Эта миниатюрная красавица стала заметной в большом кино практически с первой своей роли. Так и задалось, каждый фильм, в котором она принимает участие, отмечают и зрители, и критики.

— Признайся, сегодня красивой актрисе сложно пробиться наверх?

- Так сходу? Такой серьезный вопрос. Почему-то я почувствовала в этом предложении некий акцент на слово «красивой»?

- Конечно. Ты не считаешь себя таковой?

- Ну, актрисы разные бывают. Классические красивые с симметричными лицами. Бывают с изюминкой, которые не соответствуют классическим канонам красоты, но являются очень притягательными. В каждом из этих случаев нужно присмотреться к человеку, потому что он может быть красив, но пуст внутри и не обладать какими-либо способностями, которые притягивают зрителя. А может быть внешне, на первый взгляд, на поверхностный взгляд, далек от современных канонов красоты, но при этом обладать харизмой и невероятным дарованием. Поэтому я бы этот вопрос так однобоко не рассматривала. И потом: что значит «наверх»? Что значит «пробиться»?

- Стать популярной, известной, любимой у зрителя.

- Это путь в любом случае. Я не воспринимала это в своем воображении никогда как движение по вертикали. Это путь из точки в точку, желательно, чтобы конечный путь назначения был дальше, дальше и дальше. Чтоб ты себе ставил новые, новые и новые цели. Возможно, в моем понимании, я еще не дошла туда, куда бы я хотела прийти в итоге. Сложно ли это сейчас? Ну и на времени не стоит акцентироваться, потому что это было трудно всегда. И человеку самому бывает тяжело принять зов сердца своего и пойти, поверив, что это его призвание, пойти по этому пути. И это было непросто всегда.

Я думаю, наши реалии не особенно на это влияют. Сложности всегда одни и те же. Веришь в себя, не веришь в себя; надо тебе, чтоб в тебя верили другие люди или не надо; нужна тебе опора в лице родителей или не нужна; необходимо тебе их благословение или нет, или ты можешь просто отказавшись от корней или бросив династию врачей, пойти вдруг в актеры, — каждый решает такие вопросы, независимо от того, становился он артистом в конце ХIХ века или сейчас, в начале ХХI-м. Ну, в общем, сложно, да. Но опять же, как об этом думать.

Я никогда не думала, что я пробиваюсь. Я шла по интуиции, я занималась тем, что мне нравится. И не мечтала, правда, не мечтала ни о красных дорожках, ни о больших гонорарах, ни о рекламных контрактах, ни о каких-то лестных знакомствах. Нет. Мне просто нравилось то, что я делаю. Мне невероятно понравилось быть перед камерой с первого дня, когда я вдруг перед ней очутилась. И вот я так и продолжаю наслаждаться, наслаждаться кадром, наслаждаться сценой, наслаждаться общением, если это формат выступления, когда я вижу зрителя глаза в глаза, — это прекрасно. Всё остальное, что выглядит так привлекательно в глазах обывателя, пусть не обижаются на это слово, всё остальное в глазах обывателя это при правильном раскладе, при правильной расстановке приоритетов приятный побочный эффект, но это не нужно делать самоцелью.

Фото: архив редакции

- Твой путь соответствует тем ожиданиям, которые были в начале?

— Не было ожиданий. Я закончила школу с золотой медалью. Параллельно с актерской профессией заканчивала юридический. Я поступила на юридический факультет и на тот момент, когда получила свою первую роль, уже училась на 2-ом курсе. Я сыграла свою первую роль в московском кино. У меня еще была роль в пермском кино, в художественно-публицистическом «Огарки». Его, кстати, можно найти в сети, там можно посмотреть на меня, еще такую зелененькую, свеженькую, 17-летнюю. И уже тогда я поняла, что всё это мне очень близко, понятно, меня захватил процесс, мне нравилось быстро учить текст, мне нравилось запоминать всё, что я делала, чтобы воспроизводить эти действия и как-то мне было легко. И когда я попала на свои первые пробы в Москве, у меня не было ощущения, что я новичок, которому неуютно, как-то страшновато. Я чувствовала себя как рыба в воде.

- Но несмотря на это, тебе было непросто существовать, денег не хватало, да так, что ты даже подрабатывала танцовщицей go-go?

