Александру Борисовичу Градскому, я знаю, лестно, что первую книгу о нем назвали «The Голос». Признаюсь честно — не я придумал название, подсказала знакомая телевизионщица. Будучи жертвой пиратов, Саша весьма трепетно относится к авторскому праву, поэтому каждый раз спрашивает меня, можно ли там или тут использовать этот «титул». Ну мне, право, неловко… Странно было бы возражать, ведь это не столько повествование о Градском, сколько, собственно, книга самого Градского: прямая речь Александра Борисовича в основе. Это фундамент и пентхаус. И несколько этажей рассуждалок. Об уровне, уровнях & этажах.

Отвечая однажды на вопрос о взятой планке, АБГ сказал:
«Если я не могу взять уровень, я его просто не ставлю. Всякую планку, если образно говорить, можно перепрыгнуть, но задеть ногой или майкой — она начинает трепыхаться. Был такой прыгун, по-моему, Роберт Шавлакадзе — он прыгал очень неэстетично. Можно перепрыгнуть планку и при этом очень некрасиво выглядеть. У меня такое бывало. Я достигал своей цели, но при этом чувствовал, какие ошибки делал…»
Градский & деньги
Музыка в его жизни возникла, по его словам, чисто случайно:
«Конечно, мои родители были близки к этому делу. Мама была профессиональной артисткой, потом профессиональным режиссером. После ГИТИСа ее взяли сразу на выбор и в Малый, и во МХАТ, но она уехала за отцом на Урал по его распределению. Работала в Челябинском драмтеатре, потом с непрофессиональным коллективом, но некоторые ее ученики поступили позднее в театральные вузы. Как во всех домах, родители слушали музыку, и я тоже приобщился — вот и все, это первый императив. Второе — то, что в средних семьях, какой была и наша, стало модно (даже не престижно, тогда и слова такого не было) отдавать детей в музыкальную школу. Ну что такое музыкальная школа? Это стоило семь рублей пятьдесят копеек в месяц, хотя по тем временам это были приличные деньги. Меня попросили прохлопать, протопать, и я сразу попал в Гнесинскую школу и учился по классу скрипки. Потом мой педагог ушел из этой школы, перешел в районную, и мы всем классом ушли за ним. Хороший педагог был, если за ним тридцать человек ушли из Гнесинской школы в районную. А дальше увлечение The Beatles привело меня к мысли, что надо продолжать профессиональное музыкальное образование. Я ведь учился в двух вузах: в Гнесинском институте, а затем в Московской консерватории».

Кстати, могло бы так сложиться, что Саша не писал бы саундтреки к отечественным кинофильмам, а сам бы в них снимался: «Помню хорошо, что в 1964 году производился набор артистов для съемок фильма „Неуловимые мстители“. Дело было на „Мосфильме“, жил я рядом, прочитал объявление на заборе — дескать, нужен парень, владеющий гитарой, на роль Цыгана. По этому объявлению на „Мосфильм“ пришли Миша Турков и аз грешный. Конечно, нас обоих, к счастью, забраковали, и в отместку мы с ним, поболтав немного, решили, как тогда говорили, „сделать группу“ — хотя бы пока из двух человек. Кто придумал название „Славяне“ — я или Турков, не помню, скорее всего я, так как Миша, помню, предлагал варианты с гитарами: „кричащие гитары“, „вопящие гитары“, какие-то „струны“ и что-то в этом роде. Но уж точно не Витя Дегтярев, который присоединился к нам с Турковым позднее. У меня даже есть фото с Турковым, где мы с ним с дурацкими гитарами в идиотских позах плюс наши первые барабанщик и басист (Гена, кажется)».
В этом году, кстати, юбилей — ровно полвека назад АБГ заработал первые деньги:
«Мы играли на танцах в школе. Нет, не в своей: ездили на так называемую халтуру. Получали около сорока рублей за выступление. Сразу накупали портвейна, поэтому от момента получения денег до момента их исчезновения проходило буквально минут двадцать. А государство не знало, каким образом музыканты зарабатывают на танцах. После окончания школы я работал грузчиком: на „Мосфильме“, затем на картонажной фабрике — таскал картонные шпульки весом в полтонны. Потом папа устроил меня лаборантом — пробирки перетирать. Но мне там было скучно, и если бы не Герман Зубанов, старший товарищ, приобщивший меня к прослушиванию вражеских радиостанций, а заодно и к регулярному потреблению даров Бахуса, я бы точно свихнулся на этой работе… Хотя я все равно параллельно работал как музыкант на танцах».
Саша начал свой путь на эстраду в декабре 1963 года, в группе польских студентов МГУ «Тараканы», в составе которой юный солист исполнял хиты Элвиса Пресли и твист Арно Бабаджаняна «Песня о Москве».

