В ней хрупкость и сила, целеустремленность и нежность. Аглая Тарасова — в нашем кинематографе лицо молодое и очень привлекательное. Дочь актрисы Ксении Раппопорт изначально не собиралась идти по ее стопам, но сейчас профессии отдается со страстью, как и всему, что делает. Подробности — в интервью журнала «Атмосфера».
— Аглая, говорят, ребенок выбирает, в какой семье родиться. И если предположить, что это действительно так, почему ты выбрала эту семью?
— Как почему? (Смеется.) Потому что у нас много любви друг к другу и прекрасное чувство юмора. Мне кажется, это очень правильная атмосфера, которую я бы пожелала всем семьям.
— Из детства что больше всего вспоминается?
— Ну, как на такой вопрос ответить… Много всего. Например, как бабушка водила меня по всем кружкам: музыкальная школа, художественная, английский, французский, балет, шахматы. И мы носились с ней по Нев-скому проспекту то в Аничков дворец, то в музыкальную школу.
— То есть детства у тебя не было?
— Так нельзя говорить, моя семья старалась вложить в меня как можно больше в том возрасте, когда ребенок еще восприимчив к новому. Конечно, в какой-то момент мне захотелось гулять во дворе с ребятами, а не зубрить очередное музыкальное произведение. Но сейчас я благодарна за то, что, несмотря на мои протесты родные продолжали меня образовывать. Я довольно хорошо говорю на нескольких языках, у меня развита память, потому что в детстве я учила много стихов, и сейчас это позволяет хорошо запоминать текст роли. Так что я бы в своем детстве ничего не меняла.
— А живопись в твоей жизни осталась?
— К сожалению, нет. Был такой момент лет в двадцать, когда я решила вспомнить уроки живописи. Купила мольберт и написала картину на день рождения любимого человека. Не могу сказать, что это было произведение искусства, но что-то получилось. (Смеется.)
— Дети актеров часто жалуются, что в детстве им не хватало внимания родителей, которые были заняты на съемках, уезжали в экспедиции. Ты ощущала подобное?
— Нет. Мама сама была девчонкой, студенткой, когда меня родила, но она по возможности брала меня и на съемки, и на гастроли театра. Благодаря ей я увидела Англию, Италию, Австралию. Она старалась уделять мне каждую свободную минуту, но при этом работала и содержала семью. Не могу сказать, что ее было мало. И, по-моему, когда родители бросают любимое дело, чтобы заниматься только детьми, в итоге несчастными оказываются все. Это очень здорово — иметь перед глазами пример женщины, которая и семью тянет, и ребенка растит, и при этом не теряет свою мечту.
— Ты уже тогда понимала, что мама горит своей профессией?
— Нет, я тогда особо ничего не понимала. Уже потом стала замечать, как на маму реагируют мои друзья и что профессия актрисы неординарная. В детстве она была для меня просто мамой. Хотя я плакала, когда видела, как ее убивают в каком-нибудь фильме. Сейчас моя младшая сестра София (ей десять лет) не может спокойно смотреть ни «Лед», ни «Лед−2», потому что в первом фильме умирает героиня мамы, а во втором — моя героиня Надя. Она трейлер увидела — ревела.
— Съемки «Льда», где вы с Ксенией играли маму и дочку, пробудили какие-то детские воспоминания личные?
— Нет, у нас же не было совместных съемок, она играет маму моей героини в детстве. Нам порой поступают предложения сняться вместе, но мы с опаской к этому относимся. Уж если ввязываться в такое дело, хочется, чтобы был действительно крутой проект.
— Сначала ты стремилась дистанцироваться от этой сферы. Боялась сравнений?
— Нет, просто изначально вообще не рассматривала вариант, что стану актрисой. Я думала, моя будущая профессия будет связана с языками, но в итоге все сложилось магическим образом, и, видимо, я оказалась там, где должна была. А что касается сравнения, то раньше я иногда чувствовала особое внимание к себе, потому что люди хотели быть в хороших отношениях с мамой. Я пыталась от этого уйти, хотелось самой чего-то добиться. И вроде бы получилось. (Улыбается.)
— Помнишь свои чувства, когда пригласили на первую съемку? Это был любопытный эксперимент?
— Ну да, это была короткометражка, которую снимал Юра Колокольников, отец моей младшей сестры Софии. Он написал с меня героиню-подростка, которая показывала характер, вечно была всем недовольна. Я сыграла, за один день мы сняли мои сцены. Потом уже братья Пресняковы позвали меня на эпизод в свой сериал «После школы», который в итоге перерос в главную роль. Я не особо понимала тогда свои взаимоотношения с камерой. Была просто радостным ребенком, который попал в большую игру, и пыталась играть по правилам. Актерство — это невероятное поле возможностей, чувств. У меня море энергии, ее нужно куда-то направлять, и эта профессия очень мне подходит.
