Когда-то спецкор НТВ Тимофей Баженов занимался очень серьезными делами: ездил в военные командировки, делал репортажи из Госдумы и снимал документальное кино. Сегодня от мира человеческого он переключился на мир животных. Увлечен экспедициями в поисках диких зверей для программы «Дикий мир» и съемками детской передачи «Сказки Баженова». Кстати, все ее герои — часть большого зоопарка Тимофея — живут у него на загородной базе. Где мы и побывали.

— Тимофей, а с каким животным вы бы сравнили себя? На кого вы больше похожи по характеру?

— Вы знаете, для человека большая честь, если его сравнивать с животным. Человек — одно из самых грязных и подлых существ на свете. Но если речь идет о том, что я должен сравнивать себя с кем-то, а соответственно, хвастаться, то я бы с удовольствием сравнил себя с белым медведем. Мне польстило бы, если бы меня сравнили с волком. Вообще, скорее всего это какие-нибудь хищники с суровым нравом и жесткой шерстью.

— То есть это скорее дикое животное, чем домашнее?

— Было бы странно, если бы я сравнил себя с коровой. Хотя многие считают, что это вполне нормальное сравнение в той части, которая касается дойки.

— А что у вас общего с белым медведем?

— Белые медведи — существа замечательные и непосредственные. Они никогда не замышляют ничего недоброго, но в то же время уверены, что весь мир для них и что на свете нет конкурентов. Мне очень нравится такая позиция. Я считаю, что именно так себя и надо вести. Хотя окружающие, которые не осведомлены, что ты чувствуешь себя белым медведем, могут в таком случае неожиданно получить по уху.

— У вас в общем-то так и получается: мир для вас. Вы же много путешествуете…

— Ну, он для меня не только поэтому. Видите ли, у меня с детства было такое мироощущение, что весь мир — для меня. А уже потом я решил стать журналистом, чтобы весь мир был еще и для вас. И я, как могу, стараюсь его вам показывать.

— Работа с животными в большей мере помогает раскрывать мир, чем профессия военного корреспондента?

— Корреспондент — это состояние души. Я бы сказал, вневременное понятие для человека. Корреспондентом нужно родиться. С 18 до 27 лет корреспондент, наверное, должен много бегать, проводить время на войне, в тяжелых командировках. Когда человек уже матереет, у него появляются корни, которые держат его недалеко от дома, и достаточный профессионализм, чтобы под его началом работало некоторое количество народа, можно сходить с этой орбиты и заниматься чем-то другим. Например, съемкой документальных фильмов. А я ведь никуда от документалистики не ушел. Просто пять лет назад я занимался больше документалистикой политической и социальной, а сейчас у меня документалистика в жанрах «энимал» и «трэвел». Мои кумиры — это Джеральд Даррел, Дэвид Эттенборо. Я, как могу, иду по их стопам. А что касается русских ученых, исследовавших земли, — наверное, я хотел бы быть похожим на Миклухо-Маклая.

— Сколько времени в среднем у вас уходит на подготовку одной экспедиции?

— Можно сорваться за один день и получить результат. А можно готовиться полгода и приехать ни с чем. Вряд ли здесь можно назвать какие-то рамки.

— Часто поездки заканчиваются ничем?

— К сожалению, «чем» у нас заканчивается примерно каждое третье путешествие. А первое и второе — «ничем». Так часто бывает, даже когда идешь за колбасой. Придешь, к примеру, в магазин, а «Докторской» нет. Идешь в другой. Там тоже нет. Думаешь: «Ну ладно, сегодня „Останкинской“ куплю граммов триста». А тут идешь дикого зверя в лес искать. Там, может, и грибов-то нет, не говоря уже о зверях.

— Какие съемки — предмет вашей гордости?