- Можно даже сказать: работала. Не то что подрабатывала. Это был в Перми мой основной источник дохода. Стипендия моя повышенная составляла 450 рублей. На это не проживешь. А в ночном клубе за вечер я зарабатывала, если я не ошибаюсь, рублей 500, может, чуть больше. Такая стандартная смена go-go — три выхода по 15 минут (15 танцуешь, 15 отдыхаешь).

- Ты и в Москве продолжала?

- Несколько лет еще.

- Я имею в виду преподавать танцы и английский язык у Юрия Чернявского, когда устроилась к нему в музыкальный центр?

— Да, я работала в продюсерской фирме у Юрия и там же познакомилась со старшей дочерью Георгия Юнгвальда-Хилькевича, который снял меня в моей первой роли в фильме «Адам и перевоплощение Евы».

При этом я еще и танцовщицей работала довольно долго в Москве. Я перестала танцевать в 2009 году только тогда, когда на экраны вышел сериал «Катя». Вот после премьеры «Кати» я уже в ночных клубах не появлялась. А до этого работала, получается, с 2005 по 2009 год.

- Вообще не появлялась или все-таки как посетитель бывала?

- Я имела в виду в качестве танцовщицы. Ну а как посетительница тоже не особенно часто. Я люблю потанцевать, но мне это больше нравится в рамках какого-нибудь выступления. Я удовлетворила свою страсть с лихвой в «Танцах со звездами» с прекрасным партнером, в костюмах, в рамках танцевально-драматического номера. Это прекрасно. А просто сходить с друзьями в клуб — я никогда не любила. Хотя по первости мы ходили с друзьями на танцорские батлы. Вот это мне нравилось: прийти в клуб, где есть такой стихийный батл, когда создается арена, в круг собираются танцоры и включают любимые треки и по очереди выпендриваешься, как я это называла. Это было здорово.

- Ты упомянула «Танцы со звездами». Вообще зачем актеру подобные шоу-проекты, как «Ледниковый период», «Танцы со звездами», на твой взгляд?

- Я не знаю, зачем. Я не думала об этом. Мне просто нравилось и было интересно. Да, интересно! Есть вещи, которые ты не пытаешься постигнуть рационально. Есть вещи, которые ты делаешь по наитию и просто тебе там хорошо, у тебя в этом расцветает душа, и ты не думаешь, какие вторичные выгоды тебе это принесет. Тебе предложили — ты внутри чувствуешь ответ как щелчок «да»/«нет», «хочу»/«не хочу». Я не могу себе представить, чтобы я после долгих раздумий отказалась, например, участвовать в «Ледниковом периоде», хотя я понимала риски, в итоге я и свалилась на голову, мы упали с партнером с поддержки, есть у меня до сих пор последствия, с которыми я всю жизнь совладаю. Но тьфу-тьфу-тьфу, никакой катастрофы. Как видите, сижу перед вами, двигаю шеей, руками, ногами… Это я к чему? Можно было, получив это предложение, подумать обо всех рисках: а вот, а вдруг я упаду, ударюсь, травмируюсь, и будут последствия на всю жизнь. Можно было испугаться и сказать «нет, нет, нет, мне мое хрустальное тело важнее, я потом, может быть, если травмируюсь, не сяду на левый шпагат, не смогу сыграть какую-нибудь красавицу в кабаре». Но нет, осознавая прекрасно весь груз ответственности, который ляжет на мои плечи, я пошла. И это было незабываемо, это было прекрасно, и я ни на что не поменяю тот период в жизни.

- Я почему спросил. Ведь многие актеры соглашались, поскольку подобные шоу показывают на центральных каналах, их видят миллионы, и это засветка, это реклама, рейтинг…

-…Но я об этом не думала. Просто бывает, что зовут в какое-нибудь ток-шоу, рейтинговое, которое имеет такие тригеры для аудитории, в чем-то даже захватывающие. Но мне туда не хочется, я и не соглашаюсь. Мне на это отвечают: «Ну что вы, у нас такие рейтинги! Это же пиар!» Я так про себя всё время думаю: нужен мне такой пиар? Нет, не хочу. Вот не хочу и не делаю. Хочу — делаю, не хочу — не делаю.

- Если следовать твоему «хочу — делаю», не хочу — не делаю', кино для тебя это для тебя все-таки ремесло или искусство?

− 50 на 50.

- От чего зависит?