— Юра Колокольников был тебе как друг?
— Был период, когда я маму к нему немного ревновала, и наши отношения не всегда были безоблачными (смеется), я была классическим трудным подростком. Но сейчас все прекрасно, это мой близкий человек, один из лучших друзей, мы часто путешествуем вместе. Я очень рада, что он есть в моей жизни.
— Тебе повезло, что с раннего детства тебя окружали такие личности — неординарные, талантливые.
— Да, это вдохновляет. Мне хочется за ними тянуться, расти. Мне интересны люди, у которых я могу чему-то учиться.
— А чувство профессиональной зависти ты испытывала? Например, когда роль, о которой ты мечтала, досталась подруге.
— Когда такое бывает, я звоню этой подруге и начинаю вопить: ах ты какая, увела у меня роль! Потом мы смеемся вместе. Это плохое чувство — зависть, оно разрушает. Надо обязательно проговорить все вслух, понять причины. На сегодняшний день этому чувству в моей жизни места нет.
— Ты спокойно относишься к кастингам, к провалам на кастингах?
— Иногда сильно переживаю. Для меня пробы всегда тяжелее самих съемок. Все пытаюсь вывести формулу, когда именно получается пройти пробы: если относишься к ним суперсерьезно или по принципу «мое от меня не уйдет?». Но формулы здесь, видимо, никакой нет. Никогда не знаешь, как сложится. Наверное, самое главное — это верить в себя и верить себе. Когда внутри нет уверенности, это легко считывается. А еще важно не только то, что ты делаешь перед камерой, но и какое впечатление производишь в целом. Иногда бывает так, что зажался перед камерой, но потом, при общении, режиссер поймет, что ты потенциально подходишь на эту роль, и даст второй шанс.
— А возникали порой мысли, что это вообще не твое?
— Да, и до сих пор иногда возникают. Но это нормально. Главное, я чувствую, что есть профессиональный рост. В этой профессии нельзя стоять на месте, если ты не развиваешься, то скатываешься вниз.
— Ты амбициозна? Ставишь себе какие-то цели в профессии?
— Я амбициозная, но ленивая. (Смеется.) Безусловно, есть мечты и цели. Но я люблю плыть по течению, доверяя судьбе, пытаюсь пользоваться теми возможностями, которые дает жизнь. При этом развиваю себя параллельно. Год я прожила в Нью-Йорке, где ходила на всевозможные мастер-классы, занималась с педагогами, попробовала себя на сцене, разговаривая на английском языке. Это было немного страшно, но мне хотелось расширить свои горизонты, чтобы играть не только в России. В тот год я собой гордилась. Потому что я решилась, поехала, занималась и достигла определенного успеха.
— Тебя изменил этот город?
— Наверняка. Это был необычный, прекрасный период моей жизни с удивительными людьми.
— Как ты относишься к критике в свой адрес?
— Когда я начала сниматься в «Интернах», я не осознавала, что то, что я сейчас делаю на площадке, потом увидят миллионы человек. И этот сериал будут крутить шесть лет по телевизору. Тогда я впервые столкнулась с хайпом, писали какие-то гадости в Интернете, кому-то не нравился мой голос, кому-то кудри. (Смеется.) Мне было больно, я не понимала, почему люди хотят меня задеть, обидеть. Я вообще боюсь злых людей. Понадобился примерно год, чтобы принять новую реальность: теперь я работаю в публичной сфере, и меня могут обсуждать и высказывать какое-то мнение на мой счет. Сейчас меня абсолютно не задевают агрессивные комментарии, которые позволяют себе люди в Интернете. Это не от хорошей жизни, таким образом они просто демонстрируют собственные обиды и комплексы. А к конструктивной критике я очень хорошо отношусь. Иногда, делая пробы, показываю их маме, старшим коллегам — мне важно услышать правду.
— До этого еще надо дойти: спокойной реакции на хайп в Интернете. А в тот сложный период кто или что тебе помогло? Может, обращалась к маме или психологу?
— Нет, меня просто окружали люди, которые уже через все это прошли. Они говорили: подожди, через какое-то время тебя «отпустит» — так и произошло.
— Но ты не избежала и еще одной ситуации, которая случается с актерами: экранная любовь переросла в настоящую, и вы с Ильей Глинниковым стали встречаться.
— Да, так случилось.
— С каким чувством сейчас вспоминается тот период?
— С благодарностью, как и все в моей жизни. У нас были бурные отношения, мы были молоды, зелены, горячи. (Смеется.) Тогда это было здорово.
