Актриса Наталья Земцова признается, что ничего в жизни не давалось ей легко. Но переживая испытания, расставания и драмы, не перестает верить в лучшее, даже татуировку соответствующую сделала — I belive. Подробности — в интервью журнала «Атмосфера».

— Наталья, вы сейчас в Испании — решили устроить небольшие каникулы?

— Да, должен был пройти фестиваль в Кирове, но его перенесли на весну, поэтому я взяла и махнула в Испанию. У нас раньше была здесь квартира, мы часто приезжали. Остались друзья, и у меня хорошая компания. Я вообще люблю путешествовать и легкая на подъем. Недавно, например, за один день собралась и отправилась в поход.

— А я думала, как сибирячка вы любите тепло.

— На самом деле я ужасная мерзлячка, борюсь с этим всю жизнь. Но это не значит, что я стремлюсь ездить только в жаркие страны.

— Верно ли утверждение о стойком сибирском характере, который закаляется в жизненных трудностях?

— Это да. По себе могу сказать, что меня трудности мобилизуют. Мне ничего не давалось легко, всегда нужно было приложить усилия. В теат­ральный с первого раза не поступила, потом меня очень долго не брали в кино. Мои однокурсники уже вовсю снимались в каких-­то ментовских сагах (мы учились в Питере, там это популярная тема сериалов), а я безрезультатно ходила по кастингам. Зато потом меня утвердили сразу в два проекта на главные роли. Как-­то скептически я отношусь к историям, когда вся такая красивая ты просто шла по улице, тебя увидел режиссер и позвал в свой проект. У меня подобного не было.

— У вас интересная внешность, и вы могли бы презентовать себя как гламурную диву, но скорее воспринимаете себя как девчонку-­пацанку.

— Так и есть. Мне тяжело постоянно быть красивой — делать макияж, наряжаться и носить каблуки. У меня ощущение, что отношение к симпатичным девушкам предвзятое, мол, как личности они довольно поверхностные. По этой причине я недолюбливаю свою роль в сериале «Восьмидесятые» — мне кажется, она построена исключительно на внешних данных. Я не могу понять, помогает ли мне в жизни внешность или наоборот.

— У вас и в школе было сложное к себе отношение? Читала, вы занимались боксом — какая была мотивация?

— Я жила в Омске, а там нужно уметь за себя постоять. Но в большей степени я начала ходить на занятия из-­за того, что у меня папа тренер по боксу, и мне понравилось. У меня, кстати, большие претензии к родителям за то, что не отдали меня в профессиональный спорт. На мой взгляд, у меня есть для этого и физические данные, и характер, и воля к победе. Но тогда, в девяностые годы, женский бокс не был развит. Это сейчас папа ездит на соревнования с девочкой, которая стала чемпионкой России. А тогда он сказал: «Наташа, какой бокс, тебя даже в пару поставить не с кем. Еще и нос сломают, не дай бог». А я была не против. (Смеется.) В младших классах я не ощущала себя первой красавицей и звездой.

В нашей школе учились дети высокопоставленных людей, а моя семья была самой обычной, со средним достатком. Мама и папа не могли купить мне какие-­то брендовые вещи, которые котировались среди одноклассников. Но повзрослев, я поняла, в чем мои достоинства; я была веселой, зажигалкой, и в меня влюблялись многие. Кстати, из-­за этого возникали проблемы, потому что девчонки-­старшеклассницы возмущались: как это их парни за какой-­то малявкой увиваются! И стычки случались иногда, и драки. Но вообще это было веселое время. (Смеется.)

— А папа хотел видеть дочку принцессой?

— Да, у него традиционные взгляды: мужчина должен быть сильным, уметь за себя постоять и не опускаться до мытья посуды. А девочка — это нежный цветок, она должна носить длинные волосы, надевать красивые платья. Все то, чего я не имею и не делаю. (Смеется.)

— Ваша мама такой была?

— Наверное, когда они познакомились — а они одноклассники, — она такой и была: с длинными волосами ниже талии, ажурными воротничками на школьной форме. Я-то по сравнению с ней пацанка, любила тусоваться во дворе с ребятами, лазить по деревьям. Всю жизнь я хотела сделать короткую стрижку, но мама не разрешала. Только во взрослом возрасте удалось это осуществить. Будучи беременной, я выбрила себе висок, у меня была суперкороткая прическа. Я ее обожала, если честно; но мой агент сказала, что это сильно сужает диапазон ролей.