- Недавно с кем-то мы обсуждали эту тему, но в разрезе любви как искусства. Любой ученик, чтобы стать мастером, должен провести тысячи и тысячи часов за любимым делом. И иногда это требует столько времени, что кажется «да ну, осточертело, зачем я за это взялся, это не мое», и все стадии, все качели психологические, которые выпадают на долю творческого человека, многим знакомы. Почему искусство и почему ремесло? Потому что, чтобы правильно выставить кадр, оператору нужно энное количество раз ошибиться со световыми приборами, с оптикой. Чтобы художнику по пластическому гриму добиться достоверности, создавая маску для таких шоу, как «Точь-в-точь», например, или для фантастического кино, ему нужно провести тысячи и тысячи часов наедине со своей мелкой моторикой и воображением и ошибаться, пока у него не получится то, что можно назвать совершенным образцом. Поэтому в кино порыв души это замечательно, можно видеть в голове свой фильм и вообразить себе Феллини «мое кино уже есть в моей голове, мне осталось его только снять». Но если нет в руках ремесла, если ты просто не знаешь, как работают в кино довольно бытовые процессы, не связанные с полетом вдохновения, то многое может не получиться, кино может просто не получится таким, как ты его задумал.

Поэтому надо понимать, что иногда это ремесло и актерство — работать над пластикой, над речью во время создания какой-то роли — это, как говорит одна моя любимая подруга, прекрасная певица, «попа-часы». Музыка — это «попа-часы», она говорит это погрубее, но мы все-таки будем беречь наших читателей и более взрослых, которые просто трепетны в отношении этики. Да, «попа-часы».

- Говорят, что для актерского тренинга важен театр. Вот именно эти киночасы, которые ты проводишь в профессии и совершенствуются в нем.

- Наверное, да. Я думаю, что они правы. Не могу оспорить, потому я давно не играла в репертуарном театре, я не состою нигде в штате. Более того, во время пандемии я ушла из обоих спектаклей, в которых я участвовала по контракту. Просто появилось ощущение, что я изжила себя в этих ролях и не могу больше. Уже фаза искусства прошла, фаза отношения как к ремеслу тоже, и я стала чувствовать, что иду на прогон через силу. До такой степени через силу, что это уже не доставляет никакого удовольствия, а совсем без удовольствия нельзя. Наверное, эмоционально выгорела. И я почувствовала, что пришло время отпустить эту роль и дать дорогу свежей крови, чтобы пришли новые люди и вдохнули новую жизнь в спектакль. Нет, не то, чтобы я не справлялась, говорят, что всё было хорошо. Но я почувствовала, что пора. И получается, что с театром, в котором нужно, например, два раза в неделю заводить свой движок и пытаться прожить по-новому то, что ты уже играл 10—20 раз, — не было в моей жизнь такого давно. Но я думаю, что будет. Когда-то к этому приду. Просто пока еще хочется свободы и пока еще сын маленький, относительно маленький, 10 лет. Но пока я ему еще нужна, пока ровесники авторитетом не задавили, пока мой приоритет, это семья. Работа и семья. Не рискну сказать, в каком процентном соотношении. В моем понимании, это равноценные для меня сферы. Как оно по факту, по времени, которое я уделяю работе и семье, — сложно сказать.

Катерина и ее спутник, Руслан Панов — бизнесмен, фотограф, видеограф, фитнес-тренер

Фото: социальные сети

- А ты вообще задавалась вопросом: что для тебя семья, супруг, сын, близкие люди?

- Мне кажется, что семья — это единственный институт, созданный человечеством, в котором человек может постичь самого себя до самых глубин. В работе — да, но в работе больше наносного, в работе больше возможностей прикрыться образом, целями, взаимовыгодным сотрудничеством. А в семье сложно долго не сбрасывать маску. Я, допустим, и не стремилась, но я знаю, что есть люди, которые в своих семьях пытаются, не будучи артистами, играть роли. Они иногда навязаны им их родовой историей, в них есть какие-то устоявшиеся образцы поведения, с которыми им сложно совладать. Допустим, из материнской линии из рода в род переходит и по отцовской из рода в род переходит. И вот они изображают из себя в семье тех, кем они не являются на самом деле. Но в конце концов всё равно ты остаешься перед глазами своих близких наг. В любом случае.

И это ощущение предельной честности и чистоты дают только близкие отношения в семье, где мы, отражаясь в глазах любящих и любимых людей, видим себя такими, какие мы есть, такими, какими бы мы хотели себя видеть, если мы разовьемся до лучшего варианта самих себя. Поэтому без семьи я не представляю своей жизни. Я не знаю, как бы я чувствовала себя во время пандемии, если бы не семья. Как бы чувствовала себя в какие-то сложные моменты в творческой жизни, если бы не моя семья. Я не потребитель семейного тепла, я и генератор, и потребитель, и в нашей семье в этом смысле все равны. Мы стараемся привносить туда столько же, сколько забираем.

- Я знаю, что ты в субботу и в воскресенье не общаешься по работе, почему?

- Да, я где-то два-три года назад завела такую привычку, это жесткая ментальная установка. Конечно, бывают исключения. Кино — шутка такая, случается, что приходится нарушать. Если не получается в другие дни свести всех артистов в кадре, если экспедиция, тогда да. У меня редко получается свободными и суббота, и воскресенье, но хотя бы один из этих дней у меня должен быть абсолютно свободен, чтобы я могла его посвятить семье. И после восьми вечера звонить, писать мне не стоит. Я особо не тычу этим людям в лицо, но те, с кем мы часто общаемся, уже чувствуют, что я взяла и после восьми не ответила. Ну, край после девяти. Ведь когда человек пишет рабочую sms в 10 вечера, как-то возникает вопрос: он не хочет уделить это время самому себе, своей семье? Наверняка, у него есть какой-то близкий человек, с которым можно провести досуг вечера после непростого рабочего дня.

- Как ты любишь проводить досуг с родными?

- По-разному. Иногда активный спорт, иногда просто поваляться, кино посмотреть, в настольную игру поиграть, приготовить что-нибудь вместе. Очень люблю и одна побыть, просто почитать, поваляться, желательно с красивым видом из окна, если нахожусь в отеле. Я не любительница роскоши, не стремлюсь к помпезности, люксу, я очень люблю комфорт. И для меня всегда самое главное в гостинице — чтобы была удобная подушка и матрас, горячая вода, желательно интернет и роскошный вид из окна. Мне нравится просто лежать на кровати, читать книгу и периодически выглядывать в окно. И если за окном великолепный пейзаж, неважно — лес это или вода, или историческая панорама города — это просто прекрасно.

- Кстати, такси, на котором ты приехала на нашу встречу, по-моему, тоже «комфорт»?

- Да. Я долгое время ездила классом «эконом», мне кажется, я на «комфорт» перешла года два-три назад просто потому, что действительно стала бросаться в глаза разница культуры водителей, только поэтому. Водитель в экономе часто позволяет себе быть прокуренным, включать радио без спроса, например, «Шансон», которого я, простите, не любитель, так сложилась моя любовная история с музыкой. Да, исключительно для собственной безопасности. Но при этом мне не нужен бизнес каждый день, не надо, чтобы мне открывали дверь. Я двери сама себе прекрасно могу открыть. А самое забавное в истории взаимодействия с такси бизнес-класса, это когда водитель открывает дверь уже в конце поездки, но при этом не подает руку, пока сама не попросишь. А это так удобно, чтобы не испачкать голенище или подол платья, когда выходишь, там как раз мужская рука для рычага очень даже пригодилась бы. Я однажды спросила: почему вы не даете руку? А мне водитель говорит: «А вы представляете, многие клиентки жалуются потом на это». Докатились… Не надо, пожалуйста, только не в нашей стране. Мужчины, предлагайте ваши теплые надежные руки даже незнакомым дамам. Это так приятно!

- Катя, признайся, как воспитываешь своего сына Германа — в строгости, наказываешь или позволяешь всё?

- Ни то, ни другое. Нет такого, чтобы он болтался во вседозволенности, и нет чрезмерной строгости. Были периоды в моей жизни, когда я перегибала с дисциплиной, может быть. Но я надеюсь, что у моего сына будет очень мало поводов пойти к психоаналитику и пожаловаться на свою маму. Я надеюсь, что мой сын никогда не скажет: вот, ты мне этим всю жизнь испортила. Очень надеюсь. Но у меня характер довольно жесткий, при этом я нежная со своими близкими, я по сути своей добрый человек. Может быть, кто-то, повзаимодействовав со мной на съемочной площадке, так бы и не сказал, но в том, что касается работы, я действительно могу быть очень жесткой и сдираю три шкуры, прежде всего с себя. А соответственно, если у тебя многолетняя привычка снимать три шкуры с себя, ты невольно того же самого будешь требовать и от других людей. Но я в последние годы работаю над тем, чтобы все-таки: окей, с себя хочешь — снимай, к другим давай помягче, по крайней мере не стоит в это так эмоционально вовлекаться. Ну, не умеет человек и не умеет, оставь его в покое.

