— Арми, какие чувства вы испытали, когда вас утвердили на роль Одинокого рейнджера?
— Дикий восторг. Мы отдыхали с женой на Багамах, когда мне принесли записку: «Позвони Брэндону (это мой агент). Это очень важно!». И вот так, по телефону, во время отпуска, только вернувшись с пляжа, я узнал радостную новость. Это, наверное, был один из самых счастливых моментов в моей жизни. Для Америки этот герой — часть культуры, персонаж, которого многие знают с детства. Так что сыграть его было большой честью. Ну и, конечно, поработать с такими людьми, как Гор Вербински, Джерри Брукхаймер и Джонни Депп — это мечта, которая, к счастью, стала реальностью.

— Вы с Джонни сразу нашли общий язык? У вас были какие-то общие темы для разговора помимо съемок фильма?
— Джонни — один из самых крутых парней из тех, кого я знаю. Помимо того что профессионал, он добрый, внимательный, участливый. Всегда помнит всех по именам. Знаете, он совсем не такой, каким люди его представляют. Очень простой, совершенно обыкновенный человек. Но всегда держит руку на пульсе и в курсе того, что происходит в мире кино, музыки, литературы, искусства. Поэтому с ним легко найти общий язык, так как можно поболтать о чем угодно. Мы действительно стали с ним друзьями. И это здорово! (Улыбается.)

— Часть своего детства вы провели на ранчо и уже умели ездить на лошади. Вам, наверное, не составило труда сидеть в седле на съемках?
— Да, действительно, в детстве у меня была счастливая возможность познакомиться с лошадьми, научиться на них ездить. Но мои прошлые конные прогулки не идут ни в какое сравнение с тем, что мне пришлось пережить на съемках. За три недели до начала работы над картиной мы поехали в Нью-Мексико. Там был организован ковбойский лагерь, где мы учились не просто сидеть в седле, а выполнять различные трюки: прыгать, бросать лассо, падать с лошади, стрелять из пистолетов. Наши наставники шутили, что будут нас тренировать до тех пор, пока не выбьют из нас городской налет к чертовой матери. (Смеется.) Надо сказать, что я и стрелять раньше умел: на ранчо мы с мальчишками баловались, стреляя по банкам. Но пройти обучение у профессионалов намного интересней. Особенно для того, чтобы потом пойти пострелять с друзьями и показать, как круто могу их сделать. (Смеется.) А еще в том лагере мы уделяли большое внимание кардиотренировкам, потому что знали, что нас ждут долгие, утомительные съемки, на протяжении которых нужно оставаться в форме.

— После съемок не возникло желания купить себе лошадь?
— А у нас с женой уже есть лошади. Но я не думаю, что на нашем ранчо в Техасе я буду вытворять то же самое, что в кино. Вряд ли мне захочется скакать верхом по крыше поезда. Мне вполне достаточно просто проехаться по полю или по тропинке в лесу.

— Вы сами исполняли трюки?
— Да.

— Все?
— Все, которые нам позволили режиссер, продюсер и страховая компания. Например, в сцене, где поезд сходит с рельсов и мы с Джонни кубарем летим на землю, нам не разрешили исполнять трюк самим. Но в остальном мы старались все сделать сами.

— И за лошадью по земле тоже сами волочились?
— Да, и мне это ужасно не понравилось. Хотя, мне кажется, это любому не понравится. Кроме, возможно, самой лошади.

— Вы как-то пошутили, что фильм снимался в «самом центре ничего». Где это «ничего» находится?
— Как мне сказали, мы снимали в самом малонаселенном месте земли. И там действительно не было ничего: ни магазинов, ни заправок, ни кафе — ничего. Ближайший населенный пункт с отелем находился в пяти-шести часах езды на машине. Так что еду нужно было брать с собой. Это было очень глухое место. Но в то же время самое прекрасное из тех, где я когда-либо бывал. Место, где не ступала нога человека последние несколько сотен лет, нетронутое, неиспорченное. На земле можно было увидеть останки местных индейцев, которые жили там много веков назад. Мы их, конечно, не трогали, относились с большим уважением, чтобы не потревожить духов предков.

— Не страшно было находиться вдали от цивилизации?
— Может, только совсем чуть-чуть. А однажды со мной приключилась невероятная история. Как-то ночью я сидел около костра в разбитом нами лагере, потому что каждый день ездить в гостиницу не хватало сил. Была кромешная тьма, и я просто наслаждался тишиной, глядя на звезды. Как вдруг увидел маленькую старенькую женщину. Она вышла откуда-то из темноты. Она не говорила по-английски, только на языке навахо. Я, понятное дело, не говорю на языке навахо. Она посмотрела на мой костер, на меня. Я предложил ей сесть, дал свою еду. Она поморщилась. Я говорю: «Извините, но у меня больше ничего нет». Тогда она развернулась и ушла. Я остался в недоумении. Но полчаса спустя она вернулась с большим плоским камнем, на котором что-то лежало. Села рядом со мной. Не разговаривала, даже не смотрела на меня. Потом положила в центр костра свой камень. Мы еще немного посидели, посмотрели на камень. Я вообще не понимал, что происходит. И тут она стала готовить то, что принесла с собой. На этом камне, на моем костре. После мы поели типичную еду навахо — хлеб, кукурузу, картошку… И, надо признаться, это было очень вкусно.

— Ваш герой ходит в маске. А вам в жизни никогда не хотелось надеть маску, спрятаться от людей?
— Ну разве только когда я грабил банк. Или на Хэллоуин. Я понял, о чем вы спрашиваете. Сейчас нет такого, но в школе, особенно в старших классах, у меня часто появлялись подобные чувства. Хотя, мне кажется, многим подросткам знакомы такие ощущения.

— Возможно, сейчас, после премьеры, вам придется прятаться от фанатов?
— К сожалению, я так много времени ношу маску в фильме, что в ней буду больше узнаваем, чем без нее. (Смеется.)

— В фильме «Социальная сеть» вы сыграли бизнесменов, братьев-близнецов Уинклвосс. В картине «Белоснежка: Месть гномов» — принца. Здесь — рейнджера. А по жизни вы больше кто: человек с деловой хваткой, принц, борец с беззаконием?
— Наверное, рейнджер. Потому что мне хотелось бы думать о себе как о человеке, который умеет принимать правильные решения. Близнецы совсем не похожи на меня, но тем и интереснее было их играть. А принц? Ну какой из меня принц? Нет, я совсем не такой. (Смеется.)