— Сказал человек, которому двадцать шесть лет…
— Это огромная разница: двадцать и двадцать шесть. Сейчас я бы не стала делать ничего из того, что делала тогда. Я повзрослела, и это чувствуется. Хотя характер никуда не делся, но я стала больше ценить и уважать себя и окружающих.
— Тебя вообще привлекают мужчины творческие?
— Да, я влюбляюсь в талант, в сердце, чувство юмора. Остальное не так важно. Что касается сферы, то просто меня окружают люди, связанные с кино. А так я думаю, что могла бы и в учителя влюбиться, и во врача, главное, чтобы человек имел доброе сердце и любил свое дело.
— Уже в подростковом возрасте ты общалась со звездами мирового масштаба. На Каннском кинофестивале, куда поехала с мамой, познакомилась с Брэдом Питтом. Чувствовала какой-то пиетет?
— Тогда, в четырнадцать лет, для меня было событием, что я вижу вживую Джорджа Клуни и Брэда Питта. Я даже украла на память бокал, из которого Питт пил. (Смеется.) Но сейчас я к таким вещам спокойно отношусь.
— У тебя были романы с иностранцами, в том числе с Милошем Биковичем. Есть особенности общения, сказывается разница менталитетов?
— Когда мы жили с сербом, было весело. Мы с юмором относились к нашим культурным различиям, но он все-таки говорил на русском языке, хотя порой и путал значения слов. А последние отношения у меня были с человеком, который русского не знал. Но так даже было интереснее, мы говорили меньше всякой ерунды, из-за которой люди ссорятся. Отношения были спокойные, взрослые. Я считаю, что неважно, какой национальности и из какой страны человек, главное, чтобы он был добрым, интересным, смешным.
— Ты упомянула, что играла в Нью-Йорке в театре…
— Это театральная школа, не такой театр, куда билеты продают. Но все равно это была высокая планка для меня. Мне было страшно на сцене, и страшно играть на неродном языке.
— Тебе сказали, что ты молодец?
— Да, я заняла первое место. Было десять участников с одним и тем же монологом. Я выступала последней, и все прочитали его в одном стиле, а я придумала, как это сделать в другом ключе. Помню, как я вышла на Таймс-сквер и шла такая вся окрыленная…
— А почему так печально прозвучало?
— Не печально. Но тогда было лето, а сейчас я в Москве, за окном лежит снег, и еще коронавирус…
— Это пандемия помешала осуществлению грандиозных планов?
— Она многому помешала, да. Нас с Алексеем Серебряковым утвердили тогда в американский проект, должны были начаться съемки в Торонто и Нью-Йорке, но, увы. Может, через какое-то время получится, продюсеры вроде не сдаются. (Улыбается.)
— То есть, когда началась пандемия, ты просто взяла и уехала?!
— Нет, в тот момент я была в Москве, планировала вернуться в Америку, но уже не получилось.
— Ты спокойно относишься к таким поворотам судьбы?
— Я карантин провела довольно весело, с семьей. Мы перевезли из Питера бабушку с дедушкой, сняли дом. Может, и хорошо, что все немного отдохнули. Когда я говорю о том, что коронавирус спутал мои планы, я вспоминаю о владельцах малого бизнеса, которые пострадали гораздо больше. И потом, мы же не можем контролировать какие-то обстоятельства жизни, но зато можем контролировать свое к ним отношение. Мне грех жаловаться. За это время я снялась во многих хороших российских проектах. Например, идут съемки исторической картины «Воздух» Алексея Германа. У Бориса Хлебникова снимаюсь в сериале «Товарищ майор» и у Владимира Котта в картине «Непослушник», в сериале «Вика-ураган» режиссера Руслана Братова. Я абсолютная гедонистка по жизни и в любой ситуации стараюсь увидеть хорошее.
— К расставаниям так же философски относишься?
— Да. Я вспоминаю то, что мы друг другу дали, благодарю за то, что этот человек был в моей жизни, да и есть. Я с людьми расстаюсь так, что они все равно остаются моими любимыми в человеческом смысле. Мы дружим, я не ссорюсь и не скандалю. Конечно, расставание — это больно, но значит, пришло время для чего-то другого.
— Как-то в интервью ты сказала, что искала в своем мужчине отца, наставника — сейчас уже этот гештальт закрыт?
— Я думаю, нет. Но я росла в неполной семье, и любой психолог скажет, что в этом случае у девочки могут быть проблемы с выстраиванием отношений с мужчиной. Но я совершенно точно продвинулась вперед. (Смеется.) Я всегда останусь девочкой, которой нужна забота, она всем нужна, и мальчикам тоже. Но я стараюсь понимать, что такое зона моей ответственности. Нормальные мужчины ищут себе партнера в отношениях, а не проблему на голову. (Смеется.)
— Насколько для тебя важна финансовая независимость?