- Но ведь ты с такими профессионалами работаешь? Они сами с кого угодно три шкуры снимут.

- По-разному бывает. В любой группе может оказаться какой-то человек, который несколько не на своем месте, которому надо что-то подсказать. И хорошо, если он восприимчив к конструктивным предложениям, а если он при этом еще горделив и самомнение прёт вперед желания научиться, — вот это беда. Но я крайне-крайне редко сталкивалась именно с таким градусом непрофессионализма. Это так, к слову сказала, что какой-то такой человек, который не на своем месте, может быть любой в съемочной группе и к этому надо быть готовым. Ну и когда все профи собираются, что у нас, не возникают споры? Возникают, конечно. Никто никого при этом не назовет профнепригодным, но споры возникают и это нормально. И тут главное, спокойно отстаивать свое мнение.

А в лоне семьи всё как-то проще. Все сложности возникают в случайных социальных группах, потому что люди друг друга не знают. Они не могут сразу начать говорить от сердца к сердцу. Они же, если увиделись впервые сегодня на площадке, не сядут перед тем, как хлопнет хлопушка, в кружочек и не станут обсуждать, у кого какие травмы детства, а кто когда развелся, у кого какие сложности были в профессии. Если бы такие летучки были, может быть, нам было бы проще, быстрее слиться к единое рабочее целое. Но так не делают. Хотя мне кажется, это было бы не лишним. У нас очень часто даже читки нет, все просто встречаются в первый съемочный день и всё. А нужно готовиться заранее, пристраиваться друг к другу. А дома же мы друг друга знаем, хотя случаются такие трагедии, когда люди прожив и 10, и 20 лет в браке, приходят к тому, что не знают друг друга. Но такая слепота редко бывает, а в целом мы всё равно знаем сильные стороны друг друга, знаем наши слабости. Вопрос: если ты любящий человек, станешь ли ты бить по больному месту? Это надо решить: когда тебе самому плохо, станешь ли ты цеплять своего любимого человека и капать ему в темечко?

- Но любимый ли он тогда?

- Да. Трения и конфликты возникают. Но при этом всё от любви должно быть. Поэтому дома легче, дома я в непринципиальные моменты и как маслечко с ребенком особенно. Самое главное, что режим есть режим. Надо выдерживать ребенку режим, желательно всей семье, что у меня в связи с моей профессией не очень-то получается. Хотя хотелось бы в одно и то же время вставать и в одно и то же время ложиться. Это для организма хорошо прежде всего. Но ребенку это не так сложно соблюдать, не так сложно создать ему условия.

- Супруг (Руслан Панов — бизнесмен, фотограф, видеограф, фитнес-тренер, — Прим. Авт.) помогает?

- Да. У них хорошие отношения с моим сыном. У меня супруг добрый, справедливый, при этом не пластилин. Еще он по первому образованию учитель начальных классов.

- Повезло.

- Наверное. Только я не знаю, кому. Он помогает мне остаться последовательной. Если что-то пообещалось, какую-то санкцию, то обязательно нужно ее применить.

- Герман называет его папой?

- Нет, у Германа есть собственный папа (Каскадер, актер Константин Адаев, — Прим. Авт.), с которым у него прекрасные отношения, они очень часто видятся. Нет, мы к этому даже не стимулировали. К слову «отчим» у нас тоже позитивное отношения, мы воспринимаем его как слово русского языка, определяющее определенное отношение к этому мужчине, появившемся в доме матери. Так что без налёта какого-то негатива. Да, я думаю, что если всё будет в том же ключе развиваться, то когда-нибудь Герман сможет искренне считать, что у него есть второй отец, который всегда на подхвате, который поддержит, поможет. Это и сейчас происходит. Но зрелая детская любовь, не по возрасту, а по родственным отношениям к родителю, это все-таки любовь, когда человек уже сам вырос и что-то понял об этой жизни.