— У нас много таких кадров. Ни у кого нет съемок рожающей рыси — у нас есть. Ни у кого нет съемок укуса змеи из-под кожи. Мы с помощью некоторых технических нововведений получили изображение, как зубы змеи протыкают человеческую кожу, как по капиллярам разливается яд и что происходит с текстурой сосудов в момент всасывания яда. Можно гордиться нашими съемками снежных барсов — эти кадры, без преувеличения, сейчас самые дорогие на телерынке, потому что мы снимали настоящих диких животных. Белый медведь у нас очень хороший. Особенно кадры, как он заходит в домик и как мать кормит медвежонка грудью. Наверное, стоит гордиться съемками бурых медведей: как медведь ложится в берлогу и как он сосет лапу. Вот собственно сосание лапы — по-моему, мы первые производители такого видео. Многие квалифицируют этот процесс как сказочный, на самом деле он очень даже реальный и очень интересный.

— А где скрывается съемочная группа, когда происходят такие съемки?

— Понятия «съемочная группа» в момент непосредственного контакта с диким зверем не существует. Обычно это один человек — или оператор, или я, или звукооператор. Мы все дублируем функции друг друга. Вот, например, когда снимали белого медведя, Никита Гордеевич Овсянников, оператор, вынужден был лежать один в ледяной берлоге по 30—50 часов не шевелясь. Ни курить, ни кашлянуть нельзя. За это видео заплачено серьезными обморожениями и ожогами. На деревьях, бывает, сидим подолгу, в землю закапываемся, подолгу лежим в воде в аквалангах. Так что это настоящая тяжелая мужская работа. Вот недавно в Камбодже королевская кобра заплевала глаза нашим операторам. Хорошо, что ребята были в специальных очках, иначе остались бы без глаз.

— А сколько у вас самого шрамов?

— Шрамов у меня немного. Нас можно сравнить с электриками. Если тебя бьет током, значит, ты плохой электрик. Да, у меня есть покусы, но каждый покус мы воспринимаем как нарушение трудовой дисциплины. Долго расследуем, почему это произошло, и делаем для себя выводы. Тем более когда речь идет о крупных зверях — там понятие «кусание» уже не актуально. Вот в марте у нас волк «укусил» нашего рабочего сцены: отхватил ему полкисти руки за полсекунды. Человек был вылечен и немедленно уволен. Потому что выпил, решил со зверем помериться силами и неизвестно зачем треснул волку по зубам. И не успел отдернуть руку, как уже полкисти было у волка в пасти. Хотя это абсолютно дрессированная ручная волчица, с которой я спал в одной кровати и до сих пор сплю, когда мне холодно. Зверь не может быть виноват. Виноват всегда человек, в любом случае.

— Раз вы в таких близких отношениях со своими питомцами, снимать их в «Сказках Баженова», наверное, проще, чем диких зверей?

— Не скажите, наш хлеб дается очень тяжело. Вот сейчас вы приехали на съемочную площадку «Сказок» — сегодня снимаются простенькие звери, не крупные, не злые. Тем более сейчас лето, люди отдохнувшие, только что после отпуска. А представьте себе: февраль, минус 30, ветер здесь бывает до 25 метров в секунду. У нас снимается леопард — злой, голодный, ничего не хочет делать. Эфир в воскресенье, уже четверг, а он так до сих пор и не снялся. Ему построили домик, а он туда ворвался и снес крышу. А темнеет рано, часа в 4, и ветер только усиливается… В общем, наши «Сказки» снимаются серьезно. Это настоящее кинопроизводство в телеформате, и в данный момент в мировом телевидении аналогов нам нет. При этом «Сказки» — абсолютно убыточный проект, они существуют за счет бюджета «Дикого мира». Но это наше подношение российскому телевидению. Отсутствие детских программ в отечественном телеэфире — удар по нашему будущему. И я делаю что могу для того, чтобы у детей были сказки. Коллеги мои меня поддерживают в этом, хотя, еще раз говорю, платят за это обмороженными руками, расцарапанными ногами. А один товарищ вот у нас недавно едва не лишился скальпа. Шарахнулся от хищника и рассек голову о лист шифера. Не очень хорошо получилось.

— Сколько всего животных в вашем зоопарке?

— Давайте посчитаем. Коза, баран, четыре собаки, хорек, ворон, ворона, утка, бобр, лиса, два волка, сова, два медведя, леопард, две дальневосточных кошки, обычных кошек — 16 штук, три попугая. Кормовых мышей — штук 200, но их можно считать за одну. Игуана, крокодил, две гадюки, три ужа, два фазана, семь зайцев, три

песца, лисы было две, теперь вон от одной хвост лежит, ее волчица съела. Еще два волкособа. В общем, под сотню наберем вполне.