— Я себя сама обеспечиваю и кайфую от этого. Но когда встречаю мужчину, как-то само собой получается, что ему хочется заботиться и проявлять внимание. У меня нет позиции, что мужчина должен платить за все, но я с удовольствием принимаю заботу.
— Сейчас ты влюблена?
— Да, и он тоже очень творческий человек. (Улыбается.)
— А что, по-твоему, нужно, чтобы отношения сложились в серьезную историю?
— У меня все отношения серьезные. (Улыбается.) Нужно ощущение спокойствия, доверие.
— Ты приходишь уже к желанию оседлости, своего дома?
— Да. Я понимаю, что повзрослела. Скоро уже захочу семью заводить. Раньше об этом даже не думала. Мне кажется, скоро я свое отгуляю и начнется новая стадия моей жизни.
— Как ты относишься к обустройству дома?
— Я обожаю это! Я в Москве живу восемь лет и восемь раз переезжала. Мне нравится перемена мест, новая квартира — новая жизнь. Так, в принципе, и происходит. Люблю момент, когда распаковываешь коробки, расставляешь вещи по местам.
— Не жалко покидать «гнездо»?
— Нет, на новое место я отправляюсь, вдохновленная предыдущим опытом. Но сейчас у меня очень красивая квартира, переехала туда как раз в разгар пандемии. И не собираюсь пока ее покидать.
— А собственного жилья не хочется?
— Хочется, но не сильно. На мой взгляд, эта история о том, что надо поскорее обзавестись жильем, найти мужа, родить ребенка — из советских времен, и она постепенно уходит в прошлое. И потом, я не очень умею копить деньги. Сразу нахожу им применение. (Улыбается.) Для меня деньги — это не цель, а возможность себе что-то позволить — снимать квартиру там, где мне хочется, ездить на машине, а не на метро, отправиться в путешествие. Это уровень свободы.
— Тебя устраивает твой материальный уровень?
— Да. Но я хочу в будущем зарабатывать больше.
— Для чего?
— Чтобы и дальше повышать качество жизни. Может, я хочу друзьям дарить машины.
— Друзей много?
— Да. У меня почти каждый вечер собираются гости. Я люблю общение. При этом друзья говорят, что со мной сложно сблизиться. Если я чувствую неискренность в человеке, я закрываюсь. Но если попадаешь в мой близкий круг, это уже навсегда. У нас есть компания, человек пятнадцать, все молодые, творческие, талантливые, и нам настолько кайфово вместе, что даже не думаешь, как ты выглядишь, что говоришь. Мы как единый организм.
— А тебе требуется иногда передышка? Ощущаешь потребность уехать куда-нибудь в горы, на Тибет?
— Мне хочется в себе покопаться, заняться духовным развитием. Научиться любить себя в правильном смысле. Любить — это не когда ты много спишь и много ешь, а когда ты больше внимания уделяешь внутреннему миру. Я понимаю, что порой живу по схеме: проснулась, весь день была на съемках, вечером встретилась с друзьями, выпила вина, легла спать. На следующий день все повторяется. А хочется освоить духовные практики, читать больше книг, творить добрые дела. (Улыбается.) Я давно мечтаю организовать приют для бездомных животных, но представляю, сколько на это потребуется сил, денег, времени — и никак не могу начать.
— У тебя есть домашние питомцы?
— Кот и кошка. Когда я иду домой вечером, меня радует мысль, что они меня сейчас встретят, свернутся калачиком рядом со мной. Кошки — самодостаточные существа. И мне невероятно повезло, что они позволяют мне себя любить. Но я бы еще и собак завела. Может, когда-нибудь у меня будет большой дом, семья — тогда я соберу всех беспризорных животных Москвы.
— У тебя тату на ключице. Ласточка — это же ты, такая легкая?
— Я на самом деле ассоциировала себя с ласточкой, но в грустном смысле. Я услышала легенду о ласточке, которая так хочет света, что летит навстречу солнцу, обжигает крылья и разбивается насмерть. Мне тогда было восемнадцать лет, и я была на съемках в Таллине. Я хорошо помню тот день. Воскресенье, шел дождь, а мы бегали всей съемочной группой по городу в поисках тату-салона. И все закрыто. И вот нашли один, но как только я села в кресло, аппарат сломался. Мы расстроились, вышли на улицу и с горя открыли бутылку виски. И пока я жаловалась на судьбу, выбежала мастер: «Как хорошо, что вы не ушли, аппарат починили». Так у меня под ключицей появилась ласточка. Первое время я постоянно ходила в одежде с открытыми плечами, хотелось, чтобы все ее видели. (Смеется.)
— Главное теперь — не сгореть.
— А этому поможет внутреннее спокойствие и гармония, к которым я иду.
Также по теме: