Алексей Шевченков порой удивляет в интервью, поскольку для него нет зарытых тем. Но для некоторых его предельная откровенность, отсутствие табу, нежелание прятать камень за пазуху и есть понятие настоящего восприятия жизни, которого не хватает людям в сегодняшнее непростое время.

- Алексей, говорят, у вас непростой характер. Если вас не взяли на роль, останетесь ли в добрых отношениях с тем человеком, который это решил сделать?
— Безусловно. Не могу не рассказать эту историю, такое было в моей жизни, когда у Николая Хомерики я попробовал одну роль. Этого персонажа звали Иуда. Крайне редко такие вещи бывают, когда ты вдруг ухватил героя, схватил его за хвост. Я это почувствовал на пробах, когда все вдруг замолчали, внимание выросло, начали ко мне присматриваться. Я подумал: ну все, пройду. К моему удивлению, меня не утвердили. Опять же, если бы не утвердил режиссер, было бы не так обидно. Он ведь тоже ищет какие-то краски, складывает картинки, всю историю целиком. И ты к этому относишься с пониманием, но в данном случае меня не утвердили продюсеры. И опять же, ни в коей мере мое отношение к Николаю Хомерики не изменилось.

- Чего сегодня, на ваш взгляд, не хватает российскому кинематографу?
— У нас все очень сильно зависит от заказчика и от генеральных продюсеров, они диктуют свои условия. И, конечно же, они подбирают и приглашают режиссеров. Иногда приглашают, исходя из того, чтобы он был больше исполнителем, а не творцом. А мне кажется, больше надо давать свободы режиссеру. Пригласили, изначально оговорили, что бы хотелось продюсеру: какой формат, жанр комедии и т. д. Объяснились, все — отпустите его. Он будет делать кино дальше. А когда продюсер начинает влезать в творческий процесс, это только делает картину хуже. Но сейчас время продюсерского кино, никуда не денешься. В этом и состоит проблема, потому что продюсер хочет заработать. Это нормально, я согласен, он хочет поднять монет, вот и начинает двигать свое видение, запуская его в развлекательном ключе. Но развлекательный момент у нас стал, на мой взгляд, низковатым. По плинтусу совсем. Вроде комедия, а я говорю, что-то как-то плакать хочется. Правда, это мое мнение.

- Вы действительно не будете сниматься с тем человеком, который не разделяет ваши политические взгляды?
— Дело даже не в том, что он не разделяет, я сейчас внесу ясность. Человек может иметь свою позицию. Я знаю таких. Он понимает, что это его родина, это его страна. Он не может ее бросить, но и не может разделить то, что происходит с его странной родиной. Появляется боль, сублимация. Человек с этим живет. Конечно, я к таким людям отношусь нормально и с уважением. Мы можем поговорить, поспорить. Но когда люди зарабатывают здесь деньги и потом пересылают их туда, на Украину, для борьбы, так скажем, с моими друзьями? Ребята, это нонсенс. Ну как мы вот с этим человеком будем вместе в кадре? Привет, привет, отработали, все нормально, деньги получили, он на Украину их послал. Это какой-то бред и абсурд.

- Вы умеете дружить?
— С возрастом понимаешь, что дружба так же, как и любовь — это внутренняя затрата. Когда это все по-настоящему, ты от одних переживаний за близких людей так вымотаешь себя, что… Ну правда, устаешь.

- Почему вы сказали, что сегодня брак не для вас? А у кого же стакан воды попросить в старости?
— Я даже пожалел, что сказал об этом где-то, поскольку люди у нас уже давным-давно живут каким-то определенным укладом, общепринятыми вещами. И мое высказывание может вызвать негативную реакцию. А для меня образ жизни на колесах. Я уже не могу сидеть на одном месте долго, кроме своей дачи. Только туда могу уехать. А так нет, месяц сидишь и уже все, возникает какая-то тревога, тремор, мол, надо что-то делать.

- А что же про брак?
— Да, мы говорили о браке. Наверное, зря сказал. Наверное, просто я не создан для этого? Может быть, мне не хватает сил на такое общение? Я тоже много об этом размышлял и переживал по этому поводу, потому что я всегда думаю: ищи проблемы в себе.

