Гены — штука мощная. Несмотря на свою воздушную фактуру, Анастасия Талызина, внучка актрисы, чье имя вписано золотыми буквами в историю отечественного кинематографа, не связала свою судьбу с балетом, как хотелось родственникам, а решила продолжить династию. И все складывается удачно — проекты у именитых режиссеров, сериалы на федеральных каналах. И даже неожиданно из уст молодой девушки слышать, что на первом месте для нее семья. Подробности — в интервью журнала «Атмосфера».

— Анастасия, в нашем XXI веке вы словно девушка из благородного пансиона — фортепьяно, классические романы, никакого сквернословия, балет опять-таки…

— Несомненно, подобное воспитание мне дало твердые моральные принципы, хороший вкус и в целом основополагающий внутренний стержень, твердость духа. И все это вместе помогает мне сегодня строго придерживаться выбранных мною приоритетов.

— А какие у вас принципы?

— Милосердие к людям, доброта.

— Вы, наверное, часто сталкиваетесь с грубой реальностью этого мира…

— Но я по-­прежнему убеждена, что его спасет любовь и красота. Идиллические картинки, привитые с детства, и сейчас имеют место быть, и это прекрасно, на мой взгляд. Мои представления о действительности не рушатся. И я, если надо, умею оберегать себя от каких-­то жестокостей.

— Вы очень забавно рассказываете, что по натуре совсем не боец, поэтому в «Щепке» на сценическом бое либо убегаете от противника, либо просто прогуливаете. Расскажите тогда, как планируете справляться с конкуренцией в профессии?

— Ну, от соперников же можно избавляться не только при помощи кулаков. (Улыбается.) Бой мне действительно никогда не был близок. Я категорически против насилия. Считаю, всегда можно договориться.

— И вы совсем не вспыльчивая?

— Стараюсь управлять своими эмоциями, держать чувства в кулаке. Учусь быть сдержанной. Наверное, много времени у меня это займет. Быть может, всю жизнь.

— Родные наверняка мечтали вас увидеть примой-­балериной, поэтому вы столько лет отдали этому искусству — с трех лет работали у станка, учились в хореографическом училище и даже выходили на сцену Большого театра. А насколько вы сами были одержимы балетом?

— Знаете, ребенком я делала то, что должно, чего от меня ждали близкие. Они прекрасно знали всю сложность актерского ремесла, зависимость профессии и не очень хотели, чтобы я продолжала династию. Но ратовали за то, чтобы я была связана с искусством. Сама же я в детстве не задумывалась о своих желаниях, о своем будущем в этой сфере. То, что меня отдали в балет, в какой-­то мере было закономерно — я росла гибкой, гиперактивной девочкой, и мою энергию стоило направить в нужное русло. Причем там все пошло как по маслу — всех все устраивало. Правда, первой ученицей я не была из-­за своей безответственности. Балет воспринимала как должное, как само собой разумеющееся занятие. К станку вставала так же, как зубы шла чистить с утра, поскольку привыкла к нему с бессознательного возраста и даже не задавалась вопросом, нравится мне все это или нет. И, кстати, именно находясь за кулисами Большого театра, я влюбилась в сцену. Меня заворожила атмосфера, волшебные запахи, магия действа. У меня началась непреодолимая тяга к актерскому мастерству драматического плана. И чем больше я на сцене танцевала в качестве балерины, тем больше во мне зрело сознание того, чего я хочу на самом деле — быть актрисой. Нельзя сказать, что эта мысль была уж слишком четко сформулирована в моем подростковом возрасте, но как бы то ни было, в балете именно артистичность, а не техничность была моей сильной стороной. И, как видите, все сложилось наилучшим образом. Кто знает, не случись травмы, выскочила бы я из привычного образа жизни или нет.

— В одном из интервью вы признались, что у вас всегда лучше был налажен контакт с телом, нежели с душой. Это означает, что вы далеко не всегда можете с собой договориться?

— Не помню, чтобы я такое говорила. И уж с кем я стопроцентно могу договориться, так это с собой. Конечно, мне знакомы внутренние раздраи, но в итоге все урегулируется. Я за гармонию чувств и разума. А что касается тела, то, естественно, я с ранних лет была настроена на чуткое ощущение его потребностей. И для меня главное — держать тонус. В этом случае я чувствую приход энергии. Так что я контролирую нагрузку организма, отдых. За долгое время я уже нашла для себя оптимальные тренировки — зарядка, ходьба, танцы, спорт, медитации. Это все мои ресурсы.

— Балет учит выражать чувства без слов, в отличие от драматического искусства. В чем была ваша основная трудность при перестройке? Вы ведь уже в старших классах пошли в актерскую школу, верно?