— У вас с родителями были доверительные отношения? Могли с ними чем-­то сокровенным поделиться, рассказать о первых влюбленностях?

— У нас были хорошие отношения, но в мой подростковый период мы начали ссориться с мамой. Мы жили вдвоем и конфликтовали как две женщины. Я ощущала себя достаточно взрослой, она с этим не соглашалась. (Улыбается.) И как раз тогда случилась первая любовь, и маме жутко не нравился мой парень. Но вот когда я уже уехала учиться в Питер, начала жить самостоятельно, отношения наладились и с мамой, и с папой. Помню, мы часто созванивались и разговаривали часами, они меня поддерживали в трудные моменты, и тогда я поняла, что значит близкие люди.

— Кстати, мама вас поддержала и в стремлении стать актрисой, и даже поехала с вами в Москву.

— Да, и пошла вместе со мной на прослушивание. Помню, мы завернули в переулок, где находится здание ГИТИСа, и там стояла огромная толпа абитуриентов. Мама испугалась, говорит: «Наташ, может, поедем обратно?» Но я схватила ее за руку, и мы решительно двинулись вперед. Она ужасно за меня переживала и просто рыдала, когда меня не приняли, — было обидно, потому что я прошла четыре тура. Сейчас, когда у меня самой подрастает сын, я прекрасно понимаю ее состояние, я за своего ребенка всех порву. Все время ругаюсь с его учительницей, защищаю его. Дома-­то я ему выскажу тоже, если он не прав, но прежде всего разберусь в ситуации.

— Мама плакала, а вы переживали случившееся?

— Может, если бы сейчас такое произошло, я бы и не стала больше штурмовать театральные вузы. Но тогда восприняла это достаточно спокойно. «Не взяли, ну и ладно, поступлю на следующий год». Ни секунду в себе не сомневалась. И на следующий год действительно поступила в Театральную академию Санкт-­Петербурга. Хотя на курсе у нас с мастером не возникло взаимопонимания. Мои способности он оценивал невысоко и даже в какие-­то моменты говорил, что мне не стать актрисой. Для всех нас он был просто богом, и слышать подобные вещи было ужасно. Мне понадобилось немало времени, чтобы осознать, что он не последний режиссер в моей жизни. Невозможно нравиться всем, это абсолютно субъективно; но мы, актеры, постоянно находимся в кастинге. Это очень тяжело морально. Поэтому я никому не советую эту профессию и не хочу, чтобы мой сын связал свою жизнь с кино. Я и не думаю, что у него есть к этому склонности, он другой человек по складу.

— Ваша коллега и подруга Марьяна Спивак рассказывала, что во время съемок «Эпидемии» так скучала по сыну, что даже взяла его с собой.

— Да, и он немного снимался у нас. Это был солнечный день, он бегал во дворе, и то я помню, как переживала Марьяна. А вдруг ему холодно, а вдруг он проголодался, не устал ли он? Тут определенно: либо снимается ребенок, либо ты. И сама я на такой эксперимент не подпишусь.

— У вас перед сыном нет чувства вины: съемок больше, карьера развивается, но дома вы бываете меньше?

— Когда у меня, наоборот, было мало работы, я так страдала от этого, что, мне кажется, всем было еще хуже. А чувство вины присутствует всегда. Я вообще не знаю, что такое быть идеальной мамой, где этот критерий. Я должна быть доброй или строгой, проводить с сыном все время или строить свою жизнь так, чтобы стать для него успешным примером? Книги по психологии и воспитанию дают противоречивые советы. И если как актриса я в себе уверена, то абсолютно не уверена в себе как мать, а возможно, как жена и дочь. Мне кажется, я не самый простой человек для жизни.

— Стараетесь ли вы избежать каких-­то родительских ошибок?

— Хотелось бы сказать, что да, но мы все иногда их повторяем. Помню, мама ссорилась с бабушкой — у них были сложные отношения, — жаловалась на нее, но при этом порой вела себя со мной абсолютно так же. Главное, мой сын знает, что я очень его люблю и в него верю. Но я очень требовательна и к себе, и к окружающим, и к нему в том числе. Я считаю, что он может делать какие-­то вещи лучше, и злюсь, когда он ленится. Мне нужен результат сразу.

— А как вы объяснили Ивану, почему расстаетесь с его отцом?

