Каждая ждет своего Мастера и по ночам летает над городом…

«Атмосфера» не случайно предложила этот мистический образ актрисе Вере Сотниковой. Много лет назад Вера оказалась на грани отчаяния. Но судьба, как известно, любит крутые повороты. Именно в тот момент Вере предложили долгожданную работу — роль Маргариты в спектакле по знаменитому булгаковскому роману.

Сотникова до сих пор выходит на сцену в этой роли. Но там, где заканчивается театр, она вновь остается одна. Несмотря на многочисленные громкие романы, Вера пока не нашла дорогу в заветный цветочный магазин. Цветы тревожно-желтого цвета, по которым в толпе узнал бы ее Мастер, в такой мороз не выживают.

Рыжая бестия с насмешливым огоньком в глазах и нежными чертами лица. Она умеет быть колкой и ранимой, надменной и женственной, изысканной и сексуальной одновременно. Она может позволить себе предельную искренность, но точно знает, в какой момент следует опустить занавес, — потому что дальше начинается то, о чем никто не должен знать.

— Я ведь хитрая, — немного грустно улыбается Вера. — И рассказываю только то, что интересно мне. Ну скажи, с чего вдруг вот сегодня (Вера распахивает свой еженедельник и смотрит на дату. — Авт.), в среду, 29-го числа, я должна ворошить то, что происходило со мной много лет назад? Вы сейчас уйдете и начнете писать, а мне что делать? Не хочется вспоминать то, что долгие годы специально забывала. Я привыкла помнить только о хорошем.

— Согласна, будем вспоминать о хорошем. Поступление в Школу-студию МХАТ относится к приятным воспоминаниям?

Вера: «Да, в день моего семнадцатилетия, 19 июля, ректор поздравил

меня с поступлением в институт. О лучшем подарке я тогда не могла и мечтать. Потому что я приехала в Москву поступать в МГУ на филологический факультет. Но у меня не приняли документы: не хватало каких-то глупейших справок из психоневрологического и туберкулезного диспансеров. Поскольку поезд обратно в Волгоград отправлялся только ночью, у меня было время зайти на прослушивание в Школу-студию МХАТ — ведь в глубине души я давно мечтала стать актрисой, знала наизусть много стихов. В тот день экзамены принимал Андрей Мягков. Он сразу же обратил внимание на то, что я была очень уставшей и почти ни на что не реагировала. «Вера, почему вы так наплевательски относитесь к экзаменам?» — удивился Андрей Васильевич. Тогда-то я и выдала ему длинную грустную историю о том, как меня не приняли в университет. В итоге я стала студенткой Школы-студии МХАТ".

— Потом, когда много лет спустя уже известную актрису Веру Сотникову приняли в труппу МХАТа, Мягков вспомнил уставшую и равнодушную абитуриентку из Волгограда?

Вера: «Что значит вспомнил? Он был педагогом на нашем курсе, а не просто так — принял и бросил. И потом, разве таких девочек, как я, забывают? Как-то мы с Андреем Васильевичем летели на гастроли в Америку: перелет очень длинный, мы разговорились, начали вспоминать мое поступление. Тогда Мягков напомнил такую деталь, которая лично меня очень удивила. Он, оказывается, во время экзамена спросил: „А что у вас с дикцией?“ Спустя много лет я была буквально сражена: мне-то всегда казалось, что никаких проблем с речью, даже провинциального говорка, у меня не никогда не существовало».

— Мягков разглядел в вас будущую актрису. Однако в училище, говорят, вам вскружил голову не он, а другой преподаватель — Олег Ефремов. Это правда?

Вера: «Не совсем так: в Ефремова я влюбилась гораздо позже. За это время много чего произошло. В моей жизни появился молодой человек, мы поженились, я родила от него ребенка, почти сразу же развелась. Представляете, какая у меня была бурная и непростая личная жизнь, помимо того что я сидела за партой с книжками по философии, ходила в театр и фехтовала на рапирах?»

— Почему же вы влюбились в Ефремова — при такой-то бурной и активной личной жизни?

Вера: «Да потому что в него невозможно было не влюбиться. Я бы посмотрела на вас: устояли бы вы перед его обаянием или нет?! Красивый, высокий и стройный, в кожаном пиджаке, с сигаретой в зубах. Слушать его можно было только с открытым ртом. От него млели все девчонки с нашего курса».

