Звезда «Юности» и «Цирка» Егор Кирячок еще в раннем детстве захотел стать актером. Попав с музыкальным конкурсом в Москву, влюбился в нее и почувствовал, что будет здесь жить. Сегодня у него грандиозные планы на профессию и жизнь, которыми он поделился в интервью журналу «Атмосфера».

- Егор, вы приехали поступать в колледж Табакова из маленького городка под Челябинском. Хотели вырваться оттуда?

- Признаюсь, я очень хотел уехать.К тому же еще лет в четырнадцать-пятнадцать появилось желание жить одному. Почему-то меня резко накрыла самостоятельность, что привело к отстраненности от родителей и очень повлияло на наши отношения. Вскоре я поступил в колледж, и мы стали мало времени проводить вместе. А когда случился ковид и я оказался не по своей воле на долгое время дома, то через неделю почувствовал, что у нас все хорошо и пропасти-то не было. Просто очень многое изменилось во мне. И если несколько лет назад у нас с родителями были серьезные разногласия при обсуждении важных тем, что я считал нормальным, то на карантине физически ощутил, что мне важно найти консенсус и восполнить пробелы в общении. Я понял, что родители мне очень близки и моя сепарация не совсем здоровая вещь; хочется добрать родительского внимания и не только вернуться в давние отношения, а выйти на уровень дружбы. Так и произошло, и мама даже приезжала ко мне в Самару, была на съемочной площадке «Цирка».

- Вы очень заняты сейчас; такой темп, график обычное дело или исключение?

- Сейчас возрождают сериал «Молодежка», и у меня одна из главных ролей, мой герой хоккеист. Очень много времени уходит на тренировки. Мне казалось, что я хорошо стоял на коньках, но, как только получил обмундирование — а еще и играть же надо, — понял, что ничего не умею, не могу. И когда мы снимаем много сцен подряд, возникает ощущение, что сил совсем не осталось, ты уже все выдал, а случается, надо еще раз повторить дубль. Так что бывает очень сложно, но интересно.

- У вас есть хорошие проекты, но многие ваши коллеги-ровесники обгоняют вас по количеству работ…

- Во-первых, я долго учился, в колледже мы не снимались, а потом в Школе-студии МХАТ первые два года там это тоже не разрешали, да и времени особо не было. Во-вторых, хотя предложений немало, особенно в последнее время, я более чем от половины отказываюсь точно, потому что ищу интересный материал. Хочу увидеть необходимость в том, чтобы играть именно эту историю и этого персонажа. И мой уровень должен всегда расти. Я вижу свои отношения с профессией как в жизни: чем выборочнее общаешься, тем лучше. И еще я очень западно-ориентированный человек в профессии. Смотрю много западного кино, люблю Финчера, Вильнева, братьев Коэнов и понимаю, что если актер кино мое призвание, то я дорасту до этого уровня, а если нет, то нужно будет остановиться, подумать и понять, что мне делать.

- А советское кино, золотой фонд вы хорошо знаете?

- В какой-то момент я знал больше западного кино, чем нашего, в том числе по фамилиям актеров и режиссеров; а сейчас уже, наверное, одинаково. Когда мы работали с Аллой Сигаловой над спектаклем «Мне двадцать лет», то смотрели много наших фильмов 60–80-х годов, она была проводником в тот мир. Тогда я понял, что ничего не знаю о нем и не умею это смотреть. Была проведена большая работа, мы всегда подробно обсуждали фильмы. Помню, как после просмотра «Чужих писем» я задал Алле Михайловне вопрос: «А почему в сцене с Зинкой герой Янковского поступает вот так?» — и она ответила очень доходчиво и откровенно. Сейчас я периодически смотрю фильмы тех лет моих любимых режиссеров с любимыми актерами.

- Вас что-то потрясло из того, что вы посмотрели? И возникала ли мысль, что вот такого-то персонажа сыграли бы с радостью?

- Сильнее всего во мне, наверное, откликается картина «Полеты во сне и наяву», но это не значит, что я хотел бы сыграть героя Янковского. Хотя работы всех артистов там я оцениваю высочайшим образом. И, например, считаю потрясающей сцену Андрея Миронова с пистолетом в фильме «Мой друг Иван Лапшин». Я бы хотел в чем-то подобном поработать, с таким способом существования.

