— Алла Михайловна, два года вы вели проект со Святославом Бэлзой, а с этого сезона в «Большой опере» у вас появится новый соведущий. Как вы считаете, в какую сторону изменится проект?
— В этом сезоне канал «Культура» постарался привлечь к конкурсу представителей лучших оперных школ мира. Отбор был еще строже, планка поднята еще выше, задания для конкурсантов станут еще сложнее. И, конечно, проект уже не будет прежним без Святослава Игоревича. Его обаяние, остроумие и прекрасный музыкальный вкус задавали общий тон проекту. С приходом в «Большую оперу» Алексея Бегака этот тон естественным образом изменится. Изменится и распределение ролей среди ведущих. Алексей без тени кокетства признается, что ему только предстоит открыть для себя мир оперы, а мне нужно будет ему в этом помочь. Как видите, изменений много и сюрпризов тоже будет много.
— До этого вы вели «Большой балет» как хореограф, а здесь — конкурс вокалистов…
— Я работаю в оперном театре уже много лет, поэтому с оперой у меня давние профессиональные отношения и сейчас они будут продолжаться. У нас большие планы с Алвидасом Херманисом, руководителем Нового рижского театра, впереди спектакли, которые мы должны поставить на европейских сценах. Я только что вернулась из Риги, где ставлю джазовый спектакль «Ханума» на музыку Гии Канчели. В Москве в Новой опере я начинаю ставить спектакль «Щелкунчик» — совершенно чудом ко мне пришла идея переложить балетную музыку в оперную и сделать детскую оперу на основе моего любимого балета, в котором я принимала участие с 9 лет. Приглашен замечательный поэт Демьян Кудрявцев, который написал потрясающий текст, Паша Каплевич нарисовал потрясающие эскизы к костюмам, художник-постановщик Коля Симонов, с которым всегда очень интересно работать, делает декорации к этому спектаклю. Так что впереди большая работа, связанная и с оперой в театре, и с «Большой оперой» на телевидении. Опера — это вообще такая история, которая вошла в мою жизнь не только потому, что я с ней давно работаю, но еще и потому, что я — большая поклонница оперного искусства. Считаю его одним из самых величайших театральных искусств, потому что в нем соединено самое прекрасное — музыка и человеческий голос.
— Мне кажется, в роли телеведущей вы помогаете зрителям познавать некий удивительный мир, который многим кажется абсолютно недоступным?
— Часть моей жизни вообще посвящена просветительской деятельности, и это уже стало для меня нормой. На канале «Культура» продолжает существовать проект «Глаза в глаза», который рассказывает о мире современной хореографии, поэтому я этим занимаюсь много и давно в качестве педагога и в качестве заведующей двух кафедр в ГИТИСе и во МХАТе. Так что это уже часть моей жизни — просвещать, приводить на территории, которые ранее были людям неизвестны, рассказывать, открывать двери в то, что еще кажется каким-то далеким и неизведанным. Мне это очень нравится.
— Вы ставите спектакли в разных странах. Язык хореографии — международный, универсальный?
— Универсального языка нет, его просто не существует. Даже музыка не есть универсальный язык, потому что кто-то ее понимает, а кто-то — не понимает. Не каждый может услышать первый концерт Рахманинова. Слово «понимать» вообще не совсем правильное. Все-таки искусство направлено не только в голову — это такие удары, которые разбросаны по всему телу, это эмоции и разум. Я думаю, это вообще что-то такое из области математики.
— Вы выбрали свое профессиональное направление в 9 лет, решив посвятить себя балету. Как можно было в таком возрасте осознанно решить, с чем вы хотите связать свою жизнь?
— Очень многие дети, которые занимаются музыкой, хореографией, танцами и балетом выбрали свою профессию именно в этом возрасте. Потому что это как раз те профессии, в которые нужно идти с 4−5 лет, иначе уже практически невозможно. Недаром великие музыканты, мы знаем их имена, начинали учиться музыке с 4−5 лет. Другое дело, что огромную роль в этом, конечно, играют родители, потому что нормальный ребенок хочет пойти погулять, побегать, отвлечься. Трудиться — это не то, что нам хочется делать. Но родители помогают. Так что слава родителям.
