невозможно. Сейчас, наверное, у меня так много активности дома с тремя детьми, что на работе или в какой-то общественной деятельности я скорее отдыхаю и занимаю нейтральную позицию. У меня нет необходимости кому-то что-то доказывать.
— А как ты в принципе относишься к соревнованиям, экзаменам?
— Я люблю хорошо делать свое дело и терпеть не могу соревнования. А вот экзамены — это совсем другое, потому что ты сам за себя отвечаешь. Если проваливаешься, то знаешь почему, если побеждаешь — тоже. Для меня страшно подвести партнера, команду. Такой перфекционизм и комплекс отличницы.
— Ты очень рьяно тренировалась. Как не позвоню вечером — ты едешь на танцы. Ты во всем такая?
— Ну, а как?! Если я приняла это приглашение, то, естественно, готова выкладываться на сто процентов. У меня школа «Сатирикона», где по-другому и быть не может. И мы в основном репетировали ночью, после спектакля.
— У тебя есть свои способы не перегореть от напряженной работы и зарядиться энергией?
— Главный отдых для меня — сон, пусть даже в машине или перед репетицией на пятнадцать минут. Я сплю в разных положениях, в любых условиях: какая бы музыка ни играла и какой бы свет ни горел.
— Как тебе удается с такой самоотдачей заниматься делом и уделять время семье? Или в эти периоды все строится иначе в доме?
— Безусловно. На время «Танцев» я немножко отстранилась от дома. Потому что меня просто физически там не было. Единственное, я все равно утром отво-зила мальчишек в школу, и мы недолго виделись. Но все понимали, что это ситуация временная, надо просто потерпеть.
— А кроме школы сыновья занимаются чем-то? Ты, кажется, в детстве многим увлекалась…
— Мы попробовали такую программу с Корнеем. А сейчас поменяли тактику. Я вижу его сопротивление, когда спрашиваю, хочет ли он вернуться к какому-то из своих занятий. Он ходил на танцы, бросал, потом мы начали заново, но в итоге он за-
явил, что его это не привлекает. Тренер сказала, что если бы ему понравилась девочка-партнерша, то он бы захотел танцевать. Что ж, значит, у него свой путь, не как у меня. Спорт тоже не вызывал у него позитива, но муж все равно занимается с ним боксом. Здесь очень важен индивидуальный подход.
— Ты живешь в мальчишеском обществе. Вырываешься иногда из него?
— С мамой периодически встречаюсь, с подругами, и это такая отдушина. С мамой могу говорить по телефону час, два (смеется), рассказать про все свои события в жизни, она мне — про свои. Если бы у меня была дочка, все было бы совершенно иначе. Но я даже не представляю как. Смотрю на маленьких девочек, они кажутся мне маленькими женщинами. И это здорово. Но с мальчишками, по-моему, проще.
— Сейчас ты с мамой можешь говорить часами, а в юности у вас, кажется, были конфликты…
— Да, в подростковом возрасте. Потом я это переросла, и сейчас мы с мамой лучшие подруги. Иногда мне даже кажется, что в чем-то я взрослее, чем она. Мама и сейчас авантюристка по жизни. Она легко верит во все, внутренне молодая, очень активная. У меня есть сестра Иллария, ей восемнадцать лет, и брату Мирону — двенадцать.
— Иллария и Мирон, и у твоих детей имена не рядовые. Почему так?
— Наверное, для нас было важно (хотя мы не сразу это осознали), что с этими именами ничего не связано. У меня нет друзей Корнеев, Гордеев, Ермолаев. Поэтому с каждым из них отдельная история. А вот с Сашами, например, возникают определенные ассоциации. У меня папа Саша, и в жизни тоже встречались мужчины с таким именем.
— А как ты относилась к своему?
— Для меня оно с рождения мое, поэтому никакого дискомфорта не вызывало. Мне нравилось, что я одна такая. А дальше, наверное, сыграло свою роль то, что пока я одна актриса с таким именем Глафира. У кого-то может быть яркий псевдоним, а у меня имя. И все сразу понимают, о ком идет речь, даже без фамилии.
— А чем занимаются твои родители?
— Папа с мамой учились на одном курсе, потом были актерами музконцерта, ставили кукольные спектакли. Позже мама закончила факультет психологии.
— Удивительно, но ты просто повторяешь ее путь: трое детей и даже второе психологическое образование.
Да, но мама гораздо позже по этому пути прошла. Я уже к своим тридцати годам все это имела. (Улыбается.) Я выполнила свою определенную программу, а дальше посмотрим.
— Так у тебя была программа — трое детей?
— Нет, так сложилось. Мы все равно живем, не зная, что нас завтра ждет.
— Готова ли ты к расширению семьи?
— Я спокойно к этому отношусь. Но, конечно, должны быть определенные материальные условия. Они меня волнуют как маму и как женщину.