— Ну вот, «все девчонки млели». Я-то думала, что вас связывало нечто особенное…

Вера: «Конечно, особенное. Я ведь даже репетировать не могла в его присутствии. Его нет — все идет замечательно, но стоит ему появиться в дверях, я тут же начинаю играть отвратительно. Мне кажется, это видели и чувствовали все вокруг, в том числе и сам Ефремов».

О своей учебе в Школе-студии МХАТ Вера может рассказывать часами. Но мне хочется узнать о другом: как раз на эти годы пришелся самый трудный этап ее биографии. Одна, без денег и работы, с маленьким ребенком на руках…

— Вера, неужели не возникало желания все бросить и уехать в Волгоград — где есть мама, крыша над головой?

Вера: «Как я могла успокоиться, если уже познала яд творчества? Как можно бросить все это и уехать? Нечего есть — какие пустяки, отсутствие денег — ерунда! Главное — это творчество!»

— Но ведь и работы — то есть этого самого творчества — тоже не наблюдалось!

Вера: «Зато присутствовала твердая уверенность, что все изменится. Даже не уверенность, а вера. Чувствуешь разницу? Уверенность — это когда ты что-то приобрел и широкими шагами идешь вперед, а вера — другая субстанция, более иллюзорная. Именно в те годы я часто повторяла услышанную еще в детстве фразу: «Сталинград так просто не сдается!»

— Как же удалось покорить Москву?

Вера: «Именно в тот момент ко мне пришло самое страшное и самое прекрасное, что могло прийти, — спектакль по великому произведению Булгакова „Мастер и Маргарита“. Сейчас это назвали бы антрепризой, а тогда это была такая мобильная труппа, которая почти год колесила по всей стране. В постановке играли многие актеры из труппы МХАТа: Евгений Киндинов, Лена Майорова, Вячеслав Жолобов. В каких-то спектаклях я играла Маргариту, в каких-то — Автора, иногда — Геллу. За тот год я смогла познать и что такое театр, и что такое зритель, и что такое кочевая жизнь. Вообще, гастроли — это непростое испытание. Особенно когда пятнадцать спектаклей — и столько же городов подряд, многочасовые переезды и иногда — гостиницы без горячей воды. А тебе надо выходить на сцену в образе прекрасной Маргариты. Ведь зрители уже давным-давно купили билет на этот спектакль, и они не должны знать, что ты только что одиннадцать часов тряслась в автобусе, плохо выспалась, а в твоей гостинице нет воды».

— Ну, бытовые неудобства редко пугали советского артиста. А вот к потусторонним силам многие относятся с опаской. Признайтесь, Вера: не страшно было браться за Булгакова?

Вера: «Страшно. Но от таких ролей не отказываются. Тешу себя надеждой, что моя героиня несет положительную энергию — энергию любви. Хотя, с другой стороны… Когда я узнала, что мой партнер Витя Авилов, который девять лет подряд играл Воланда, умер от рака, — и болезнь у него начала развиваться как раз десять лет назад — у меня начались сомнения и по поводу спектакля, и по поводу моей роли».

— А еще вас экстренно ввели во мхатовский спектакль «Три сестры» — вместо трагически погибшей Елены Майоровой. Вас не терзали сомнения — браться за эту роль или нет?

Вера: «Были не то что сомнения — муки страшные. Тяжело мне все далось, честно скажу. Приближался сотый сезон МХАТа, его предстояло открывать именно спектаклем „Три сестры“. И тут случилась эта трагедия (несколько лет назад Елена Майорова погибла при странных обстоятельствах. — Авт.). Мне дали на репетиции всего три дня. Я мысленно попросила прощения у Лены и приступила к работе. Роль Маши мне была знакома: на третьем курсе я играла в „Трех сестрах“ у Ефремова. Я думаю, это неспроста, что спустя годы роль вновь вернулась ко мне».

— Вы суеверный человек?

Вера: «Скорее да, чем нет. У актеров есть элементарные правила, которые свято соблюдаются: если текст роли упал на пол, надо на него сесть — где бы ты ни находился, среди своих или на приеме у президента. Еще я крещусь перед выходом на сцену».

— А в вашей жизни мистика присутствует?