Детская любовь в возрасте лет до 14—15 еще незрелая, это больше про «ты мне доставляешь удовольствие или не доставляешь», «ты меня принимаешь или не принимаешь», «мне с тобой удобно или не удобно». А вот после пубертата, в более старшем возрасте, уже произрастает внутри более глубокое понимание любви и вот там вся сводная таблица наших родительских грехов и достоинств будет представлена.

- Почему ты называешь Германа своим боевым товарищем?

- Потому что кино — это постоянная борьба со сроками, обстоятельствами, холодом, голодом, ну а поскольку он снялся со мной в фильме-катастрофе, я и называла его так.

- Ты на каком месяце была, когда шли съемки «Метро»?

- Я в процессе забеременела. И закончила к 22 неделе. Когда мы закончили снимать, у меня было ровно 22 недели.

- Ты как-то призналась, что тебе помогло это в роли…

- Да, я такое говорила? (смеется)

- Да. Какие таланты видишь у ребенка?

- Не хотелось бы, чтобы это странновато прозвучало, пока я больше вижу человека растущего. У него есть интересы, скажем так, ярко выраженного таланта певца, пианиста, скрипача, скульптора или боксера я не вижу. Есть дети, которые уже в 3 года понимают, кем они хотят быть. Они встают на табуретку, читают стихи, и ты понимаешь, что нет другой дороги. И они не меняют потом этого пристрастия. Есть те, кто рисуют сызмальства божественно, и ты видишь, ты понимаешь, что такой талант, который ничем не припорошить, всё равно пробьется и это только художественная школа без вариантов. А мы пробуем разное. У него разношерстные интересы: и на баскетбол ходит, и на кудо, и рисованием занимается, попросился недавно еще на гитару и английский, не равнодушен к кулинарии, очень любит животных. Я недавно сказала: «Может быть, тебе ветеринаром быть?» и добавила: «Это очень доходно». — «Да?» Мне нравится, что он добрый и у него хорошее чувство юмора. Мне сейчас важнее, наверное, видеть эмоциональный интеллект, чем какие-то свидетельства будущего социального успеха. Я думаю, у него всё будет в порядке. Главное, не сломать, не задавить. Школа — это сложно. Он хорошо учится, при этом я не наседаю. Тройки редко-редко бывают, но никакая это для нас не трагедия. Я не хочу, чтобы он думал об оценке как о мериле своего достоинства человеческого. Оценка это всего лишь оценка, самое главное знания. Я его фокусирую на том, что знания пригодятся прежде всего, а не оценки. Когда мы поймем, к чему у него душа лежит действительно, мы ему поможем.

- Иногда надо направлять.

- Надо, конечно, но и не перегибать с этим.

- Обычно спрашивают: кем хочешь видеть своего ребенка? Давай так спросим: кем не хочешь видеть своего ребенка?

- Несчастливым человеком. Про профессию я не думала. Он может быть кем угодно, лишь бы он был счастлив, лишь бы он был в этом хорош.

- Говоря «кем угодно», а вот если ассенизатором, например, он станет?

- Если он будет гениальным ассенизатором — пожалуйста. Главное, чтобы человек нашел дело по душе. Работа должна быть любимым делом.

- Чтобы это уже была не работа, а образ жизни?

- Да, и чтобы это было в удовольствие. Чтобы вставал и шел пусть с минимальной, но все-таки радостью.

- Что главное в мужчине для тебя?

- Главное, чтобы любили друг друга. Чтобы любовь была между людьми. А кого мы любим — мы ведь иногда не решаем. Кому-то везет и жизнь сложилась так, что человек не может притянуть порочное, и не может притянуть человека, который будет вовлекать в созависимые отношения. Ну значит, у самого внутри опора есть, поэтому он выбирает себе в идеале равного, в идеале человека, который не будет решать за полюбившего его какие-то проблемы. В идеале брак — это партнерство, а не прикрывание брешей друг друга. А то десятилетиями думают, что любят, а на самом деле это было чувство, построенное на чем-то…

-…На каком-то взаимовыгодное эгоизме.

- Да. И, конечно, я надеюсь, что много лет спустя я не приду к такому выводу. Сегодня всё хорошо, мне кажется, что как раз сейчас в моей жизни любовь, когда никому друг от друга ничего не нужно, кроме того счастья, душевного уюта, которые мы испытываем, находясь рядом.

