Владимир Познер громко появился на нашем телевидении в 1985 году с телемостами, связавшими СССР и США, и очаровал своей фирменной улыбкой и прищуром. Но и сегодня, спустя тридцать лет, он все так же обаятельно улыбается и хитровато прищуривается. И интерес к его персоне и ко всему, что он делает, не падает. Возможно, потому что он, по собственному признанию, совершенно не потерял любопытства: ни к жизни, ни к профессии. В этом, считает он, виноваты гены. Как истинный француз, Познер любит и умеет жить.

1. О профессии

У меня очень напряженный ритм жизни. Конечно, я пытаюсь как-то распределять дела, но бывают периоды, когда одно наслаивается на другое. И, честно говоря, я люблю такой ритм. Привык к нему. Хотя, конечно, бывает, чувствую — перебор, понимаю, что устал, очень тяжело. Но жаловаться нечего, потому что я делаю то, что хотел и хочу.

У меня есть талант интервьюера. Туда входит и умение слышать и слушать, и умение говорить с человеком и его к себе расположить, и умение так задать вопрос, чтобы не оскорбить его, даже если вопрос неприятный. И еще сделать так, чтобы собеседник на него ответил.

Интервью — один из самых трудных жанров в журналистике, потому что это общение с другим человеком, которое требует дополнительного напряжения, дополнительной работы.

Если герой мне неинтересен, то у меня ничего не получится. Но каждый человек может быть интересным. Нужно просто суметь найти это.

2. О возрасте и опыте

В какой-то момент я пришел к выводу, что надо называть вещи своими именами. Не надо кокетничать. Поэтому когда меня спрашивают о чем-то, говорю: «Да, я так считаю. Это мое мнение». «Это нескромно», — могут сказать. Ну, значит, придется это пережить. На самом деле я человек скромный, но знаю себе цену. И в своей профессии, в том, что я делаю, пока сильнее себя никого не вижу. Я так считаю и говорю это прямо.

С возрастом нормальный человек становится менее категоричным. Он должен научиться анализировать себя и быть толерантным, понимать, как мало он знает на самом деле. А вот характер сильно не меняется, просто человек становится более опытным, более мудрым.

Взросление — это во многом процесс расставания с иллюзиями. В иллюзиях нет ничего хорошего, но если ты сумел всю жизнь прожить с ними, то это не так и плохо. Но я бы этого не хотел, хотя, наверное, так легче жить.

Мне и сегодня все интересно. И это счастье! Думаю, это природа. Когда меня спрашивают: «Как вы можете в вашем возрасте три раза в неделю по полтора часа в одиночку играть в теннис?», я отвечаю: «Это природа так сделала и моя мама, которая меня растила определенным образом, чтобы я был здоровым». Моя заслуга лишь том, что я стараюсь следить за собой. А возможно, все так, потому что меня пустили на экран только в пятьдесят два года. Накопился гигантский голод. И даже сейчас эта жажда не утолена.

3. О себе

Я честолюбив, но не тщеславен, потому что это обязательно связано с самовлюбленностью. А я абсолютно не самовлюбленный человек. Напротив, очень критически к себе отношусь.

У меня есть интуиция. Часто именно это является главным в моих решениях, действиях в восприятии людей. Я очень верю первому впечатлению. Несколько раз старался не обращать на это внимание, а потом убеждался, что напрасно. Все-таки мы в своей основе — животные, в нас живет что-то очень древнее, и мозжечок, как правило, очень точно работает.

От всего в жизни надо получать удовольствие. Французы это умеют. А иначе вообще какой смысл жить?! А вот у некоторых моих американских друзей совсем нет вкуса к еде. Для меня же это как чтение обычной книги и книги по Интернету. Я получаю удовольствие от того, что держу книгу в руках, от тактильного ощущения, от запаха бумаги. И кулинария — одно из замечательных достижений человечества, придуманное не для того, чтобы не умереть от голода, а для того, чтобы получать удовольствие.

4. О менталитете

Я приехал в Россию в девятнадцать лет. И очень хотел быть русским, а главное — таким как все, чтобы никто не мог сказать: «Он не наш». Причем не плохой, а просто другой. Но в один прекрасный день я был вынужден себе признаться: «Нет, все-таки ты не совсем русский, ничего с этим не поделаешь». Это результат того, что я вырос в другой стране, и того, что унаследовал от своих предков.

Между французами и русскими очень мало общего. Французы более закрытые и более сдержанные и менее подвержены перепадам настроения, что характерно для русского человека. Мне кажется, больше всего на русских похожи ирландцы. И те и другие — художественностью натуры. Взлеты абсолютного восторга, а потом падение в полную депрессию очень свойственны и русским, и ирландцам, как и несомненная склонность к спиртному.

Я человек эмоциональный, а с другой стороны — достаточно сдержанный. Французские матери очень мало тискают и целуют своих детей. Я могу вспомнить буквально единичные моменты, когда моя мама вдруг меня обнимала. Эта тактильная любовь очень редка во Франции.

Французы менее открытые, но при этом они искреннее тех же итальянцев. И если уж они полюбят или примут вас, впустят в дом, в душу, то можно не сомневаться в том, что это искренне…