Вера: «Самый, наверное, мистический случай произошел у меня лет десять назад в Австралии. Я прилетела в эту волшебную страну ровно на месяц — в то время самолеты «Аэрофлота» летали на «зеленый континент» только по такому графику. Это был месяц настоящей сказки! Я так влюбилась в Австралию, что очень не хотела уезжать. Но приближалось время отлета, пора было думать о возвращении. Я попросила своего друга, у которого гостила все это время, отвезти меня попрощаться с океаном. Как сейчас помню, я была в вечернем платье, в туфлях без каблука. Стою в одиночестве на берегу, и ощущение такое, будто попала в матрицу. Честно: родилось чувство, будто океан — это живое существо. И я начала с ним разговаривать: «Спасибо тебе большое за мой замечательный отдых. Я постараюсь вернуться к тебе, как только выпадет такая возможность». Бросила в воду монетки и перед уходом загадала: если седьмая волна докатится до моих ног, то я еще вернусь к океану. И вот стою, считаю: «Раз, два, три». Ту волну, седьмую по счету, заметила еще издалека, и — странное дело — чем ближе она подбегала к берегу, тем больше набирала обороты, и меня все равно окатило водой. Но самое потрясающее случилось, когда мы приехали собирать вещи. Нам навстречу выбежал приятель и начал махать руками: «Вера, Вера, твой самолет никуда не летит!» — «Как никуда не летит?» — «Он сломался и стоит в ангаре».

И выяснилась вещь совершенно мистическая. Как раз в тот момент, когда я просила океан о будущей встрече, мимо самолета, только что прилетевшего из России, ехал автобус местной фирмы. И — просто невероятно! — задел крыло лайнера. Крыло согнулось, а сам самолет отправили в ангар на починку.

Дальше — больше. Оказывается, другие пассажиры послушно приехали в аэропорт и улетели в Москву ближайшим рейсом другой авиакомпании. А я-то всего этого не знала! Я сидела в гостях у моего приятеля и ждала, когда наконец починят самолет. Только через пару суток мы обнаружили, что все остальные давно улетели. Пошли к представителям «Аэрофлота»: как нам быть дальше? «Вы готовы ждать целую неделю и лететь на самолете, у которого вчера отвалилось крыло?» — спросили в представительстве. «Готова», — твердо ответила я. На меня посмотрели как на сумасшедшую, зато я провела в Австралии еще целую неделю. Специально съездила еще раз к океану и поблагодарила его за эту внезапную поломку".

— И что же: неужели не боязно было лететь?

Вера: «До сих пор это — один из самых потрясающих полетов за всю мою биографию. Я была в салоне абсолютно одна! Меня допустили в кабину пилотов; стюардессы, которые скучали без пассажиров, предвосхищали каждое мое желание. Не полет, а сказка!»

Еще об одном мистическом совпадении в своей жизни Вера рассказывать не любит. Потому что по ее меркам это считается вмешательством в ее личную жизнь. «А если много рассказывать о личном, все самое сокровенное растаскивается чужими людьми», — утверждает она.

— Но ведь история с сыном Яном действительно потрясающая, — убеждаю я ее. Мы препираемся еще несколько минут, и Вера сдается: этот раунд веду я.

Вера: «Это случилось в те годы, когда я училась то ли в восьмом, то ли в девятом классе. Я тогда еще играла в куклы (к слову, играла я с ними довольно долго, моя подруга даже однажды пошутила: „Переход от кукол к настоящему ребенку у Веры произошел незаметно“). И вот как-то раз я увидела в нашей „Волгоградской правде“ совершенно уникальную черно-белую фотографию — она у меня хранится до сих пор. На этом снимке стоят два мальчика — двух и четырех лет от роду. Тот, который помладше, держит в руке мороженое, а тот, что постарше, это мороженое слизывает. Одет он в белую рубашечку, джинсики с подтяжками. И хотя раньше я не замечала за собой особой любви к фотоделу, этот снимок запал мне в душу. Я почему-то решила: у меня родится сын, похожий на старшенького мальчика. А потом, когда я уже была беременна, мы с моим мужем пошли в гости. Когда открылась дверь, я увидела того самого мальчика, о котором мечтала, — в таких же джинсиках, белой рубашечке и подтяжках. Его звали Ян. Помню, я буквально повисла на руке у мужа со словами: „Я хочу себе такого же мальчика!“ Он тут же успокоил меня: „Хочешь — будет“. Я была тогда на пятом месяце беременности и, безоговорочно поверив мужу на слово, стала называть своего еще неродившегося ребенка Яном. И можете представить себе мою панику, когда в роддоме сказали, что я рожу девочку. „Этого не может быть, я знаю, что будет мальчик“, — кричала я врачам».