- Вы не понимаете смысл брака, его законы?
— В какой-то момент я задумался на тему, что такое брак в общепринятом понимании. Это не для меня. Я начинаю становиться вспыльчивым, гневливым, меня что-то отвлекает, но это не говорит о том, что я не думаю о людях, которые рядом. Это, наверное, поиск какого-то существования в браке. Я, например, никогда не мог понять момент, когда происходит роспись. Вдруг человек, особенно мужчина, становится собственностью. Может быть, это не у всех, я не утверждаю, но в моем случае именно так сложилось. И сразу и конкретно перевернуло полюс моего взгляда на семью. И вообще слово «общепринятая семья» — не моя история. Она меня отторгает. Есть чувства, любовь, забота, которые тянут друг к другу людей, мне не надо для этого ничего подписывать. Мы расписывались с бывшей женой, но не устраивали каких-то пышных свадеб, мы пришли в ЗАГС вдвоем. Просто я это сделал для нее, чтобы она чувствовала себя в дальнейшем уверенно, хотя мы до этого долго жили вместе, лет 10. Опять же, я никого не хочу ни в чем переубеждать. Все индивидуально. Я, может быть, еще не встретил такую женщину, что не мог бы от нее отойти. Но как бы не складывалась жизнь, я никогда не оставлю своих близких, будь это вчерашняя жена, завтрашняя, мне кажется, это плохо.

- Вы упомянули, что бываете вспыльчивым и гневливым — вам это мешает?
— Это действительно так, поскольку считаю эти проявления большим грехом, особенно гневливость. Но я очень быстро отхожу.

- А по поводу чего можете вспыхнуть?
— Всегда заботят больше всего дети в этом отношении. На дороге, например, объясняешь, как управлять авто, что вот здесь надо аккуратно, здесь тормоз нажать не быстро, но, когда это все забывается, могу вспылить, накричать на ребенка. Конечно, через три минуты, когда отходишь, думаешь: какой же ты дебил, ругаешься. Но я никогда не бил детей. Иногда моя энергия, конечно, превышала ту шкалу градуса, которую надо было привлечь, но это не только к детям относится. Да, я часто себе говорю: «Ну почему ты никогда не промолчишь? Досчитай, например, до 30—60». Но не получается. Правда, слава Богу, единственное, что меня успокаивает, это то, что я не злопамятный. Да, я вспылю, но тут же извинюсь.

- А какие сегодня отношения с вашим мастером Дмитрием Астраханом? Он вас приглашал к себе?
— Да, приглашал в театр, где он стал художественным руководителем. Но, я вынужден был отказаться, потому что сейчас много дел, много времени занято другими проектами.

- Вы снялись в картине «В потоке трех стихий». Какие у вас со спортом отношения?
— Была такая история, спортивная тематика всегда была мне интересна. Другое дело, конечно, возраст уже не тот. Не позволяет мне так легко и свободно существовать в моей нынешней физике. Но я играл тренера, который уже в возрасте, и знаете, там была интересная ситуация. Когда я стал наблюдать за тренерами, то решил пойти по пути реальности. Тренеры, они все тренеры, не только этого вида спорта. Все такие же, как по прыжкам в воду: и по плаванию, и по прыжкам с трамплина. То ли травмы дают о себе знать, то ли какие-то изменения организма после большого спорта. И когда я стал примерять на себя эту шкуру тренера, начал прихрамывать, немножечко как дедушка ходить. Мне показалось, что я был на правильном пути, потому что даже когда мы встречались с тренером сборной России по прыжкам с трамплина, в ее фигуре тоже уже были какие-то отпечатки этого спорта: плечи, что-то в походке. Был еще интересный момент, где-то в Екатеринбурге мы снимали сцены соревнований, а там проходили реальные состязания, и ко мне подошел настоящий, реальный тренер. Он спросил: «Подождите, а вы играете не Пензенского ли нашего легендарного? И пластика его, вы как-то прямо вот угадали. Да, я сразу подумал, что про него кино снимаете». Я ответил, что нет. Наверное, сработало то, что я выбрал верный подход. Мне в это, во всяком случае, хочется верить. Но думаю, зритель уже дал свои оценки.