- Что ценишь в человеке больше всего?

- Хороший вопрос. Я бы не делила на половые признаки. Что я ценю в людях? Честность, свободолюбие, в разумных пределах. Да, пожалуй, из честности и доброты всё и проистекает. Если человек честен, то он будет честен и перед самим собой, перед тем, с кем он живет вместе. Мне нравится, когда люди дают друг другу развиваться. Если говорим о любовных отношениях и о браке. Когда они радуются друг за друга. Самое неприятное, что может быть, мне кажется, это ревность, из которой произрастает потом всё: любой объюз произрастает из ревности. И если кто-то в паре ревнует другого к его успешности или к какому-то новому карьерному достижению, — ну какая ж тут любовь? Если ты боишься, что другой человек, став на более высокую социальную ступеньку, вдруг перестанет любить, — возникает вопрос: а что ты сам из себя представляешь? Во что ты веришь? Если ты сам в себя не веришь, почему ты требуешь этого от партнера? Любовь — это труд, труд по объединенному взаимосовершенствованию. Мне кажется, нет большего счастья, когда ты встречаешь человека, с которым прекрасно именно вместе развиваться. Не тянуть друг друга, когда один другого подтягивает на свой уровень, неважно какой: духовный или материальный, а вот спокойно жить своими параллельными жизнями, при этом наперекор всем законам геометрии сходиться дома в одной точке, изменив направление этих параллельных прямых и просто наслаждаться общением друг с другом, помогать друг другу.

- В работе, наверное, тоже удача встретить режиссера, с которым ты можешь пересечься и наслаждаться?

- Конечно.

- Какое у тебя отношение к режиссеру — как к большому учителю, или как к партнеру, с которым ты можешь поспорить, предложить что-то свое?

- А это зависит от режиссера, от уровня его мастерства. Ничего не буду говорить про реноме и репутацию, я всё равно человека на площадке вижу, я его обоняю, я чувствую его флюиды и я понимаю, сколько там настоящего, сколько наносного. Так же бывает, что есть образ, есть дымка, которую можно легко развеять пытливым взглядом. Бывают мастера, бывают ремесленники. И то, и другое в правильном проекте, в правильное время имеет место.

- Но какие нравятся режиссеры, авторитарные или…

-…Обожаю авторитарных людей. Может, потому что у меня самой склонность к авторитарности. Я их очень хорошо понимаю, и я просто балдею, когда человек авторитарен. Он знает, чего он хочет. Когда у него всё в порядке со вкусом, у него всё в порядке с профессией, тогда это наивысшее наслаждение. Ты приходишь, у тебя ни о чем голова не болит, и ты только как скрипка: тут струнку задели, там подкрутили. Это же великолепие! А бывает, что работа над проектом, это взаимный обмен знаниями, идеями, предчувствиями, надеждами. Я и с режиссерами-дебютантами работала, и с режиссерами, которые были талантливы, но не имели на тот момент еще веса в индустрии, и дерзости и наглости немного не хватало, чтобы продавить свою идею. Очень разные люди встречаются, и с каждым, конечно, нужно находить контакт, каждого надо суметь не обидеть. Мы же все внутри дети, со своими комплексами и к каждому такому внутреннему ребенку нужно найти подход. Не всегда это получается. Грешим и каемся. Но всё равно находим общий язык.

Шпица и Пореченков в сериале "Полярный"

- С партнерами, с которыми ты встречаешься из фильма в фильм, с тем же Михаилом Пореченковым, какие-то дружеские отношения возникают, вы начинаете дружить семьями или это чисто рабочее?

- Это, наверное, возможно было бы. Но так сложилось в жизни, что семьями мы не дружим. На площадке мы всегда очень рады видеть друг друга, у нас прекрасный контакт и когда мы снимаемся, мы болтаем, иногда хохочем, понимаем друг друга хорошо.

- Дружба возможна между актерами, настоящая дружба?

- Я думаю, возможна. Главное, чтобы эти люди и их семьи смогли организовать свое жизненное время так, чтобы встречаться. Я не верю в дружбу без встреч. К сожалению, как мне кажется, мы в течение жизни дружим далеко не со всеми людьми, с которыми нам этого бы хотелось. Да, мы поздравляем друг друга тепло с днями рождения и звоним друг другу в Новый год, и в этом есть какая-то сладковатая горечь от невоплощенной дружбы. Я бы так сказала. Я ловлю себя на том, что иногда я кого-то поздравляю с днем рождения или с другим праздником и есть в этом сообщении всегда нечто вроде не между строк, а энергетически — «ах, как жаль, что я не могу тебя назвать своим другом истинным, воплощенным». Мне нравятся какие-то качества, и я бы хотела видеть такого человека у себя в друзьях, но мы до такой степени редко встречаемся и внешне кажется, не стремимся к этим встречам, что как-то это малодушно. Это, по сути, как брак на расстоянии, что это такое — если супруги просто созваниваются раз в год. Это разве дружба? Это какая-то тоска по неутоленной любви, но никак не брак.

- Тебе сегодня в профессиональном плане важны награды, премии?

- Нет, абсолютно нет. Самое главное, что я сама о себе думаю и насколько я себя ощущаю реализованной. А что там за это дадут? Если это приносит потом больше предложений от качественных режиссеров и продюсеров, тогда да. Но я пока очень четкой связи между наградой и дальнейшими предложениями не видела. У меня наград нет почти. Я говорю про других артистов. Да, это красивая церемония, это признание. Но можно быть хорошим артистом и даже великолепным артистом, но не иметь Оскара. Ничего. И при этом быть любимым миллионами людей. Это важнее. Доставлять радость. Если я не ошибаюсь, Кончаловский, кажется, сказал, что главная функция кино — это утешение. Или он цитировал кого-то в своем интервью. Я согласна с этим выражением. Кино должно служить утешением. И мне гораздо важнее своими работами утешить в чем-то кого-то, дать добра, света, тепла или наоборот, дать возможность выхода какой-то негативной эмоции, чтобы прочистить «крышу», душу, чем получить какую-то награду. Для меня люди важнее академиков.

- Может быть, поэтому фильмы, в которых ты снимаешься, становятся популярными и любимыми в народе?

- Да не все. Ты тут решил сегодня поднять мне самооценку? Не все.

- Ну, почти все. А вот по поводу твоей самооценки, какое сегодня твое отношение к сценам с обнаженной натурой? Раньше ты говорила: «Не дам другой попе сыграть свою попу».

- Да. Я глубоко убеждена, что тело это инструмент артиста, такой же, как голос, как лицо, как мимика. Поэтому если только нет четко обозначенной режиссером задачи, что грудь должна быть четвертого размера, я свою буду предлагать. Если в сценарии есть такая сцена. Пока. Когда я постарею, и моя грудь утратит ту эстетику, которая пригодна для кино, но надо будет играть обнаженную сцену, там по факту нужна будет красивая молодая грудь, — конечно, тогда я обращусь к такому прекрасному инструментарию, как тело дублера. Но пока я не вижу смысла стесняться. Да ну, кстати, я не снималась в эротических сценах, последний раз это было, кажется, в «Топях». Но там всё было нормально. Посмотрим, что будет дальше.

Скажем так, меня и не возьмут, например, играть героиню, у которой должна быть большая грудь, когда это является чем-то системообразующим. Допустим, это ее главное проклятие. Родилась девушка и, казалось бы, это благо в глазах мужчин, а для нее это проблема. И если технически нельзя это выполнить с помощью пластического грима, я знаю, что, например, в фильме «Звезда» девочкам делали накладки, например, режиссер категорически против, и он имеет на это право, ему нужно в кадре живое дышащее, трепещущее… Что, я буду расстраиваться, что меня не берут на эту роль? Ну, не вышла я верхним этажом, ну и что, значит, моя роль другая. Но при этом там, где можно пользоваться своим телом, я, конечно, буду пользоваться своим телом. Артистов же не привлекают к утверждению дублера. Я не хочу потом смотреть и разочаровываться. У меня же тогда есть свой вкус. Поэтому так. Если художественно оправданно, то ничего зазорного в эротических сценах нет. А если это просто для поднятия рейтингов, тогда я всеми силами постараюсь избежать.

- Как понять «художественно оправданно»?

- Ну ты читаешь сценарий и понимаешь: это уместно или не уместно, а это так, для красного словца сделано? Это чувствуется, и зритель это чувствует.