— А вы сразу понимали, что в вагановском будет жесткое воспитание?
— Я понимала, что будет жестко, но не думала, что настолько. Я порывалась несколько раз не то, чтобы уйти, но моменты отчаяния были достаточно часто. Это тяжелая вещь. Тем более, я была одна без мамы в Ленинграде, мама жила в другом городе с семьей, со своим новым мужем. Без мамы очень тяжело в детстве.
— Перед глазами, наверное, и был ее пример? Ее трудолюбие, трудоспособность?
— И мамин пример, и эта ленинградская жизнь, которая всегда была сосретодочена вокруг балетного искусства и драматического театра. Это и Мариинский театр, и Кировский театр, и спектакли в БДТ, и концерты симфонической музыки. Я просто росла в такой среде, которая была сосредоточена на театре и музыке. Поэтому понимание того, хочешь ты этим заниматься или нет, и должно было прийти в детстве.
— Вы родились в Волгограде, а ваши родители — коренные ленинградцы…
— Они просто в тот момент уехали в Волгоград, и я там родилась.
— Ваш домашний интерьер в Москве напоминает ленинградский?
— Да, я стараюсь этот ленинградский дух в себе хранить, потому что мне кажется, что он меня как-то очень правильно ведет и ориентирует по жизни.
— А еще корни у вас — в Тбилиси и Баку?
— Да, Тбилиси, Баку, Ленинград. Оттуда у меня дедушки и бабушки — одна бабушка в Тбилиси родилась, оттуда все корни, дедушка по папиной линии родился в Баку, а мамины корни — это Ленинград, Рязанская область. Исконно русская семья по маминой линии.
— В 19 лет ваша жизнь резко поменяла направление, когда вы получили серьезную травму и были вынуждены уйти из балета. Что не позволило вам опустить руки в этот момент?
— Знания истории, общение с людьми. Многие люди с которыми я общалась в Ленинграде — люди из ГУЛагов, поэтому я слышала их рассказы и знала, что они пережили. В 12 лет я прочитала тогда еще запрещенную книгу «Архипелаг ГУЛаг» и так далее. Так что люди, только люди, которые давали возможность узнавать, которые возможно для многих были тогда закрыты. И конечно же возможность получать образование в публичной библиотеке Ленинграда, иметь доступ к закрытым фондам — это тоже свое воспитание имело.
— Как быстро вы освоились в новом режиссерском кресле?
— А у меня нет кресла.
— Ну тогда в режиссерском статусе.
— Я не понимаю, что такое режиссерский статус. Такого нет вообще. Если у кого-то появился режиссерский статус, значит, он перестал быть режиссером. Режиссура — это очень напряженная работа. Это отчасти и работа психоаналитика, и дизайнера, и машиниста сцены, и художника по свету и так далее. Для этого нужно много знать, много чувствовать и быть очень организованным человеком.
— Какие основные заповеди вы передаете своим студентам?
— Радоваться возможности трудиться, не просто понуро трудиться, а радоваться тому, что ты это делаешь. И самообразовываться. Образование и самообразование — это очень важно, и это тоже тяжелый труд. Поэтому не всем хочется этим заниматься.
— Эвелина Хромченко однажды сказала в интервью, что в юности, когда она ехала в метро и смотрела на какого-то человека, ей мысленно хотелось его переодеть. Вы, кажется, тоже обращаете внимание на осанку, как профессионал.
— Конечно! По осанке я сразу могу если не полностью диагноз поставить, то по крайней мере определить, чем человек болеет, какие проблемы у него существуют.
— А вы сама к себе высокие требования предъявляете?
— Да, я самоедка. Нужно все-таки сохранять себе жизнь.
— Уходу за собой посвящаете много времени?
