Утреннее шоу Вадима Тихомирова «Будь готов» на канале М1 разительно отличается от подобных программ других каналов. Вместо блоков информации — нестандартные шутки, вдобавок к оригинальной студии — огромная площадка на улице, куда в прямом эфире приходят все желающие. Плюс к этому — легкие, непринужденные беседы с гостями, конкурсы для дозвонившихся в студию и еще куча приколов. Короче, все то, что может поднять с утра настроение зрителю…

— Вадим, как бы ты сам определил концепцию своей программы «Будь готов»?

 — Как каждый телевизионный работник, находясь за границей, я в первую очередь смотрю местные программы. Когда я был в Англии, то увидел там одну утреннюю передачу: происходящее было абсолютно мне непонятно (просто шел какой-то треп, и все), но самое главное — в ней было настроение. И когда я придумывал «Будь готов» — для меня это была первоначальная задача. Пусть говорят, что это полный дебилизм, ужас и ведущий просто отморозок, но если зрители хотя бы на десять минут задержатся у экрана и улыбнутся — это будет здорово.

— Но ты же не хочешь сказать, что «Будь готов» — калька какой-то западной программы?

 — Возьми первый кабельный канал в Нью-Йорке. Там ведущие сидят в студии, которая окном выходит на Нью-Йорк. Есть программа «Смак», в которой готовят завтрак. Была программа «Шпилька», где жонглировали тремя мячами и разыгрывали приз. Все это уже было. Остается только сидеть и думать: отсюда стырить это, отсюда то. Потом соединить все вместе, и получится что-то жизнерадостное. Поэтому честно признаюсь — в программе много плагиата. Многое я стырил из каких-то разговоров. Я просто хожу, очень внимательно слушаю и подворовываю идеи. Зато теперь все копируют у меня — и «погоду» нашу повторили, и «кухню», и «улицу». Но в этом нет ничего плохого, потому что все же берут лучшее.

Кстати, когда я рассказывал знакомым о своей идее, в нее никто не верил. Потому что изначально я поставил для себя вопрос ребром — никаких гостей в студии, «прописанных» заранее. Только живые люди в прямом эфире. На что мне даже близкие друзья говорили: «Никто к тебе не пойдет в 8 утра, в какую-то тмутаракань на дециметровый канал. В лучшем случае это будут третьеразрядные звездочки, которым надо протусоваться». Но пока ничего, как видишь. И не записываю, и звезды приходят. При этом все ругаются, что надо очень рано вставать, но все соглашаются. Говорят: у вас смешно. Они чувствуют, что здесь можно поприкалываться, побросать помидорами в прямом эфире друг в друга…

— Программа в основном рассчитана на молодежную аудиторию?

 — Я же работал в «Сегоднячко», а это суровая школа. И, как ни странно, я считаю, что программа должна быть рассчитана на всех. По-моему, так и получается. Люди хотят включить утром телевизор и просто постебаться, посмотреть что-то легкое. Хотя я всю жизнь очень любил делать глубокие, развернутые интервью. Чтобы человек вдруг заплакал во время беседы или высказал какую-то неожиданную мысль. Сейчас нет такой возможности, потому что утром нельзя грузить людей философией. Вот и приходится задавать какие-то гадкие вопросы.

— А шутки твои потом боком не выходят?

 — Нет, прощают. Меня вообще всю жизнь прощали. Не знаю, с чем это связано. Иногда говорят: слушай, старик, ну ты такое несешь в эфире, такие вопросы задаешь людям… другого бы на твоем месте убили давно. Я говорю: ну так это же я вопросы задаю, а не кто-то другой. В жизни-то я люблю всех, кто ко мне приходит.

— Не устаешь постоянно шутить?