— А тогда еще не проводили ультразвукового обследования?

Вера: «Конечно, нет. Я пребывала в состоянии, близком к шоковому: ведь последние четыре месяца я постоянно общалась с сыном и называла его Яном. Но все получилось как в сказке: несмотря на прогнозы врачей, на свет появился мальчик».

— Сейчас Ян — уже взрослый парень. Сколько ему лет?

Вера: «Остановимся на том, что он взрослый».

— Чем он сейчас занимается?

Вера: «Работает звукорежиссером в кинокомпании „Ментор-синема“, выпустившей в прокат мой любимый фильм „Слова и музыка“ режиссера Ивана Соловова. Я рада, что ему там очень нравится, это же так важно — интересная работа, хорошая команда и опять же… Кино!»

— А я слышала, что он долгое время не мог найти себя. Учился на режиссера, потом бросил…

Вера: «Бросил, жалко. Хорошие работы писал, между прочим; если тема его интересовала, мог взахлеб рассказывать потрясающие истории. Но та страшная лень, которая родилась раньше него, похоронила все планы. Одним словом, сегодня Ян проживает свою жизнь так, как он хочет. Но я знаю, что он — очень хороший парень».

— Я смотрю, вы очень философски относитесь к метаниям сына. Другая бы не находила себе места…

Вера: «Спокойно, потому что знаю: оказывая давление на человека, ты можешь получить прямо противоположный результат. Пусть мечется, ищет. Я-то знаю, что не дам ему зайти далеко в его поисках».

— Это практически воспитание по-японски: нужно разрешать ребенку все, если это не угрожает его жизни. Вы его так воспитывали с раннего детства?

Вера: «В то время о таких вещах и думать-то было некогда. Я его видела редко, воспитывала Яна в основном моя мама. А когда он приезжал ко мне, я порой чуть ли не заходилась в истерике. У меня — то съемки, то репетиции. Прихожу домой, а мой мальчик спит как был — в школьной форме. Кошмар! Я до сих пор не могу избавиться от чувства вины по отношению к своему ребенку — за то, что не успела ему дать».

— Я слышала, что Ян общается с отцом — в отличие от своей мамы…

Вера: «Да, и в последнее время они стали общаться еще больше. Ну, а что здесь удивительного? Уже нет пеленок, не нужно вставать по ночам к плачущему ребенку. Почему бы отцу не встречаться с сыном?»

— А почему вы не поддерживаете отношений с отцом Яна?

Вера: «А мне неинтересно».

— С другими мужчинами в вашей жизни вы тоже расставались окончательно и бесповоротно?

Вера: «Вроде того».

— А я вот читала в одном интервью, что Владимир Кузьмин до сих пор переживает из-за вашего разрыва…

Вера: «Я не знаю, что у него творится в душе. Он недавно женился, у него молодая жена, я надеюсь, у него все хорошо».

Ответы становятся все лаконичнее. Я понимаю, что еще пара-тройка подобных вопросов, и беседа перестанет быть мирной, но все равно не могу остановиться — азарт, однако.

— Многие считают, что в те далекие годы именно вы вернули Володю к жизни: Кузьмин тогда приехал из Америки сам не свой. А Вера Сотникова в качестве режиссера сняла ему несколько очень удачных клипов, он опять стал записывать альбомы…

Вера: «Кто так считал, пусть так и продолжает считать».

— Рассказывают, что Кузьмин впервые увидел вас в зале — во время своего выступления. И несмотря на присутствие его бывшей покровительницы Аллы Пугачевой, после концерта первым делом направился к вам. Это правда?

Кажется, этот вопрос был явно лишним.

Вера: «Во-первых, он увидел меня уже тогда, когда Алла Борисовна ушла. А во-вторых, я все не могу понять: я вас интересую только с Кузьминым? А без него — нет? Зачем нужны такие вопросы: чтобы потешить наших читателей?»

— Чтобы актриса Вера Сотникова предстала живой женщиной со своей судьбой, а не просто кокоткой.

Вера: «Я знаю другое: чем меньше обо мне будут знать, тем лучше. Вопросы про личную жизнь опускаем».

Этот раунд я проиграла. Пора сделать паузу. Я беру тайм-аут до завтрашнего дня.

Мы встречаемся уже как старые приятельницы. «Давай уже переходить на «ты», — предлагает Вера.