Градский & котлеты

В 1968 году в составе ВИА «Лада» АБГ спел вместо простудившегося популярного в ту пору филармонического солиста. Причем на сцену вышел под его армянской фамилией. А в команде «Электрон» Саша заменил на какое-то время соло-гитариста Валерия Приказчикова.
Маэстро вспоминал:
«Я целый год прожил на Гомельщине. Был в ансамбле у киноактрисы Татьяны Окуневской, с которой выступали по всей Белоруссии. Особенно мне запомнился Гомель, где мы жили в гостинице „Сож“ в четырехместном номере за двадцать три копейки в день. В номере был умывальник. Обычно мы покупали буханку хлеба и небольшую банку томатной пасты. Местные девушки таскали нам из дома горячую картошку и другие продукты. Это было замечательное время. Помню Речицу — прекрасное место. Город Жлобин, где на въезде стояла огромная картина, изображавшая свинарку с кривыми руками и обрубленного снизу поросенка. На картине было написано: „Жлобпромторг выполнит свой план“. Я запомнил это на всю жизнь!»
Там Саша пристрастился к готовке. Градский любит котлеты. А котлеты любят певца. Такая взаимосимпатия. Да, Саша умеет их готовить. О да. И любит их трескать. Увы! Оттуда и сто двадцать килограммов массы а-ля Паваротти. Андрей Деллос как-то, рассказывая о своем экс-партнере и экс-конкуренте по ресторанному бизнесу Антоне Табакове, заметил, что когда Антон сам встает к плите, то блюда его линейки становятся просто непревзойденными. Это удивительная магия кулинарной энергетики. Из тех же самых ингредиентов, по той же рецептуре и на той же кухне получаются блюда разного вкуса — в зависимости от того, кто их делал. Японцы, кстати, именно поэтому не признают суши, слепленные по-американски в медицинских перчатках: податливый рис должен покорно вобрать в себя дактилоскопический рисунок повара. Это я к тому, что незатейливые котлеты в исполнении Градского вкусны необычайно. Хотя никаких особых секретов рецептуры нет. Просто он с любовью относится к ремеслу котлетолепки.
Рассказывал не без гордости:
«На мои котлеты съезжаются все друзья. Как-то одна хрупкая девушка поставила рекорд — съела за вечер восемь с половиной котлет».
Вообще у него дома все вкусно. Даже купленные тут же, в Елисеевском, батоны (его хоромы располагаются на втором этаже, рядом с легендарным гастрономом номер раз). Потому что хозяин генерирует правильную ауру и умеет выстроить контекст пищепотребления.
Саша привык быть хозяином положения во всем. Я помню, как играючи он терял вес, когда хотел. В 90-е модно было приглашать звезд в круизы, и мы с женой часто оказывались с Градскими в этих морских вояжах. И Саша часто зарекался есть во время путешествия и легко терял за пару недель килограммов десять, а то и пятнадцать. Он так привык к тому, что без проблем управляет своим весом, что эти амплитуды между грузностью и стройностью становились все значительней. А потом он просто перестал возвращаться в форму. Привык к мысли, что он и так красавец и телками востребован в полный рост. И сейчас парит мне, что, мол, худеть ему просто профессионально противопоказано. У него есть объяснялка:
«Сейчас я похудел на шестнадцать килограммов, правда, теперь петь будет сложнее. Есть законы природы, которые не обманешь. Для пения нужен определенный объем легких. Конфигурация тела меняется. Я это на себе замечаю: меняется вес — меняется качество пения. Чтобы три октавы выдавать, нужно иметь опору — и мышечную, и скелетную. Тенор вообще считается голосом неестественным для мужчины. Очень редко тенор бывает худым. Паваротти вообще сто пятьдесят килограммов весил. Пока я пел только рок-н-ролл, во мне было семьдесят килограммов. А чем больше занимался классикой, тем больше полнел».