— У нас с Серегой (Сергей Кристовский, лидер группы Uma2rman. — Прим.авт.) все это произошло не одномоментно, не было такого, что он встал и ушел. Сын спрашивал, почему мы развелись, и, выслушав мое объяснение, дал забавную формулировку: мама много работает, а папа не любит кино. Но на самом деле так и есть. Я понимаю, как тяжело жить с актрисой, которая к тому же фанат своей профессии. Я ужасно жадная до работы и не могу отключиться от нее даже дома. Во время «Эпидемии» Серега возмущался: хотя бы дома не говори о съемках! Но я не знаю, как это разделить, если я занята в таких проектах, где необходимо полное эмоциональное подключение.

— Тем более когда это такие психологически тяжелые проекты, как «Химера» или «Эпидемия».

— Во втором сезоне «Эпидемии» я сама себя загнала в состояние истерики на полгода, чтобы в любой момент быть готовой рыдать и страдать. Времени на подготовку не было, и все актеры работали на пределе. Потом было сложно восстановиться. И на следующем своем проекте я психовала больше, чем следовало, со мной было тяжело работать — тем же гримерам, например. Я с трудом выносила прикосновения к своему лицу.

— Но вы же не первый год замужем, как говорится. И Сергей знал, что связывает свою судьбу с актрисой.

— Сначала он как раз был очарован тем, что я актриса. А я же еще при этом генератор идей: а давай снимем клип, а сейчас я еще кино свое придумаю, сценарий напишу. И остаться в стороне абсолютно невозможно. (Улыбается.) Серега, как мне кажется, немного подустал, хотя изначально я его привлекла своей кипучей натурой. Он сразу написал новый альбом. (Улыбается.) Я идеальная муза для тех, кто потерял творческий запал, — могу и идей подкинуть, и помочь их реализовать.

— Может, уже возраст, и ему хочется более спокойной жизни?

— Я вот размышляю, успокоюсь ли я в пятьдесят лет. Наверное, нет. Сейчас съездила на океан, увидела, что многие люди туда приезжают в трейлере. Захотелось путешествовать по миру в такой же машинке, когда перестану активно сниматься в кино. Сидеть дома и вязать шарфики — это точно не про меня.

— Расстаться — это было обоюдное решение?

— Нет, инициатива шла от меня. Может, стоило немного подождать, не рубить с плеча… Но мне нужен высокий градус в отношениях. Кто-­то скажет, что невозможно всю жизнь гореть и вдохновлять друг друга, но я по-­другому не могу. И у нас это получалось довольно долго. Но в какой-­то момент мы поняли, что проще расстаться, чем предпринимать совместные усилия, чтобы реанимировать отношения. Но мы с Серегой дружим до сих пор и всегда будем близкими людьми.

— Пишут, что у него новый роман…

— У Сергея всегда роман (смеется), я видела огромное количество его женщин. Такой он человек. И не сказать, что обольститель, ничего особенного вроде бы не делает, при этом пользуется успехом. Я знаю, что мы с Серегой все равно будем соприкасаться в жизни, тем более у нас общий ребенок. Я всегда дружила со своими бывшими. Случалось так, что у некоторых из них появлялись семьи, жены начинали ревновать, и по этой причине общение сходило на нет. Но с кем-то я до сих пор поддерживаю отношения. Мы с Сергеем жили вместе, а я сообщала, что иду в кафе с Кириллом, моим бывшим парнем. Муж подтрунивал, что тот, наверное, до сих пор в меня влюблен. (Смеется.) Кому-­то такое сложно понять. На мой взгляд, важно доверять друг другу. Я сама не ревнивый человек и не собственница. И знаю, что мой мужчина всегда будет со мной, какие бы женщины его ни окружали.

— Вам комфортно одной, не в отношениях?

— Я люблю находиться дома одна. И путешествовать в одиночестве для меня не проблема, как и пойти в театр, кино. Большой потребности в человеке рядом у меня нет. Есть ведь такие люди, которые вообще не могут оставаться наедине с собой. Это точно не про меня. При этом я очень люблю состояние влюбленности, особенно на начальном этапе, это здорово подпитывает. Хотелось бы найти человека, с которым я могла бы разделить свои радости и горести, который будет смотреть со мной в одну сторону, единомышленника.

— Видите ли вы актера в качестве спутника жизни?