- На тот момент, когда вам рассказали про Школу Табакова, насколько серьезным было ваше желание стать актером?

- В мои лет пять бабушка привезла кассеты с «Черепашками Ниндзя», которых я обожал, «Человеком-пауком» и еще какими-то фильмами. Благодаря «Человеку-пауку» я очень захотел стать супергероем и даже ловил пауков, но ничего не получалось; и через какое-то время зародилась мысль, что, для того чтобы превращаться в кого-то, нужно стать актером. Позже я понял, что мне безумно нравится представлять себя кем-то в предлагаемых обстоятельствах. И к моменту поступления даже сомнений не было по поводу актерской профессии; а уже когда процесс запустился, стало понятно, что, наверное, ничего другого я и не сумею делать хорошо. Я действительно чувствую, что это мое призвание, и настолько серьезно к нему отношусь, что хочу добиться очень больших высот.

- А до приезда в Москву с поступлением вы бывали здесь?

- Я занимался музыкой, и в моей жизни было много конкурсов, в том числе в Москве, и много побед. Впервые я попал в столицу с бабушкой в пять лет, а потом оказался здесь уже в двенадцать. Главное, что я помню из второй поездки, — и это удивительно связано с моей последующей жизнью, с Чистыми прудами, — наша гостиница находилась там. И я, проходя мимо улицы Чаплыгина, даже подумал, что мне тут очень нравится. (Улыбается.) И вообще я почувствовал, что Москва — это мое место. Я такому ощущению очень доверяю в самых разных аспектах. Например, я уверен, что буду себя очень хорошо чувствовать в Нью-Йорке. И у меня есть цель не только побывать там, но и пожить, потому что это очень кинематографичный город.

- В колледже не было минут, когда вдруг закрадывалась мысль «а может, это не совсем мое?»?

- Нет, возможно, были мысли: действительно ли я тот человек, который это может делать, или я кого-то обманываю? И после первого семестра даже подстригся наголо. (Смеется.) Я рос с длинными волосами и вот решил поменять имидж.Меня ругали, спрашивали, зачем я это сделал. А уже потом Михаил Андреевич Лобанов, наш педагог, как-то сказал: «А у нас Егор Дмитриевич вообще по-другому стал выглядеть». В мои шестнадцать он меня звал так, и это меня ввергало в шок. (Улыбается.)

- У вас там все успевали и фанатично учиться, и вести бурную личную жизнь. Что скажете о себе?

- Конечно, романтическая сторона жизни в ту пору была очень важна. На мой взгляд, если это не занимает большую часть времени в том возрасте, скорее странно. (Улыбается.) И это же эмоциональный опыт для актера.

- Не вылились ли какие-то отношения во что-то серьезное? И сейчас вы свободны или нет?

- Не вылилось, но сейчас я в отношениях, и это все, что я могу сказать на эту тему. (Улыбается.)

- Вы еще в стадии ухаживания, романтического периода?

- Сложно сказать. (Улыбается.)

- У вас был опыт совместного проживания?

- Я понимаю, что это, но сейчас у меня не такой период.Вообще считаю, что можно любить друг друга, даже живя в разных городах, спокойно себя чувствовать и желать и ждать встреч.

- Вам важно, как вас воспринимают, оценивают в жизни и профессии?

- Лет в шестнадцать я был очень зависим от чужого мнения и все очень болезненно воспринимал. А сейчас спокойно реагирую на критику. У значимого для меня человека поинтересуюсь, почему ему что-то не нравится, но не более того. Я здраво смотрю на то, что делаю, и сам себе критик в любой работе. Во время съемок в «Юности» я долго готовился к важному монологу и, когда эту сцену сняли, почувствовал, что мне нужен еще один дубль, он точно будет самым лучшим. А все шло к концу смены, и я подошел к продюсеру и режиссеру с просьбой, но они сказали, что такой возможности нет, только если я сам договорюсь. Я взял рацию и сказал: «Ребята, мне очень нужно сделать один дубль, потому что это финальная серия, главный монолог. Мы потратим еще две минуты, чтобы переставить свет, и если вы мне поможете, я буду вам очень благодарен». Я все это просто протараторил; была пауза в пару секунд, а потом оператор сказал: «Ну давайте, мне несложно, погнали». И после режиссер сказал, что именно этот дубль вошел в картину.