Градский & женщины

Еще один юбилей в этом году: Градский в 1973 году выпустил свою первую гибкую грампластинку «Синий лес». И понял, что он в душе (и по факту) солист.
И еще один. В том же году, пятьдесят лет назад, он вступил в первый брак со студенткой Натальей Смирновой:
«Нам было мало лет, и у нас поначалу были чудесные отношения, которые постепенно стали исчезать. И мы решили: вот сейчас поженимся — и все восстановится. Пошли, поженились, а через три месяца, когда поняли, что ничего не восстанавливается, пожали друг другу руки, поцеловались и разошлись».
Три года спустя — женитьба на Анастасии Вертинской. АБГ рассказывал:
«Познакомились на вечеринке в одном доме. Я пытался за ней приударить, но из этого ничего не вышло. Зато полгода спустя у меня был концерт в спортивном лагере МЭИ под Алуштой. Настя же, как выяснилось, отдыхала в соседней деревеньке с сестрой и друзьями, и кто-то ей рассказал про концерт. Ну, а Крым, жара, вино, море — сами понимаете, как они действуют… Она вышла на дорогу, поймала попутный грузовик — ЗИЛ−130 — и приехала ко мне в лагерь. В это время я, вполне кирной после ночных возлияний, сидел на берегу моря в рассуждении, не броситься ли в воду, дабы охладиться. Вдруг рядом возникает девушка в домашнем халате, поддатая, в треснутых, как у булгаковского персонажа, очках: „Вот так мы, значит, отдыхаем?“ Я поначалу даже не понял, кто это такая. А когда понял, то очень удивился. Словом, у нас как-то сразу, без напряжения, без усилий с чьей-либо стороны, начался роман. Мы как бы слились в крымском экстазе. Попали на какую-то безумную пьянку в лагере, шатались по горам, ели барана, пили вино, прилично бухие гуляли по лесным тропинкам и просто очень сблизились… Потом я укатил в Москву — я был на своей машине, а она должна была прилететь через пару дней. Договорились, что я ее встречу. Однако немного не доехав до Московской окружной дороги, я вдребезги разбил автомобиль, который перевернулся от полувстречного удара в грузовик. После чего пришлось послать Насте телеграмму, предупредив, что встретить не могу, поскольку Аннушка разлила подсолнечное масло, но я жив и здоров. Короче говоря, ее встретил и привез домой Олег Николаевич Ефремов, она тут же пересела в свою машину и приехала за мной. А мы с друзьями как раз выпивали по случаю чудесного спасения от неминуемой гибели. Она посадила меня в машину и увезла к себе. Так я у нее и остался… С кем у меня сохранились прекрасные отношения, так это с ее сыном Степой. Я, конечно, был „маминым мужем“, очень неопытным по части воспитания детей, но сразу инстинктивно почувствовал, что парень нуждается в общении с настоящим отцом. Пару раз я даже разговаривал с Никитой Михалковым — в том смысле, что неплохо бы ему зайти… Я, конечно, старался быть Степе приятелем, но какие-то вещи тогда просто не мог понимать и, наверное, допускал ошибки в общении. Самое интересное, что по прошествии многих лет Степа пришел ко мне за кулисы после концерта и неожиданно наговорил массу хороших слов: что он меня всегда вспоминал и так далее. Я думаю, это еще и потому, что у нас с ним был общий друг — его бабушка Наталья Петровна Кончаловская, мама Никиты и Андрона».