— Хорошо. Тем более что так мне легче задавать нескромные вопросы. Потому что я не могу поставить точку, не поговорив с тобой на личные темы. Это нарушает чистоту жанра.

И пока Вера не передумала, тут же иду в наступление.

— Вопрос первый. Рассказывают, что не так давно богатый поклонник подарил тебе роскошный остров где-то в тропиках. Это действительно так?

Вера: «Никто ничего не дарил. Хотя слух этот родился не на пустом месте. Дело в том, что у меня есть давний друг по имени Эрнст. Когда мы познакомились, мне было двадцать лет. С тех пор и общаемся — то находясь в любовных отношениях, то просто в дружеских. Честно говоря, если проанализировать прошедшие годы, то с моей стороны, наверное, присутствовала корысть — потому что все это время он был моим щитом.

Я знала, что могу позвонить ему в любой момент и просто сказать: «Эрнст, мне плохо, Эрнст, у меня нет денег, Эрнст, меня гложет тоска», — и он тут же придет на помощь. Он сыграл важную роль в моей жизни. Потому что по сравнению с другими молодыми актрисами я чувствовала себя намного защищеннее и свободнее в выборе: у меня был надежный тыл. Еще в первые годы нашего знакомства Эрнст постоянно мечтал о своем острове. «Я хочу, чтобы мы уехали от всей этой городской суеты и жили вдвоем в хижине», — говорил он. Помню, я тогда смотрела на него и думала: боже, как такое возможно — чтобы в одном человеке совмещался талант серьезного бизнесмена и такой детский романтизм. Но Эрнст не успокаивался: «Вера, я знаю, что на земле есть такое место, где мы будем чувствовать себя как в раю. Это — Сейшелы. Там белоснежный песок, прозрачнейшее море, нет ни скорпионов, ни змей, ни акул». Самое забавное, что лет десять назад он распродал всю свою недвижимость в Москве и Германии и действительно купил шикарный дом на Сейшелах. Там он сейчас и живет почти круглый год, лишь на сезон дождей перебираясь в свою пражскую квартиру. Я, конечно, бывала у него в гостях на Сейшелах, но остров мне никто не дарил. И кому нужны эти слухи?"

— Так это же замечательно, когда обсуждают не то, как Вера Сотникова гуляла на банкете, а то, что мужчины бросают к ее ногам целые острова!

Вера: «Ой, действительно, а я — вот дурочка! — все опровергаю!»

— Тебе постоянно приписывают новые романы, стоит появиться на какой-нибудь вечеринке с новым другом. И тем не менее сегодня ты одна. Скажи: женщине-актрисе семейная жизнь помогает или надо целиком отдаваться искусству?

Вера: «У всех по-разному происходит. Вот когда мы жили вместе с Володей Кузьминым, я умудрялась довольно лихо совмещать творчество и быт. С одной стороны — сидела целыми днями в домашней телестудии (спасибо Володе, что он дал возможность построить ее у нас дома) и монтировала свой фильм, с другой — на мои плечи полностью лег ремонт наших новых квартир. В то время как сам Кузьмин записывал один диск за другим и ничто иное его не интересовало. Так что я находилась в безвыходной ситуации — приходилось успевать и там и тут. И все вроде получалось. Тогда я снималась в Праге в фильме „Королева Марго“. И каждый раз везла оттуда тяжеленные мешки и коробки с хозяйственными штучками: у нас в квартире даже розеток не было, а московские магазины тогда пустовали. Помню, с каким ужасом на меня смотрели мои партнеры по фильму Дмитрий Харатьян и Михаил Боярский. Мне было так неудобно перед ними. До тех пор, пока однажды Боярский не подошел ко мне и не попросил так тихонько: „Слушай, если увидишь решетки для камина, имей меня в виду“. И я поняла, что все мы, народные и заслуженные, подвержены одной страсти — обустройству своего дома…»

— И все-таки: искусство требует жертв?

Вера: «Не буду соглашаться — и точка. Другое дело, что искусство иногда само берет эти жертвы. Лично у меня всегда получалось так, что мне интересней было играть в театре и ходить на репетиции, чем считаться хозяйкой в доме, где нет любви и только дыры. Если бы появился любимый человек, с которым мне захотелось бы связать свою жизнь, родить от него ребенка…»

Пока этого не случилось. Вера только ищет дорогу в заветный цветочный магазин. Кстати, цветы тревожно-желтого цвета, по которым в толпе ее узнает Мастер, каждый год появляются в Москве в конце зимы.