Сергей Мазаев: «Я старею с удовольствием»
«МК-Бульвар» встретился с юбиляром и узнал все о его крутых жизненных поворотах
В прошлом году Сергей Мазаев отмечал свое пятидесятилетие. В этом году он отпраздновал двадцатилетие «Морального кодекса». Изучив биографию музыканта и его коллектива, мы заметили, что при смене руководителей нашей страны заметно менялась и судьба героя.
— Сергей, это правда, что вы пели перед Брежневым?
— Ну как пел… В составе большого детского хора — да. Это было в 1972 году, когда отмечали пятидесятилетие пионерской организации.
— Волновались?
— Очень серьезно. Мы ведь маленькие были. И когда нас провели во Дворце съездов по всем этим переходам, то наступило какое-то параноидальное оцепенение, причем не только у детей. Для всех этот концерт стал настоящим шоком. А все наши развалюхи старые сидели в ложе и ни о чем не догадывались. Хотя Брежнев тогда был еще свежачок.
— При нем же вы снялись и в своем первом фильме «Место встречи изменить нельзя».
— Это был просто эпизод. Я выступал в роли статиста, общий фон создавал. И скажу по секрету — мне это дело совсем не понравилось. Мне показалось тогда, что все происходит на очень низком уровне и что вообще весь наш кинематограф находится в упадке. Но когда прошло 20 лет и я увидел на съемках то же самое, то понял, что на «Месте встречи» все было нормально.
— Во время съемок вы смогли пообщаться со звездами, с тем же Высоцким?
— Нет, конечно. Я был никто, обычный девятнадцатилетний юноша. Мы, статисты, сидели в углу и смотрели, как снимают кино. Все было очень медленно. Все ждали Высоцкого. В первый день он вообще не приехал, появился только на второй. Но я не жаловался, поскольку все это происходило во время моей службы в армии.
— Потом не захотелось пойти в кино…
— А я ходил в кино. (Смеется.)
— Работать?
— Нет, только смотреть. А сниматься — никогда такого желания не возникало. Я не чувствую себя актером.
— Но в вашей фильмографии уже больше десяти картин.
— Это, скажем, всякие дружеские шаржи.
— Когда умер Брежнев, все плакали и говорили, что его обязательно похоронят в Мавзолее. У вас остались какие-то воспоминания об этом событии?
— Я даже не помню, какой это был год. Могу сказать, что это случилось между группой Добрынина и ансамблем «Здравствуй, песня!». Мы тогда были молодые панки и думали совершенно о другом. Так что эта смерть у меня никак не отпечаталась.
— Говорят, что ваш дедушка работал с Андроповым?
— Это был брат моей бабушки. Он просто выполнял одну работу, которую курировал Юрий Владимирович, будучи еще завотделом ЦК. Сам я Андропова не видел, но зато знал его дочь — мой приятель был женат на ней.
— А уже при Черненко у вас родился старший сын Илюша.
— Нет, не так. При рождении моего сына у власти находился человек по фамилии Черненко. (Смеется.)
— Но при этом человеке началась ваша профессиональная карьера?
— Я точно не помню, при ком. Моя карьера началась или в 82-м, или в 83-м году — нужно по трудовой книжке посмотреть. Я был официально принят в Краснодарскую краевую филармонию.
— С 1982-го по 1985-й, когда каждый год к власти приходили новые генсеки, вы тоже сменили достаточное количество ансамблей. Почему так получилось?
— На мой взгляд, не так уж и много. Я работал в ансамбле «Здравствуй, песня!» и группе Добрынина. Это был один и тот же коллектив, только под разными названиями. В 1985 году все участвовали в фестивале молодежи и студентов, а после этого я ушел из Краснодарской филармонии и начал работать с другой группой, которую продюсировал Виталий Богданов. Это были осколки коллектива «Москва». Мы начали выступать в ресторанах, и вскоре стали самой модной группой. А в октябре 1986 года я был принят на работу в «Автограф», после которого сразу же случился «Моральный кодекс».
— Возвращаясь к нашим руководителям. При Горбачеве у вас началась жизнь с «Моральным кодексом»?
— Скорее с уходом Горбачева. (Смеется.) Мы начали строить коллектив в 1989 году, а название придумали только осенью девяностого.
— Вы так тепло вспоминаете о тех временах.