В «олимпийском» 1980 году брак с Анастасией Вертинской был расторгнут, хотя на самом деле, как мне рассказывал АБГ в телеинтервью 1990 года, последние два года пара фактически не жила вместе. В том же 1980-м Саша взял в жены юную красавицу Ольгу Фартышеву. Тридцатого марта следующего года она родила ему сына Даню. Оля очень красивая. То, что она на протяжении почти четверти века была женой Гения, в известной степени было непростой повинностью. В том смысле, что привлекательная девушка оказалась лишена радостей невинного флирта: я сам был свидетелем, как начинающие делать комплименты и строить глазки молодые люди сливались бесследно, узнав, за чьей женой они пытаются ухаживать. Да, Саша имел суровую репутацию «великого и ужасного» (даже будучи мальчишкой). Он, по моему убеждению, абсолютным мальчиком и остался, но об этом ниже.

Когда они поженились, Оля была совсем юным созданием, эффектной нимфеткой. У нее есть младшая сестра Люда. Ростом чуть пониже, улыбкой загадочней, нравом отрывистей… Как, собственно, и Наталья Семеновна, их старшая сестра. В те времена, когда слова «силикон» не существовало в лексиконе москвичей, все было по-честному. Если ты видел у девушки грудь, ты знал, что это дар природы, а не труд пластического хирурга. Причем с Фартышевой-младшей я познакомился вовсе не через Градских. Мир тесен. А тусовка еще теснее. С юной восьмиклассницей Людмилой меня познакомил Женя Федоров, тогда еще студент, как и я. Позднее Федоров стал ведущим знаменитой «Звуковой дорожки» легендарного «МК» и, насколько помню, не очень часто писал там про своих старших приятелей Андрея Макаревича и Сашу Градского, хотя выпивали мы вместе постоянно.
Потом Люда Фартышева вышла замуж за американца и уехала в Нью-Йорк. И тогда, в 1980-м, Саша встретил ту, с кем прошел самую значительную (в хронологическом аспекте как минимум) часть своего пути. Мне жаль, что они расстались. Многие Сашины ровесники из социально значимых слили «советских» жен и женились на длинноногих старлетках. В случае с Градским расклад иной. Ольга не самым лучшим образом поступила, расставшись с мужем, как я считаю. Я не знаком с ее, теперь уже бывшим, избранником, но подозреваю, что после масштабов Борисыча в чем-то ей стало легче, в чем-то тоскливей. Они с АБГ сохранили дружеские отношения, хотя многие Сашины друзья (я беседовал, например, на эту тему с его новоглаголевскими соседями Анатолием Малкиным и Кирой Прошутинской) Ольгу Семеновну сурово осуждали. Но дети и после развода родителей дружат с матерью, хотя пока живут вместе с отцом.