— Ни с какими трудностями в этом плане, поверьте, я не столкнулась. Наоборот, уже первое занятие по актерскому мастерству меня окрылило — я ощутила себя наконец на своем месте. В балете, между прочим, при всех благоприятных обстоятельствах, такого не было. А тут прямо счастье абсолютное — как рыба в воде!

— В идеале актер должен быть заразительным, магнетически притягательным, но вы говорите, что довольно закрыты, стеснительны и в компаниях часто ощущаете себя немного в стороне. Вы с этим боретесь или принимаете как данность?

— А зачем бороться со своей природой? Ее нужно принимать. И, кроме того, не стоит путать профессию и жизнь. Моя закрытость открыла во мне незаменимую способность к наблюдению. И, в принципе, я довольно противоречивая. Думаю, что именно противоречивость — одно из самых сексуальных качеств в человеке. (Улыбается.)

— Полагаете? Наряду с чем еще?

— С чувством юмора. У мужчин, по крайней мере. А в женщинах еще подкупает искренность.

— Ваша бабушка — Валентина Талызина — актриса непревзойденная, с крутым, решительным характером. Она утверждает, что вы похожи не только внешне. Какие ее черты вы переняли, по вашему мнению?

— Строгость. По отношению и к себе, и к другим. Не выношу непрофессионализма. Сама стараюсь все выполнять по максимуму, ответственно, и от других требую того же. А в остальном мы с ней тотально разные. И по темпераменту, и по взглядам, и по убеждениям. У меня характер помягче.

— Как я понимаю, она преподала вам не только азы мастерства, но и дала ценные профессиональные советы, такие как некое внутреннее дистанцирование от материала на пробах, чтобы потом не расстраиваться, если не утвердят. Это помогает? Есть еще какие-­то секреты?

— Этот основной. Золотые слова. Мое правило. Просто прихожу, делаю что должна, а потом пускай будь что будет.

— Бабушку вы называете по имени, об этом она вас сама попросила?

— Как-­то так с детства уже повелось.

— И вы с ней подруги по сути?

— Нет, мы с ней не подруги, а бабушка и внучка. Но взаимопонимание у нас отличное.

— Чему она вас научила кроме профессии? Возможно, каким-­то бытовым вещам, кулинарным?

— О, вы не представляете, как искусно она жарит картошку с луком! На это блюдо всегда сбегалось полгорода. О нем ходят легенды. Но свой рецепт она до сих пор не раскрывает даже мне — считает, что у каждой женщины должны быть свои тайны. Кулинарные в том числе. Я, кстати, тоже готовлю неплохо — и делаю это с удовольствием. Особенно мне удаются баклажаны по-­итальянски и паста.

— Вы согласны с Валентиной Илларионовной, что только труд и одиночество возвышают духовно?

— Отчасти, конечно, согласна. Это основополагающие вещи. Вообще, у каждого свои методы. Лично мне помогает дисциплина, друзья.

— Бабушкино воспитание было суровым?

— Не сказала бы. Но она очень трепетно относится к речи и, когда я была маленькая, заставляла меня читать вслух поэму Пушкина «Евгений Онегин». Для меня это был болезненный процесс — пытаться читать с выражением великое произведение профессиональной актрисе… Я словно экзамен сдавала каждый раз. Но на пользу мне это пошло.

— Вы также нетерпимы к косноязычию?

— Нет, я не раздражаюсь. Это не самое главное в человеке.

— Валентина Талызина и ваша мама — Ксения Хаирова обожают подмостки, а вы пока не стремитесь в труппу стационарного театра и страстно увлечены съемочным процессом, или я ошибаюсь?

— Пока да, я активно снимаюсь. Но театр люблю не меньше кино и, если поступит хорошее предложение, обязательно его рассмотрю. Хотя попасть немедленно в труппу сейчас не планирую, а что будет дальше, посмотрим.

— Вы начали сниматься уже со второго курса, и вам везет на главные роли. Как вы справляетесь с ответственностью, которую несет фамилия?

— Возможно, в театре как раз фамилия будет довлеть больше. А в кино — нет. Бывало, что партнеры по съемочной площадке лишь спустя два месяца после начала работы узнавали, чья я внучка, и это по большому счету никого не интересовало. Там это неважно, и это здорово.

— Мама и бабушка — строгие критики?

— Любящие! Им все нравится, что я делаю. Самый строгий критик — это моя совесть. Иногда ем себя поедом. Не без этого.

— Когда-­то вы ездили с бабушкой по творческим встречам, даже за границу летали, а сейчас вам поступают предложения о проектах для всей семьи? Это было бы интересно.