— Конечно! Это была совершенно фантастическая эйфория! Закончился «совок», мы думали, что наша страна станет реально самой передовой. Потому что некоторые моменты, которые сейчас губит на Западе здоровый капитализм, мы могли избежать. Мы знали, что такое социализм и коммунизм, и могли не возвращаться к этой гнилой социалке, не равнять людей по двоечникам и троечникам, чтобы всем не было обидно. Да что говорить — мы очень любили то время, потому что начиналась свобода и появились большие надежды. И сами мы были намного моложе и свежее, поэтому нам казалось, что всех любишь. В хорошем смысле этого слова. Но самое главное — мы могли свободно выехать за границу. Для нас это был настоящий улет.
— Наверное, скупали там все что могли?
— Нет. Особо денег в те времена у нас не было. Мы просто ездили и наслаждались какими-то круизами или съемочными поездками. Мы с Федей Бондарчуком сняли один ролик в Египте. Была очень интересная командировка.
— Помните свой первый выезд за границу?
— Конечно. Это было с группой «Автограф» в 1988 году осенью. Мы ездили в Индию на двадцать с чем-то дней. Все было классно и интересно. Мы окунулись в совершенно другой мир, другую культуру.
— Ни для кого не секрет, что в девяностые годы наши музыканты находились в таком крутом пике, что многие не выдерживали и погибали. Как вам удалось справиться с этим?
— У меня здравый смысл никогда не выключается, что бы ни происходило. Но так сложились еще и обстоятельства. Мне повезло с моими учителями в детстве, с друзьями и старшими наставниками в юности. И сегодня мне очень везет на встречи с благородными людьми. Сейчас очень много молодых людей, которые умеют больше, чем мы. Вот им и нужно предоставлять возможности.
— Ваш барабанщик Игорь Романов стал монахом. Он как-то повлиял на ваше мировоззрение?
— Я все-таки выпускник физико-математической школы, поэтому могу сказать — не мое это. Я не согласен с тем, что Богу угодно, чтобы люди так жили. Я считаю, что Богу угодно, чтобы люди процветали и те возможности, которые им дала природа, использовали в полной мере. Чтобы дающему эти возможности не было стыдно за тех, кому он эти возможности поручил. Кому он дал ноги, руки, мозг — самый большой из всех млекопитающих. Я все-таки сторонник дарвинизма. Можно сказать — атеист. Вульгарный.
— Вы как-то говорили, что при Ельцине начали пить.
— Не то чтобы начал, я выпивал всегда. Просто в этот период времени у меня в организме произошло максимальное накопление всех этих гадостей, которые стали сказываться на здоровье. Так что в конце правления Ельцина я задумался о том, чтобы бросить пить. А сделал это уже при Путине.
— При Ельцине вы еще женились на Галине.
— Да. Познакомились мы с ней в декабре 1996 года, а через два года поженились.
— Галина младше вас на 18 лет. Она сильно повлияла на вашу жизнь?
— Кардинально. Да, я задумывался о том, чтобы бросить пить. У меня даже была одна попытка. Но без нее этого бы не произошло. С Галиной все было легче и осмысленнее. К тому же у нас родилась дочка Анечка. И к ее трем годам я уже бросил пить окончательно.
— У ваших детей очень большая разница в возрасте: Илье — 26 лет, Ане — 10, сыну Пете недавно исполнился годик. Наверное, и отношение к ним было разное?
— Конечно. Раньше было легкомысленное. Когда родился Илья, я был глупее намного. А сейчас у меня совсем другое отношение к детям. Младшего, конечно, пока просто выращиваем из пеленок. Он же совсем еще маленький.
— Не жалеете, что мало времени им уделяете?
— Конечно, хочется больше, но не позволяет работа.
— При Медведеве вы в третий раз стали отцом и отметили свое пятидесятилетие. Говорят, что у человека в жизни случается только один юбилей — это 50 лет. Вы с этим согласны?
— Не знаю… И даже как-то трудно сказать почему. Человек сколько хочет устраивать юбилеев, столько и устраивает. У нас почему-то принято трепетно относиться именно к круглым датам. А я впервые отпраздновал свой день рождения бурно и весело, когда мне исполнялся 31 год.
— В это время человек начинает сильно переживать, что стареет. А как вы относитесь к своему возрасту?
— Я не очень сильно переживаю, но и не сильно доволен этими цифрами. Пока я старею с удовольствием, и это нормально. Главный враг старости — это тучность. А все остальное вообще ерунда.