Саша вспоминал:
«Я только-только расстался с Настей. Мой приятель пригласил меня на спектакль в театральное училище, где играла подруга его девушки. „Пойдем, — говорит, — в Щукинское, там много красивых девушек. Может, и ты себе кого-то откопаешь“. У меня было полно знакомых красивых девушек, но он сказал, что Щукинское — это цветник, и я пошел. И почти сразу же через несколько мест от себя увидел совершенно изумительной красоты восемнадцатилетнюю девушку. И проглядел на нее все глаза. Потом наступил перерыв, мы познакомились, а после спектакля поехали всей компанией ко мне выпивать. Мы с Олей стали общаться, и постепенно получилось так, что все остальные девушки, которые у меня в то время были, отошли на второй план. Потом — на третий план, потом — на пятый. А потом мы с ней стали проводить практически каждый день и каждый вечер, наутро ей не хотелось ехать в университет.
Романом с перспективой женитьбы я это никак не считал. И вдруг я узнаю, что Оля ждет ребенка. У нее так получалось по физиологии: первого обязательно надо рожать. Передо мной встал вопрос: то ли отказываться от неожиданного ребенка, то ли жениться. А я наконец официально развелся с Настей, наконец свободен, хотя горький осадок в душе остался, и что же — опять в ярмо?! Оля, однако, на меня не наезжала, хотя у нее возникла куча проблем: жила-то она в общежитии МГУ, училась на экономическом факультете… А у меня квартира ужасная. Как-то утром мы проспали ее первую пару, я посадил ее в машину, мы выехали на Ленинский проспект, и я притормозил у загса. Она вышла: „Ну и ну! Ты что, жениться надумал?“ — „А ты возражаешь?“ — „Нет, не возражаю“. В ноябре мы поженились, а в марте у нас родился ребенок. Все это считаю замечательным решением и прекрасным действием, хоть и спонтанным».
АБГ утверждает:
«Можно совсем не соответствовать киностандартам и тем не менее иметь успех у красивых женщин. Лично я пользовался успехом. Хотя профессия артиста иногда помогает, а иногда мешает. Многие относятся к тебе настороженно, полагая, что они — только эпизод в твоей жизни. Женщины понимали, что будут для меня следующим номером после музыки… Хотя все женщины, которые у меня были, мне вспоминаются и все интересны. В моих отношениях с женщинами всегда присутствовал элемент фантазии».

Градский & дети
Я считаю, что дети Градского — Даня & Маша — не реализованы в той степени, в которой могли бы. Все время пытался их пиарить, но им это, увы, без надобности. Даня и Маша красивы и ликом схожи с отцом и дедом Борисом. Их мать, третья жена певца Ольга Семеновна, тоже, спору нет, красивая женщина, однако кажется, что дети их произведены путем клонирования, без материнского участия, так на отца похожи.
Даниил с пяти лет учился играть на скрипке. А потом в Лондоне — чему-то финансово-рентабельному. А Мария играла на фортепиано, занималась танцами, вела программу «Времечко» и гламурила в полный рост. Сейчас работает в серьезной компании, фотографирует и думает. И воспитывает двух животных — не брата с отцом, а пару карманных собачек. Хотя ее отец когда-то зарекался: мол, не будет никаких животных в доме, кроме комаров. Это случилось после того, как однажды он принес кошку, которая долго не протянула, ну и дети, естественно, расстроились.
Они оба (Даня & Маша) замечательно поют. Считаю, что ремейк советского хита «Как молоды мы были» в исполнении дуэта «Мария + Даниил Градские» взорвал бы интернеты наши, уже зажравшиеся слабым рэпом и бессмысленными хипстерскими штучками. Мегахит был бы, если бы дуэтом исполнили. Именно вдвоем. Трио — нельзя. Градскому нельзя позволять петь с кем-либо. Это унижает партнеров. Поскольку любой, даже чудный вокал в сравнении с божественной глоткой Александра Борисовича имеет шанс зазвучать проигрышно.
Была у меня мысль — сделать альбом ремейков песен маэстро в исполнении его наследников. Весной прошлого года привел домой к Градским Андрея Ковалева, того, который то депутат, то металлист, то макаронный магнат, то поэт. Готов он был выступить продюсером такого проекта. С Борисычем мы договорились. Но красивая Маша, выслушав трех немолодых мужчин, красиво передернула красивыми плечами и сказала, что, мол, не интересантэ.
Мария Александровна, конечно, имея рядом такую глыбу духа, как ее отец в качестве мужской модели, во всем имеет высокую планку.