- В колледже вы учились на полном обеспечении. А в Школе-студии МХАТ хватало стипендии?

- У меня не раз была суперповышенная стипендия. А в один из первых семестров я получил «тройку» или «четверку» по истории, и мне эту стипендию отменили. Я ощутил, что денег стало в три раза меньше. (Смеется.)

- А нельзя ли было поговорить с мастерами, что вам очень важна повышенная стипендия, тем более история предмет не профильный?

- Наши мастера, Игорь Яковлевич Золотовицкий и Сергей Иванович Земцов, всегда понимали контекст обучения, но они очень честные люди. Когда у меня убрали повышенную стипендию, очень помогали родители и были какие-то подработки.

- И какие это были подработки?

- Когда мне очень нужно было купить телефон, я пошел на семь дней работать официантом. И это, кстати, был бесценный опыт погружения в профессию. Но подработки были не для выживания, а для того чтобы получить свою «хотелку». (Смеется.)

- А чем занимаются ваши родители?

- Мама работала продавцом, хотя по профессии она воспитатель; а у папы есть высшее образование. На тот момент у него была своя небольшая компания, связанная с автомобильной промышленностью. Но это все было не про высокий достаток.

- То есть они вам помогали, хотя для них это было достаточно сложно?

- Им было сложновато, но они не бедствовали и видели в помощи мне важный смысл. А сейчас этот довольно большой период закончился и мы поменялись местами в правильную сторону. Я понял, что хочу и уже могу помогать родителям (смеется), поэтому мне нужно быть финансово независимым.

- А вы один у родителей?

- Да.

- Вы когда-нибудь хотели, чтобы у вас были брат или сестра?

- Лет в шесть-семь, видимо на примере своих двоюродных братьев и сестер. И я спрашивал у родителей, почему у меня нет братика или сестрички. На что мне с юмором отвечали, что «мы с тобой еле справляемся». Я бы сам не хотел такого ребенка, потому что был просто отвратительным, и чем старше становился, тем невыносимее был. Я не раз спрашивал маму: «Как ты меня терпела?» — а она правда очень много нервов потратила на совершенно несносного сына.

- В чем проявлялась несносность?

- Я был очень непослушный, упрямый, заносчивый, эгоистичный, манипулирующий, то есть имел все те качества, что я сейчас периодически вытаскиваю из себя в профессии. Родителей постоянно вызывали в школу, и даже в детском саду уже случались проблемы.

- Надо же, никогда бы не подумала. А как все это сочеталось с постоянными занятиями музыкой?

- Занятия музыкой держали мой культурный фонд в порядке и были правильным направлением энергии, что меня сильно изменило. И родители это чувствовали.

- Каким инструментом овладевали?

- Основным был вокал, но в музыкальной школе у меня все отлично получалось и на фортепиано, и на барабанах, а потом родители сказали, что не пойду больше туда, потому что я «не вывозил» школу. С пятого класса я стал плохо учиться, и чем дальше, тем более отчетливо понимал, что мне надо валить оттуда.

- Спорт в вашей жизни присутствовал тоже?

- Да, я был тем ребенком, которого отправили во все кружки мира (смеется), и важно было понять, что мое, а что нет. Однажды я должен был с утра идти в бассейн (а мы жили за городом, я ездил туда на маршрутке), и в какой-то момент мне все это так надоело, что я решил остаться дома и поиграть в видеоигры. Мне надо было сделать так, чтобы мама об этом не узнала, и я пошел до автобусной остановки — а там была старая колонка с водой, — пропустил свой автобус и в пакет со всеми принадлежностями налил воды для правдоподобности и вернулся домой. И так я бегал от плавания и врал, придумывая что-то, несколько недель, пока мама не увидела меня на улице, что я иду не в том направлении, — а наш город очень маленький, тридцать тысяч человек всего. Но она сыграла, что не заметила меня, и я от нее побежал. Сейчас это все очень смешно вспоминать, а тогда казалось, что я самый великий шпион. Но я так поступал, потому что перевесил интерес к музыке. Хотя я ходил и на легкую атлетику — наша школа брала первые места в эстафетах, это все было замечательно. В детстве часто ходили на футбол, на каток. Папа купил ракетки для пинг-понга и шарик, и мы с ним в квартире играли, потому что у нас не было стола, и нам было очень весело. Но в какой-то момент я полностью отошел от спорта. А в ковид вернулся, занимаюсь дома, в том числе с гантелями; беру коврик с собой в экспедиции, чтобы быть в форме.