 — Ты знаешь, когда руководство начинает давить: ах ты такой-сякой… Сразу ломаешься, начинаешь дергаться. Думаешь: может, я действительно что-то не так делаю? Тоже мне — художник на букву «х». А на самом деле шутки все уже давно в накате, и с каждым днем шутить становится все легче и легче. Единственное, конечно, если тема секса с утра проходит или скатываюсь на пошлости — за это ругают очень часто. Скажешь фразу и думаешь: ну сейчас покусают. С другой стороны, как сказал Фоменко в свое время, «сиськи-письки-унитазы» — это железобетонная тема. На этом строится юмор. Но я стараюсь, чтобы это было интеллигентно. Самое большое счастье на этом канале, что хоть меня иногда и ругают (я потом неделю могу ходить в депрессии), но никто никогда не скажет: вот этого говорить ты не имеешь права. Могут только порекомендовать: Вадик, поосторожнее надо быть, посолиднее. И это кайф. Такое у меня только с «Экспресс-камерой» было, когда я мог ни перед кем не отчитываться.

— Кстати, сейчас вы с Паньковым делаете радиоверсию этой программы на «Русском радио». А почему бы не возродить ее на ТВ? Программа ведь классная была.

 — У меня была такая мысль. Но как представлю, что два таких старых кренделя будут в кадре прыгать… Ведь пенсия уже на подходе. Это было бы ужасно. С другой стороны — программу эту я очень люблю. Я уже 150 передач сделал, а меня все равно по «Экспресс-камере» помнят. Она отвязной такой была — говори что хочешь, думай что хочешь. Это было два года беспробудного счастья. Только один раз попросили снять сюжет. Когда была инаугурация Ельцина, в Москве висел плакат с его портретом. А на плакате от лица москвичей было написано: «Мы с вами, Борис Николаевич!» У нас был сюжет — сидим мы с водителем в машине, я держу в руках пакет кефира и говорю: «Давай выпьем за здоровье Бориса Николаевича». Он мне: «Ну на двоих же не пьют, надо третьего искать». А я: «А чего его искать? Вон он». И как раз тут показывают крупно плакат: «Мы с вами, Борис Николаевич». Но меня попросили снять сюжет, так как у Ельцина было очень плохо тогда со здоровьем, нельзя было травмировать лишний раз.

Еще никогда не забуду, как приезжал в Москву президент компании «Кока-кола». Выстроилась к нему, естественно, очередь журналистов, а так как «Кока-кола» была нашим спонсором, я тоже должен был в «Экспресс-камере» взять у него интервью. У нас программа — 4 минуты. Подхожу — вокруг куча охраны, переводчик. И начинаю объяснять, что сейчас задам вопрос и ответить на него нужно очень коротко, буквально одной фразой. Он мне: да, все понял. Включаем камеру, я говорю: «Вот у нас в Москве президент „Кока-колы“, сейчас я ему задам вопрос: скажите, пожалуйста, ну и как там „Кока-кола“?» И тут он начинает мне такую телегу гнать! Я говорю: «Стоп! Одну фразу! Еще раз». Все вокруг побелели: Вадик, ты что делаешь? Мы сейчас тебя убьем! Так мы три раза переписывали этот кусок. Но самый прикол был, когда через год этот президент опять приехал, меня подвели к нему, а он: «О-о! Мистер Еще Раз!» Мне потом передали, что он таких наглых никогда в жизни не видел. Но простил.* * *— Говорят, что люди, которые на экране шутят, в жизни очень хмурые…

 — Я не хмурый, просто очень уставший. Потому что работаю еще и на «Русском радио», и, честно признаюсь, после работы на жизнь меня уже не хватает. Последнее время перестал тусоваться, куда-то ходить… В лучшем случае могу где-то пивка попить.

— Не скучаешь по студенческим годам: институт культуры, режиссерский факультет, аспирантура?..