И еще. Мария отлично фотографирует. Лучший Сашин портрет последних десятилетий — ее исполнения, он украсил авантитул сборника Сашиных стихов «Избранное», который Градский выпустил два года назад. Кстати, и мое собственное фотоизображение Машиного производства — лучшее за тот же период. Я эту фотку, сделанную у Градских на кухне, пристраиваю во все аватары.
Пусть все будет у нее хорошо. Ну и у брата ее — тоже. Градский-младший не пьет и не сквернословит. Хотя в некоторых вещах — все же в отца.
Говорит АБГ:
«Дети у меня не ругаются абсолютно. Хотя им разрешено абсолютно все. Я всегда им говорю: „Смотрите, как папа ругается, пусть для вас это будет одним из самых дурных примеров. И если у вас есть протест против ваших родителей, выразите его тем, что не будете делать, как ваш отец“. Тут опять же важнее всего результат.
Даня с пяти лет учился играть на скрипке и начинал свои занятия музыкой очень увлеченно. Под угрозой лишения отцовского расположения я заставил его окончить музыкальную школу и получить диплом… Маша поучилась несколько лет игре на фортепиано, что-то ей не понравилось… Да, когда были маленькие, я им распевал две колыбельные песни, во всяком случае, были времена, когда только я мог уложить их спать, у жены они выходили из повиновения. У меня, конечно, тоже возникают иногда конфликты с детьми, как в любой семье. С сыном, пожалуй, чаще, с дочерью почти нет. Весной 98-го случилась беда: Даня играл в баскетбол за свою сборную команду, повредил колено, и ему сделали операцию в военном госпитале. Вроде бы все прошло хорошо. Я каждый день ездил к нему, навещал. Парень он мужественный, все нормально выдержал, но нога у него теперь как у Терминатора — из металла».

Градский & журналюги

На днях про свою книгу о Градском «The Голос» говорил с главредом «Вечерки». И коллега не без возмущения вспомнил про словечко «журналюга». Расскажу историю. Тем вечером я — уже не помню почему — пришел на съемки популярного в начале 90-х «Пресс-клуба» с Градским (по-моему, мы с женой тем вечером просто ужинали у Александра Борисыча дома, и певец поехал с нами за компанию, как говорится). Там я впервые, кстати, узрел двадцатичетырехлетнего Диму Быкова, которого сейчас никто бы не узнал: моя супруга обозвала начинающего публициста «розовощеким Керубино». Он был на тех съемках самым активным, поскольку носил титул «дежурный по клубу». Тема была — ГКЧП. На троих приглашенных заговорщиков, которых привел на съемки интервьюер Андрей Ванденко, наезжали все собравшиеся коллеги, и опальные политики огрызались вполне достойно. Но вот в какой-то момент последний премьер СССР Валентин Павлов завелся по-настоящему. После того как один из подонковатых пресс-клубовцев сказал только что освобожденным узникам: «Вы дерьмо!» — троица покинула съемочную площадку.
И тут неожиданно слово взял Градский, потребовав, чтобы тот журналист принес извинения. Тогда, собственно, и прозвучало Сашино словечко «журналюги». Стрела попала в цель. Поджала губы прелестная Кира Александровна Прошутинская и стала обращаться к «отцу советского рок-н-ролла» не иначе как «певец Градский», всячески подчеркивая, что его, мол, дело петь, а не рассуждать. Однако при монтаже дерзкий пассаж все-таки оставила, потому что как блистательный профессионал вычислила: это единственное живое слово, которое прозвучало в передаче.
Дима Быков тогда очень рассердился, приняв, видимо, этот хлесткий эпитет на свой счет. Вообще после того скандального эфира все ведущие газеты дружно «отбились». Причем старшие представители профессии отреклись от гениальной непосредственности непосредственного АБГ, написав, что он-де «пал». Однако за рамками тех публикаций остался тот факт, что Градскому оборвали телефон все — от именитых друзей до знакомых сантехников, поздравляя с великолепным выступлением вне эстрадной сцены. Это был успех. Настоящий успех.
Сам маэстро спустя несколько лет вспоминал об этом скандале:
«Дело в том, что я знал предысторию этой съемки. Телевизионная группа договорилась с Валентином Павловым и его коллегами по ГКЧП, что они придут на разговор, на обыкновенную беседу. Но вместо этого началось открытое хамство. Меня поразило отношение прессы к людям, подчеркну — к обыкновенным людям, какие бы взгляды они ни выражали и как бы я к ним ни относился. Еще я заметил, что меня постоянно снимает камера, хотя я сидел в самом конце зала и не собирался ничего говорить. Передача должна была идти в записи, не в прямом эфире. И я понял, что происходит все это безобразие без моего участия, а в итоге получится, что я заодно с журналюгами, которые ни за что нападают на людей. Поэтому я встал и открыто высказал все, что я об этом думаю. В зале было несколько человек, которые думали так же, как я. Тут же написали: „Авторитет так трудно завоевывается, а теряется за пять минут“. Но это они так считают. На самом же деле среди людей, которые понимают, что такое нормальные человеческие отношения, я только укрепился как человек с авторитетом. Со стороны Киры был прекрасный журналистский ход. Она оставила все как есть, сохранив остроту конфликта и резкий тон. Многие современные журналисты, которые забыли о своем профессиональном долге, знают, что мне на язык лучше не попадаться».
Кстати, Градский потом очень сдружился с Прошутинской и ее мужем Анатолием Малкиным: у них ныне дачи рядом в Новоглаголево (мы все тогда, в 1994 году, накупили там участков).