- Когда вы захотели телефон, то нашли подработку. А как сейчас находите компромисс между материальным и духовным? Не пойдете в некачественный проект ради хорошего гонорара?

- Я не очень люблю говорить про деньги, хотя, конечно, понимаю, что это одна из важных вещей в жизни, но она не должна перевешивать. Я сопоставляю свои желания с тем, что хочу делать в профессии. Бывает, понимаю, что проект важен для профессионального роста, но не принесет больших денег. У меня есть материальные цели, и я получаю большое удовольствие, когда достигаю их через качественную работу.

- И на что сейчас с большей радостью тратите?

- Это зависит от момента, но самая замечательная трата — путешествие. И я люблю стиль, моду, не бегу за ней, но вижу и в этом смысл. Обожаю хорошую технику, и что-то качественное может доставить мне большое удовольствие, например классный компьютер, так как хочу снять короткий метр. Я изучал в том году сценарное мастерство, много всего написал и хочу показать это знакомым сценаристам и режиссерам. Той зимой, когда я закончил все проекты, засел за сценарии и еще параллельно получил водительские права, что давалось мне крайне тяжело — у меня закипала голова с ПДД.

- А машина у вас уже есть?

- Пока нет, но это в планах.

- Поездить за рулем с правами уже удалось?

- Как только я получил права, передвигался только на каршеринге. А в Самаре мы с партнершей взяли полицейский «бобик» и катались, но это было за городом. Я очень люблю водить машину.

- Что для вас было главным, когда принимали предложение в «Цирк» при вашей избирательности?

- Я очень хотел сыграть далекого от себя человека, где я не причесан, не одет красиво, где попадаю в острые обстоятельства. Для моей дальнейшей работы мне важно, чтобы меня воспринимали не только как актера, играющего исключительно красавчиков-нарциссов. Плюс вся цирковая история сама по себе уникальная.

- У вас была трюковая сцена на лошади, это вы выполняли сами?

- Да, я немного сидел в седле до этого, и, естественно, была репетиция, но лошадь вели по арене, что не видно в кадре. При этом через полчаса ноги у меня начали уходить от потери равновесия, а никаких тросов не было, моей страховкой служил хозяин лошади, находящийся рядом. Вообще, в этом сериале было довольно много экстремальных вещей.

- Когда вы учились в колледже, где «Табакерка» родной театр, потом в Школе-студии МХАТ, ощущали ли трепет по отношению к сцене?

- Я всегда ощущал трепет по отношению к кино. Хотя во время учебы в колледже мы часто ходили в разные театры, не говоря уж о «Табакерке», и мне многое нравилось.

- Но ведь театр — это тренинг для актера, да и живой контакт со зрителем, отклик здесь и сейчас.

- Это выбор артиста; значит, у них есть внутренняя необходимость в театре, чего нет у меня.

- А когда вы, например, готовили Астрова с Золотовицким, не представляли, что когда-нибудь сыграете этого героя на великой сцене?

- Нет, у меня есть желание сыграть роли, которые еще никто не играл. А театр — это воспроизведение, переформатирование того, что уже было сделано другими сотни раз. К тому же если я сыграю Астрова когда-то и спектакль станет удачным, то об этом узнает сколько-то тысяч человек. А когда вышло «Слово пацана», это так срезонировало, что об этом сразу узнали миллионы. Спектакль — это здесь и сейчас, через десять-пятнадцать лет его уже не будет, хотя могут остаться записи; а фильм смогут смотреть всегда и всюду. И для меня это главный аргумент в пользу кино.