- А как вы думаете, почему этот вид спорта, прыжки в воду с вышки, не развит в нашей стране?
— Ну я бы не сказал. Сейчас мы поездили по стране, очень много прыгают, и нет ничего страшного. Очень много джамперов прыгают со скал. У нас в стране много чемпионов. Да, этот спорт у нас новый. Но в мировом масштабе он на большой высоте, как хоккей, как гимнастика. Он в лидирующих позициях. То есть этот фильм был нужен. Я думаю, вообще фильмы про спорт нужны. Патриотические вещи необходимы для воспитания. Чтобы понимать, что хорошо, а что плохо. Ну и, конечно, пример хорошего всегда лучше, чем пример плохого. Мне привили это чувство патриотизма, когда я смотрел в детстве фильмы про войну, про революции. Это и посеяло хорошие семена. Поэтому я думаю, что очень нужны фильмы и про спорт, про какие-то истинно правильные вещи.

- Вы снимались и в настоящих патриотических проектах — как, например, «Черное море»…
— Я был приглашен на эту роль дня за четыре. Кто-то, из актеров, наверное, слетел, что-то там случилось, не знаю. Вот я и пришел в этот сериал. Я очень многого не знал. У меня все сцены кабинетные. Но мне нравится играть военных. Да вы знаете, дело даже не в том, что военный там или не военный, всегда интересно играть человека. А дальше уже прикидываешь его специфику, его навыки, чем он занимается. Хочется поковырять, что же там с человеком-то случилось. Мне даже иногда очень хочется маньяка сыграть. Знаете, когда в жизни происходят какие-то абсурдные или какие-то очень негативные проявления, или проявления очень неожиданные, то я всегда пытаюсь это запомнить. С точки зрения своей профессии пытаюсь это разобрать на молекулярную составляющую и попробовать понять, почему человек так поступил? Почему так абсурдно, почему алогично или негативно? Это всегда вызывало во мне профессиональный интерес.

- Как перевоплощаетесь в своего героя?
— Это всегда отличается визуально. Найти какое-то место, чтобы тебя никто не трогал, чтобы немножечко уйти куда-то в глубину, что-то поковырять в себе, что-то попробовать прикинуть. Но в любом случае каждый раз все индивидуально, каждая работа зависит от режиссера, от материала, потому что сейчас очень много жанров, форматов. Есть, например, режиссер более смелый, есть, который более аккуратно хочет сделать. К существующему формату начинаешь персонажа подгонять.

- Знаю, что вы еще музыкой увлекаетесь, играете на гитаре. А какие вещи исполняете?
— А вот это для меня абсолютно чистейшее творчество. Ты ни от кого не зависишь. Взял гитару, взял ручку, листок и написал слова, которые тебе кажутся правильными. Потому что в кино, в театре ты все равно зависишь от режиссера, продюсера, команды. Это не плохо и не хорошо, это просто такое сотрудничество. А здесь ты — вольная птица. А в песнях ты ни от кого не зависишь, задаешь себе вопросы, сам на них и отвечаешь. И более того, знаете, мне это очень помогает сохранить свой внутренний стержень и свою искренность, свою личную правду. Профессионально музыкой я не занимаюсь. Я стараюсь быть трезвым человеком и понимаю, что есть конкретное дело, где ты зарабатываешь, а есть хобби. Не надо это путать, иначе провалишься.

- Но почему музыка — лишь хобби?
— Я могу, конечно, уделить этому больше времени и внимания, и выйти с гитарой уже как профессионал на сцену. Но тогда надо откладывать другие свои дела, поэтому я всегда пользуюсь случаем и даю концерты, когда приезжаю на СВО или до СВО, когда я ездил в напряженные точки в 2015-м и в 2018-м годах людей поддержать. Здесь, конечно, многое приходит, потому что материал твой. Концерт тоже твой. И ты имеешь абсолютное право выйти и поделиться с людьми тем, что наболело.