Градский & Сальери

На вопрос: «В творчестве Градский не Сальери, а Моцарт, который недостоин сам себя?» — АБГ отвечает:
«Это мнение Сальери, то бишь Пушкина. Нет, я не Моцарт, я другой. Скорее Сальери со связками. От Сальери у меня — форма, я приверженец формы во всех смыслах, потому что как бы ни было прекрасно и вкусно содержание, если оно не будет находиться в красивой законченной форме, то ему суждено просто валяться на полу в грязном виде. Музыка Сальери, кстати, в профессиональном отношении ненамного хуже, чем у Моцарта, скажем откровенно, хотя гения Моцарта он не достиг… Но мы всегда мыслим мифологично. Русские всегда мифологичны. К сожалению и к несчастью, это нам постоянно вредит в жизни. Сказали „там“: „Моцарт!“ — и глаза к небу возвели. Кто у нас лучший певец или певица всех времен и народов? Вот! И все! Создали миф. Человек уже лет пятнадцать как не поет, у него пердячий пар из горла выходит, а он все равно лучший!
Это знакомая система. Я говорю вам слово, а вы мне отвечаете символом. Я говорю: „Полонез“. — „Огинского“. — И наоборот. Я вам говорю: „Огинский“, а вы: „Полонез“. То есть у нас в сознании стойкая система знаков и соответствий. Кто первая певица? Пугачева. Все! Даже не Камбурова, которая все-гда для меня была интереснее. Лучший композитор? Тухманов! У него были прекрасные песни, но он уже сто лет как здесь не живет и не пишет. Почему он лучший композитор, а не Оскар Фельцман? Я про новых даже не говорю…
…Про The Beatles. Они исподволь объяснили мне подходы и варианты. Ведь я начал сочинять и петь ненамного позже, чем они. Мои первые опусы — 1963−1964 годы, у них — конец 50-х. Но первые успехи у них как раз приходились на 1963−1964 годы. То есть это Love Me Do, Please Please Me… Я опаздывал на три месяца, на полгода. А потом перестал опаздывать. Я с ними не соревновался. Соревноваться с Beatles мне было бы сложно. Я сидел у себя на кухне, они совершали мировые туры. Со временем, когда я научился многие вещи исполнительские делать лучше, чем многие, многие, многие, хамская уверенность в своих силах только усилилась во мне. И тогда я понял: если что-то по-настоящему умеешь делать, можно сидеть на кухне».