— При этом ты изначально не искала олигархов…
— С моими лидерскими качествами это невозможно. Мужчина, который зарабатывает очень много, как правило, начальник на работе и дома. Если я буду всем ему обязана, то должна буду спрашивать разрешения на каждый свой шаг. Меня это совсем не устраивает.
— Вопрос первенства заработков у вас в семье не стоит остро?
— Когда нет съемок, то Леша (актер Алексей Фаддеев. — Прим. авт.) зарабатывает больше, чем я, то есть в такой период является основным добытчиком. В Малом театре у него зарплата больше. А со съемками, к сожалению, нет гарантий.
— Ты, по-моему, одна такая из актрис, которая говорит, что можно жить на зарплату мужа в театре…
— Это зависит от цели человека. К тому же я из небогатой семьи, прекрасно все понимаю и не выдвигаю непомерных требований. Леша не контролирует мои финансовые расходы, полностью доверяет мне в плане покупок, и точно так же я не контролирую его.
— В этом случае бывает два варианта: один — твой, а другой — вырваться любой ценой из бедности…
— Человек чем-то жертвует. Бытовые обстоятельства я могу потерпеть. К тому же Москва — это Москва, так или иначе, если не в своей профессии, то где-то еще я найду заработок, если уж сильно припрет. А если у человека, с которым ты живешь, душа не такая, тут уже ничего не сделаешь. Для меня это гораздо важнее, потому что мужа видишь каждый день, просыпаешься с ним каждое утро.
— До Леши у тебя были серьезные влюбленности?
— Да, в восьмом классе. Но у нас не было даже взрослых поцелуев, просто юношеская привязанность. А потом его интерес ко мне угас, и я очень тяжело это переживала. Сама с собой, безусловно, потому что у нас не было отношений, и я человеку ничего не предъявляла. Помню, что много плакала и спала. Это был подростковый период — эмоции, гормоны. И мне кажется, что эти переживания и боль уберегли меня от каких-то ненужных связей. Ведь желание нравиться и привлечь противоположный пол все равно работает на физическом уровне. Но я была очень закрыта на долгое время.
— Ты как-то сказала, что в будущем муже, Алексее Фаддееве, тебе были важны определенные качества. Что именно?
— Мне важно, чтобы рядом со мной был мужчина, которым бы я могла любоваться. Когда одна девушка сказала про своего мужа: «Ой, у него такое брюшко!» — я поняла, что для меня это неприемлемо. А у нее, видимо, это вызывает ощущение уюта. Мне понравилось, что у Леши внешность не типичная, он похож на итальянца или испанца. Меня поразила и его честность, порядочность. А сегодня меня привлекают и другие его внутренние качества. Но это трудно сформулировать словами. Просто я понимаю, что Леша абсолютно мой мужчина. И физиологически, и внешне, и по душевному складу, и по какой-то энергии. Мы во многом совпадаем и наоборот. И это, я думаю, и рождает наш каждо-дневный интерес друг к другу, потому что не совсем понимаешь, чего ожидать. Я каждый раз не перестаю удивляться, что у него другое мнение, не как у меня. И у нас, признаюсь, случаются и стычки из-за разницы интересов.
— А ревность в ваших отношениях присутствует?
— Здесь в принципе вопросов не возникает. Мне одна подружка сказала, что для отношений правильно, когда люди даже не шутят на эту тему. К примеру, «мне так Брэд Питт нравится!». Понятно, что это флирт, но в каждой шутке есть доля шутки.
— Вы оба яркие, эффектные. Вы можете и не говорить ничего, но не заметить, как кто-то смотрит на твою вторую половину, невозможно…
— Мы, как правило, не бываем вместе в обществе. Работаем в разных местах, встречаемся дома. Не помню, чтобы меня кто-то оглядывал при Леше. Правда, однажды мы поехали в Минск, где нас оштрафовали за то, что мы перешли дорогу на красный свет. С мужем почему-то дорожная служба разбиралась в машине, а со мной — снаружи, при этом гаишник дал мне карточку со своим телефоном. Я показала ее Леше и спросила: «Не понимаю, зачем он мне это дал?» — и Леша мне объяснил. Мне подобные вещи приходится объяснять, потому что я очень прямая по жизни. На мой взгляд, я не должна вызывать такие чувства у мужчин, потому что не транслирую ничем, даже одеждой, что я свободная женщина, за которой можно ухаживать.
— Но ты же не одеваешься старомодно?
— Я одеваюсь как многодетная мама, как правило, очень удобно. Конечно, если это какой-то выход в свет, то я готовлюсь к нему специально. А в жизни даже редко смотрюсь в зеркало, потому что с рождением детей много домашних забот появилось. Но моя профессия все-таки периодически обязывает меня и в плане внешности соответствовать. Наверное, и для мужа важно, что иногда я выгляжу иначе. Лето больше к красивым нарядам располагает, женщина во мне еще жива. (Смеется.)