— Только если это Райан Гослинг. (Смеется.) Я не очень люблю артистов, хотя у меня были отношения с коллегами. Но мне кажется, надо разбирать каждый конкретный случай. Я поняла, что человек, который будет со мной, все-таки должен быть связан с миром кино, разделять мои интересы. Помню, когда Серега говорил «как я ненавижу твое кино», мне это было очень странно слышать, ведь я обожаю кинематограф. Постоянно что-­то смотрю, придумываю, пишу, у меня есть блокнот идей для будущих фильмов.

— Вы сняли короткометражку «Галангал», с которой даже ездили на фестивали; каково было в роли режиссера?

— Я была не режиссером — соавтором сценария. В основе его рассказ, который я написала много лет назад. Мне кажется, я никогда не смогу сидеть в режиссерском кресле, просто поубиваю всех актеров. (Смеется.) Если кто-­то не сможет сыграть так, как мне надо… Режиссеры очень терпеливые люди, на мой взгляд. Я не такая. Сейчас мы вместе с моей подругой Марией Лойтер сняли полнометражное кино, в основе сюжета — истории из моей жизни, точнее, из нашей — с моей коллегой Надеждой Ивановой. Когда после окончания института я переехала в Москву, мы года полтора вместе снимали квартиру. Рабочее название фильма «Как звезды». Мы несколько раз переписывали сценарий, прошли большой путь, работали над проектом четыре года, но в августе наконец-­то завершили съемки, сейчас монтируем. Надеюсь, в следующем году фильм выйдет на одной из платформ.

— Здорово, что это наконец-то осуществилось.

— Да, у нас был очень ограниченный бюджет, и приятно осознавать, что люди еще готовы работать за идею. Мы долго обивали пороги Минкульта, никто не верил в нас: какое-­то женское кино, про актрис, кому это интересно… Но эра мужского кино заканчивается, все вдруг полюбили женщин-­режиссеров, и подобные истории стали популярны.

— А вы чувствуете разницу, когда режиссер женщина или мужчина, и отражается ли это на атмосфере кино?

— Вообще, да. И если честно, я больше люблю работать с мужчинами. Точнее, меня любят режиссеры-­мужчины. С подругой Машей у нас давно сложившийся тандем, она верит в меня как актрису. Но вообще на пробах женщины-­режиссеры меня нечасто утверждали. А если уж такое происходило, рабочие отношения перерастали в дружеские. Например, мы дружим с Ольгой Добровой-­Куликовой, которая снимала сериал «Другие». Это одна из моих любимых ролей. Ольга профессионал, внешне очень спокойный и тактичный человек, при этом всегда добивается того, что хочет. На мой взгляд, к женщинам-­режиссерам в индустрии пока предвзятое отношение. Нельзя закатить истерику на съемочной площадке — скажут: ага, понятно, критические дни. При этом я видела столько истериков-­мужчин! Кидали стулья, хлопали дверью — женщина просто не может себе такого позволить.

— Ваше совместное появление с Гелой Месхи на светской премьере что-­то значило?

— Он снимался в нашем фильме. И это не было совместным появлением. На премьеру мы пришли компанией, сидели в одном ряду, просто при публикации фото других людей обрезали. (Хохочет.) Гела прекрасный артист, но, как мне кажется, достаточно тяжелый человек в жизни. Но к его профессионализму претензий нет — он нам очень помог. Мы долго не могли найти актера на эту роль. Вообще у нас отличная команда сложилась. Там снималась Юля Снигирь, а моего парня играл Вася Бриченко, с которым у меня была откровенная сцена.

— Наталья, у вас интересная татуировка — I belive. Во что же вы верите?

— У меня две татуировки, обе сделаны на Кипре у одного и того же мастера. Эта появилась в очень тяжелый момент моей жизни. Все мы проходим через определенное количество испытаний, невзгод. Допустим, переживаешь развод — и перестаешь верить в любовь. Не получается в работе — и уже не веришь в свой успех. Для меня это I belive имеет обобщенное значение. Я не хочу переставать верить в то, что для меня важно: в дружбу, любовь, свои возможности. Иногда это безумно сложно. То, что происходит сейчас в мире, настраивает нас на то, чтобы разочароваться, опустить руки. У меня тоже бывают такие моменты, но я сделала эту татуировку, чтобы напоминать себе: нельзя отчаиваться ни при каких обстоятельствах.