Градский & Коташенко

И еще один юбилей. Десять лет назад, в 2003 году, в жизни Градского появилась Марина Коташенко. Мне кажется, что разрезом глаз она очень схожа с Вертинской, но сам Градский мое наблюдение не разделяет. Он рассказывал:
«Подъехал на машине к девушке, как мне показалось, небесной красоты. И решил, если я с ней не познакомлюсь, никогда себе этого не прощу. Хотя я был в тот момент не в лучшей форме для знакомства — грязный, возвращался со стройки. Не испытывал никакой уверенности, что она захочет со мной знакомиться. И тогда я сказал сакраментальную фразу: „Девушка, у вас есть шанс прикоснуться к истории, к легенде то есть!“ — и заржал, как бы стесняясь. Марина ухмыльнулась, поскольку не только не узнала меня в лицо, но и вообще не знала, кто такой Градский, однако взяла мой телефон. А через две недели перезвонила… Мужчина всегда развивает женщине мозги, особенно когда есть разница в возрасте и когда у него самого мозги имеются. Так положено делать. Когда наоборот, получается не совсем удачный брак. Но у Марины мозги были достаточно развиты и до знакомства со мной. Она окончила юридический факультет Киевского университета. Но решила, что профессия модели будет кормить ее сытнее, а работать юристом никогда не поздно. Я далеко не самый богатый человек, на которого могла бы рассчитывать Марина. С ее данными она способна заинтересовать мужчину намного богаче, моложе и красивее, чем я. Поэтому мне удобнее считать, что ей нравится быть рядом именно со мной благодаря неким неведомым мне моим достоинствам».
С Даней & Машей, которым Марина, будучи ровесницей Даниила Александровича, конечно, не может быть мачехой, отношения ровные, сам глава семейства определяет их как «дипломатические». Я лишь однажды видел новую Сашину тещу, которая была моложе своего зятя. Она явно обожала Градского. К сожалению, Маринина мама очень рано ушла в лучший из миров… Что, кстати, может роднить пару. Помимо еще и того факта, что они оба Скорпионы.
Про отношения Марины с детьми Саша говорит:
«Конечно, есть чувство ревности со стороны детей. И такой американоподобной семьи, когда все вместе счастливо общаются, у нас не получилось. Но дети и жена ведут себя дипломатично… Нет контактов, которые могли бы привести к спорам. Дети приняли мое решение. Даже если им что-то не нравится, ведут себя корректно. Во многом это и моя заслуга. Я так отношения выстроил… Мы предпочитаем не вмешиваться в эту сферу жизни друг друга. Для Марины основным моментом при знакомстве было то, что я творческий человек. Это на женщин действует. Если женщина видит творческого человека, если он при этом еще и не сумасшедший, не напивается, валяясь на полу и излагая философские истины, это ее цепляет. А высказывать мнение по поводу работы? Зачем? Даже дети ни разу не сказали, что папин проект плохой. Даже если папа занимается полной фигней, дети должны радоваться».

Как бы кода

Глядя на феномен Градского, видишь воочию, до какой же степени люди неравны. Никогда не были. И никогда не будут. И те, что «равнее», по Оруэллу, всегда будут свиньями.
Уныло было бы полагать, что мы так и сгинем в свинском мире, где не на кого будет равняться и некем будет восхищаться, но появление из вечности таких Гаргантюа, как Градский, спасает от чувства экзистенциальной тоски. Обозревая сие «человекособытие», начинаешь верить, что мир еще одумается, оглянется назад и догадается, где и когда отклонился от того «третьего течения». И homo sapiens’ы научатся наконец, не страдая от чувства ущербности, гордиться тем, что реально красивее, талантливее и во всех смыслах лучше среднего статистического. Научатся ценить гения, пока он с нами, хотя ему, в силу бессмертия, это в целом и не нужно. Гений — гонец из вечности, где ему и аплодируют. Независимо от количества прожитых лет.

Евгений Додолев