— Прочла у тебя фразу: «Женственность — это не деланная история»…
— Недавно продюсер, а, по сути, финансист, но он был и режиссером на проекте, проводил пробы и сказал мне: «А вот поженственнее можете?» Я спросила: «А что вы имеете в виду? Настоящие женщины очень сдержанны в своей женственности. И от этого у них ее еще больше, потому что они не выпячивают себя, но в них есть какая-то самость. Или вам нужна заигрывающая женщина, милая?» И он ответил: «Да». А для меня это как раз не является женственностью, это что-то поверхностное, наносное.
— Леша не разрешает тебе сниматься в постельных сценах. А как ты сама к ним относишься?
— Когда мы с мужем принимали это решение, я понимала, что мне и самой некомфортно в таких сценах. Но вообще я человек убеждаемый, и, если бы не Лешина позиция, возможно, меня можно было бы уговорить. Но, думаю, потом я бы об этом все равно пожалела.
— Ты настолько стеснительна?
— На самом деле я более свободных нравов, но так как это позиция мужа, я принимаю ее. Я уважаю своего мужчину и люблю. В том числе и за то, что он не говорит: «Снимайся где хочешь, лишь бы деньги приносила». Тогда это продажа своей женщины.
— А у него относительно себя такая же позиция?
— Я на это проще смотрю, но знаю, что для него подобные съемки все равно очень волнительны. Наверное, я бы к этому иначе относилась, будь со мной рядом другой человек.
— Но ведь роман может закрутиться у людей и без таких сцен…
— Да. Причем где угодно, если человек захочет, если он почему-то готов к новым отношениям.
— Вы с мужем не смотрите работы друг друга. Почему?
— Да, не смотрим. Во-первых, у нас разные театры. От того, что я выскажу свое мнение о том или ином спектакле, он не изменится, и мое отношение к мужу тоже. Поэтому проще, чтобы Леша был в своем театре сам по себе, а я в «Сатириконе» сама по себе. Во-вторых, мы работаем в разных жанрах. Я снимаюсь в основном в мелодраме (хотя есть и исключения, как «Измены», например), а Леша — в боевиках. Это тоже нас разделяет.
— Вам совсем неинтересно увидеть, как сыграл другой? Ведь для каждого из вас работа важна и, по идее, она не должна быть безразлична второму…
— Значит, для нас обоих важнее, чтобы мы эту тему не трогали. А вот Лешины родители смотрят все мои картины и его, приезжают на наши спектакли.
— У Леши в театре, как и у тебя, очень интересные большие роли, а вот в кино ситуация иная. Бывает, что ревность такого рода разрушает семью.
— Может быть, мне просто чуть-чуть больше повезло, потому что были «Громовы», которые громко выстрелили, и «Измены». Фортуна в нашей профессии играет очень важную роль. А вообще это сложная тема. Но мы как-то с ней уживаемся. У Леши есть свои идеи, свои мечты, и я его в этом полностью поддерживаю. У нас разное отношение к работе, к искусству, каждый идет своим путем.
— «Танцы со звездами» показали, как тебя любят зрители. Тебя это радует?
— Безусловно. Я работаю не ради славы, но мне приятно, что открываются новые двери в профессиональном плане, и не только. Как-то раз поехала на тренировку по «Танцам» и уже там поняла, что забыла туфли. Тут же рванула обратно, хорошо, была ночь. Меня тормозят гаишники, оказывается, я ехала без включенных фар, что, конечно, опасно. И мне нечего было сказать, кроме как: «Я туфли забыла, а у меня сейчас «Танцы со звездами». Гаишник спросил: «Танцуете?» — и отпустил меня. Я включила фары и уже через пятнадцать минут была на репетиции.
— Из этого эпизода можно сделать еще один вывод, что лучше всегда говорить правду…
— А я вообще не умею врать. Или просто сдаюсь и говорю: «Делайте со мной, что хотите». (Смеется.)
— Когда сегодня встречаешься с честностью и порядочностью, это уже трогает и удивляет…
— А в ком-то вызывает раздражение, потому что они живут по другим правилам. Но я говорю больше не о буквальной честности, а о душевной.
— Психологическое образование помогает тебе лучше чувствовать и понимать людей?
— Я думаю, что это работает само по себе, неосознанно. Но это не значит, что, разговаривая с кем-то, я «включаю психолога», начинаю человека анализировать и вешать на него клише. Но если я могу помочь близким, друзьям с их проблемой, хотя бы просто облегчить ее, разделить ощущения, делаю это. Мне кажется, что мы в своих проблемах очень одиноки. Поэтому важно чувствовать, что кто-то нам сопереживает.
— Актеры так разбираются в психологии персонажей, что это должно, по идее, помогать и в жизни…
— Нет, ничего они не разбираются. Актерская игра — это совсем другое. Но актеры часто играют и в жизни. А я это не приемлю. Для меня это ложь. Хотя, конечно, мы все не идеальны, но я считаю дурным тоном включать актрису в жизни.