 — Сказать честно — нет. Знаешь, на самом деле чего хочется? Преподавать. Это единственное, что хотелось бы вернуть. Просто сейчас нет на это времени, физически тяжело. Но это такой кайф! Хотя, конечно, тварью я был редкостной… Но меня все любили. Моим студентом, кстати, Богдан Титомир был. Представляешь, захожу в аудиторию, сидят все эти дебилы, и Богдан Титомир мне: «А шо, Вадим Юрич? А шо такого?» А я ему: «Богдан, а вы идите на х.!» Он мне: «А че вы так ругаетесь?» Я говорю: «А потому что вы меня достали!» Я ведь тогда молодой был, все студенты были почти мои ровесники.

— Говорят, ты когда-то зарекался жениться на моделях, а в итоге женился на манекенщице…

 — Есть такое. Дело в том, что, когда я закончил институт, время бедное было. И я за один день стал… постановщиком показов мод. Устроился репетитором в модельное агентство. Стыдно было ужасно, потому что я никогда в жизни этим не занимался. За одну ночь меня знакомая манекенщица научила ходить по подиуму, и потом я пошел учить других. Репетировал с ними и был в шоке: какие же они все тупые! У них действительно все мозги ушли в ноги. И тогда же подумал, что никогда в жизни не свяжу свою судьбу с манекенщицей. Но вот попалась одна, у которой мозги оказались на месте… После этого я решил вообще никогда не зарекаться. Жизнь она такая, никто ж не знает, что случится.

— Кажется, жизнь свела тебя как-то с Листьевым…

 — Да. Помнишь, давным-давно на «Поле чудес» меняли ведущего? Листьев проводил конкурс, пробовались даже сами участники передачи. И мне так хотелось! Думал: я же звезда, я все могу! Решил позвонить ему лично, договориться, как поучаствовать в конкурсе. Достал его домашний телефон, звоню, мне говорят, что он будет в 12 часов ночи. Перезваниваю в 12, Листьев снимает трубку. Говорю: «Здравствуйте, Влад, я такой-то такой-то. Можно поучаствовать в конкурсе?» И вдруг он мне на совершенно голубом глазу отвечает: «Да ты че, парень, это ж все враки! Это полная подстава! Мы давно уже нашли ведущего». А конкурс-то был только в самом начале. Они потом еще месяца три-четыре в эфире колбасились для вида… Я удивился, говорю: «Ну ладно, всего доброго, до свидания». А он: «Ну че ты так сразу. Ты хоть расскажи, кто ты, что ты…» Я рассказал. На следующий день мы встретились, пообщались, и через некоторое время он пригласил меня работать к себе. Время тогда было свободное, демократия, а Листьев был очень авторитарным человеком. Я подумал-подумал и решил, что не хочу менять свободу на авторитарность руководства. И ушел. Два года мы с ним не виделись, я все это время работал на телевидении, потом еще устроился на радио. И как-то получилось, что мы опять подружились. Я сделал с ним два больших интервью — одно на «Эхо Москвы», другое на «России». Причем гаденышем я был уже тогда и во время эфира на «Эхо Москвы» говорю ему: «Влад, вот если так честно признаться, из всех „видовцев“ ты был никакой. У Любимова была своя харизма, у Политковского — своя. А ты был самым никаким. Зато сейчас стал самый крутой. Как же так?» В общем, такое ему выдал, что он весь пятнами пошел… А второй вопрос задал про Лидию Иванову. Так он ее так защищал, что я думал, он меня просто убьет сейчас… И вот через некоторое время Листьев опять предложил мне работать у него. Я тогда пришел к нему и говорю: «Все, Влад, пришел отдаваться…» А он мне: «Ну ты приходи в конце недели, мы с тобой разберемся». А конца недели уже не произошло. Для меня это был просто шок. Небо тогда просто упало на землю… Но он был очень классный.

— Ты сейчас представляешь себя вне экрана телевизора?

 — Да я уже подорвался на телевидении, что деваться некуда. Единственное, честно скажу… я на самом деле все время думаю: все, что я делаю, — это полный ужас. Я на себя боюсь иногда смотреть со стороны. Ставлю кассету и думаю: «Мама, кто это? Что это?» А иногда, наоборот, смотрю, и кажется, что вроде ничего. Вроде и шутки удачные бывают…