— Чему посвящаете время помимо животных?

— Много на что остается. Есть у меня замечательная любимая девушка, есть коллекция курительных трубок, я собираю антикварную мебель и чиню большие джипы.

— Здесь, говорят, тоже практически все построено вашими руками?

— Да, за исключением тех вещей, которые мне не под силу, потому что я неуклюж. В частности, я не могу крыть крышу: боюсь с нее сорваться. Этим занимались мои замечательные коллеги и, по-моему, отлично справились.

— А мастерство резьбы по дереву вам, наверное, было навеяно генетически. От прапрадедушки архитектора Баженова.

— У моих родственников по мужской линии у всех руки росли откуда надо. Причем не только у архитектора Баженова — был еще знаменитый художник Баженов, тоже мой прямой родственник. Он все советские открытки рисовал и детские книжки иллюстрировал.

— А вот вы про трубки обмолвились. Я читала, что первую трубку вам подарила мама, когда вам было 7 лет. Обычно мамы, наоборот, сыновей оберегают — чтоб не пил, не курил.

— Оберегать меня, чтобы я не пил, наверное, не надо. Питье водки, вам даже мои коллеги расскажут, я считаю никчемным процессом. Вообще меня в пьющих компаниях считают разведчиком. Потому что все пьют, а я чего-то нет. Не пью, потому что мне невкусно. А что касается курения, то в нашей семье было семь врачей, и все курящие. Мама моя — глубоко курящий человек, и потому никакой беды в том, что она научила меня курить трубку, я не вижу. К тому же хочу вам доложить, что у меня нет привязанности к табаку. Я могу не курить столько, сколько нужно. Наверное, моя бабушка на небесах с удовольствием прочитает это в вашем журнале, потому что теперь уже можно точно сказать, что я не стал алкоголиком, наркоманом, бандитом, хулиганом и многоженцем.

— Легко ли вам далась смена имиджа? В смысле, что пришлось отрастить густую бороду для съемок «Сказок»?

— Борода у меня быстро растет. Я не люблю бриться, и поэтому, когда появилась такая возможность, с удовольствием оброс бородой. Собираюсь обрастать и впредь. Вообще я считаю, что если Бог сделал так, что у мужчины борода растет, а у женщины нет, то это зачем-то придумано. Теперь, кстати, я отчетливо понимаю, что, наверное, в Кремль меня с бородой сейчас уже не отправят. Хотя в начале своей карьеры на НТВ я ездил в Кремль с большой бородой. Был тогда такой уже довольно знаменитый корреспондент со здоровенной бородищей, в костюме, белой рубашке, жилетке и при галстуке. Тогда хорошими рубашками считались «Кашарель». Они у меня были, и сейчас есть. Вообще я иногда появляюсь на дорогих приемах. Не могу сказать, что там блещу, но и лицом в грязь не ударю.

— Особенно если закатать где-нибудь на приеме одну штанину и обнажить свою татуировку. Выйдет хорошо.

— А что, я считаю, что тату не портит ум и красоту. Это изображение относится к моей байкерской юности. Я им очень горжусь, считаю, что это прекрасно для молодого мужчины. Татуировка эта серьезная, старинная, называется «браслет завоевателя». Сделана очень хорошим художником, и пока от нее ничего, кроме пользы, я не видел.

— Зачем вам «браслет завоевателя»? Вы же добрый, животных любите.

— Нет, я скорее недобрый человек. Я люблю детей, зверей, а к состоявшимся личностям отношусь так, как они того заслуживают. Людей после 18 лет я считаю взрослыми. Поэтому, чтобы поддерживать со мною хорошие отношения, они должны вести себя хорошо. А дети и звери — это совершенно другая категория населения нашей планеты. Они невинны, и поэтому в их адрес я распространяю бесконечную доброту.

— Тогда, наверное, врагов вы себе нажили достаточно.

— Вообще, чтобы считать себя моим врагом, нужно набраться смелости. (Смеется.) Но я и друзей нажил. Как же никого не нажить? Надо, чтобы были и враги, и друзья обязательно. Иначе и жить неинтересно.