— Я хочу, как и все женщины, быть красивой. Не могу сказать, что я с утра до ночи над этим тружусь. Я не раба салонов красоты и диет. Я люблю вкусную еду, особенно в Риге.
— С этим городом у вас — особенная любовь?
— Я очень люблю этот город, так жизнь сложилась. Я ничего не выбирала. В 1990 году первые гастроли моей независимой труппы были именно в Ригу и это произвело на меня колоссальное впечатление. Была весна, мы вышли с моими артистами с вокзала, пошли по красивым улицам, кругом были посажены цветы, невероятной красоты клумбы. Все цвело и это произвело на меня впечатление своей возвышенной сдержанностью. Побережье Балтийского моря очень похоже на Финский залив, где я выросла и проводила с бабушкой много времени.
— А дома как отдыхаете?
— Если есть возможность отдохнуть с детьми — это самый лучший отдых. Это самая лучшая энергия, которую получаешь от своих детей. В иных случаях — это просто возможность целый день побыть одной. Потому что мне кажется, что именно в этот момент я восстанавливаюсь. У всех по-разному. Кому-то кажется, что ему необходима шумная компания с друзьями, кто-то восстанавливается на беговой дорожке, кто-то в закрытом помещении, кто-то идет гулять. В Риге я могу просто пойти куда-то побродить, для меня это очень важное восстановление.
— Ваша дочь Анна занимается дизайном, а чем занимается сын Михаил?
— Михаил учится в университете, он собирается заниматься телевидением. Так что и Аня, и Миша все равно находятся в мире искусства, но, слава Богу, что не в театре — меня это радует.
— По вашим интервью видно, что вы очень мудрый человек. Что вам дало эту мудрость — корни, воспитание?
— Я думаю, прежде всего люди, с которыми я общалась с детства. Потому что в Ленинграде у меня был такой круг общения, которому я даже сама завидую, когда вспоминаю. А вообще люди — это главное богатство и роскошь, которая мне дана, которая меня воспитала. Люди и те события, которые происходили у меня в жизни.
— С внуком часто проводите время?
— К сожалению, из-за большого количества работы и постоянных разъездов мы очень редко с ним видимся. Пару раз отправлялись вместе на отдых, и это были по-настоящему счастливые дни. Надеюсь, что когда он повзрослеет, мы сможем проводить вместе больше времени.
— Дети с вами живут?
— Нет, они взрослые. Я считаю, что дети должны жить отдельно. Они должны вести самостоятельную жизнь, сами набивать шишки, пробиваться в жизни, делать ошибки, понимать, как выходить из трудных ситуаций. Я не думаю, что советы взрослых как-то помогают детям, поэтому стараюсь им своими советами не докучать.
— Вы этому научились у своей мамы или это ваше собственное видение?
— Cобственное, конечно. Каждый выбирает себе собственную форму общения с детьми. Мне кажется, не нужно проэцировать на них свои радости и боли. Это другие люди, они проживают свой путь. Поэтому их нужно любить и всегда поддерживать. Легче всего поддерживать своих детей в радости и благополучии, потому что когда им хорошо, они чаще всего про родителей забывают. А когда им плохо, вот тогда им нужна поддержка.
— Приготовление еды — не ваша стихия?
— Нет, когда Миша был маленький, я еще что-то готовила. А когда он вырос, он как-то мне очень аккуратно сказал: «Мамочка, может, не надо? А-то ведь это потом есть придется». (Смеется.) Я подумала, ну раз так, ну и слава Богу. Так что я освободилась от этого. Потому что есть люди, которые делают это в сто раз лучше меня и талантливее, так что я лучше вкушу чужих трудов.
— Четыре года назад не стало вашего супруга, режиссера Романа Козака. Как вы пережили эту потерю?
— Пережить это невозможно и новой жизни не бывает. Со всеми уходами близких людей, которых у меня в жизни было немало, смириться невозможно. Можно только помнить и общаться с ними. Другого варианта нет. Забывать нельзя и новую жизнь начинать нельзя ни в коем случае. Это просто нечестно.