— Это все было в прошлом, сейчас нет таких предложений.

— Где вы снимаетесь в данный момент и какие премьеры грядут?

— Недавно я закончила сниматься у Григория Константинопольского в четырехсерийном фильме «Мертвые души». Надеюсь, в следующем году лента выйдет в прокат. Потом, у меня идут съемки у Алексея Германа-­младшего в картине «Воздух». Я там играю летчицу. Это все полные метры. Но я не делаю особенного различия между ними и сериалами. Идея должна зацепить.

— Есть роль, для которой вы созданы, на ваш взгляд?

— Я не склонна ничего загадывать. Мечты, как известно, имеют свой­ство не исполняться. Другое дело, когда ты ничего не ожидаешь, и к тебе приходит нечто замечательное — это радость.

— Отчего-­то вам, коренной москвичке, нередко предлагают героинь-провинциалок. Вот и в сериале Первого канала «Тонкие материи» вы играете модельера, приехавшего покорять столицу. Но героиня вам очевидно близка по своему делу — вы же тоже в юности видели себя дизайнером или художником…

— Что может быть лучше, чем сыграть другую профессию! Тем более такую творческую. При подготовке «Тонких материй» я научилась делать выкройки, штопать. А в школе я, правда, придумывала свою коллекцию одежды. Но это было так, баловство. И я довольно быстро переключилась на вязание. Шерстяной ковер — мое достижение. Но то, что я с детства рисую, тут в работе пригодилось. Собственно, сколько себя помню, хожу с карандашом. Уже даже рефлекс выработался — едва сажусь за стол, начинаю что-­то рисовать на бумаге. И я такая самоучка. Живопись могу назвать своим хобби. Более всего мне интересны портреты. Им я посвящаю свое свободное время. Это моя отдушина. Пишу на холсте либо углем, либо гуашью, либо маслом.

— Одному моему коллеге вы сообщили, что вас отличает безумная фантазия по организации пространства. Чем вам нравится себя окружать?

— Обожаю свою берлогу. Там мне всегда спокойно и есть чем заняться. Разумеется, люблю обустраивать это пространство, и оно у меня совсем не минималистичное, хотя я и люблю этот стиль. У меня куча вещей, все полки заставлены какими-­то статуэтками, свечами. Я постоянно навожу чистоту, уют. А в непонятных ситуациях, чтобы привести мысли в порядок, двигаю мебель. Когда душа не на месте, ничто не спасает лучше генеральной уборки. Дом — это моя опора, и я бережно отношусь к дорогим сердцу мелочам. Так, до сих пор мой сон охраняет белый мохнатый медведь, которому уже больше пятнадцати лет. И выглядит он молодцом, совсем даже не истрепался.

— Живые звери тоже у вас живут?

— К ним я пока еще не готова. Но спустя какое-­то время обязательно куплю собаку породы мальтипу. Они миниатюрные, милые, пушистые. Мне кажется, мы созданы друг для друга. (Улыбается.)

— Бытует мнение, что люди, связанные с балетом даже в течение нескольких лет, на всю жизнь сохраняют идеальную фигуру, осанку, привычку к станку и железную дисциплину. Вы же не скрываете, что можете позволить себе полениться, и считаете главной заботой о себе подчинение велениям организма. Где тут золотая середина?

— Для меня самодисциплина — мой личный ключ к успеху. При этом я за баланс — во всем должна быть мера. Когда истощена энергетически, морально, могу себе позволить улечься на диван, обложиться конфетами и ни о чем не думать. Но в обычные будни я бодра, слежу за формой и совсем не лентяйка.

— Что для вас идеальный отдых?

— Я Рак по гороскопу, и вода — это моя стихия. Она мне необходима, для того, чтобы перезагрузиться. Начиная с того, что меня восстанавливает ванна или контрастный душ, и заканчивая морскими курортами. Иногда мне достаточно даже пятнадцать минут тихо посидеть на берегу озера или реки, и я уже человек с другим настроением.

— Вы сильно зависимы от настроения?

— Все актеры — люди с расшатанной психикой, поэтому порой брать себя в руки приходится.

— Вы — изящная блондинка и наверняка начали пользоваться успехом у противоположного пола с раннего возраста. Это так?

— Конечно. (Смеется.) Будет довольно смело утверждать, что я избалована вниманием мужчин, но ухажеров немало.

— По законам жанра вы должны влюбляться в «плохих парней». Это так или стереотип?

— Было такое. (Смеется.) Думаю, каждая женщина должна пройти через такой опыт — роман с человеком, у которого на лбу написано: не связывайся со мной! Но все равно любые отношения проверяются эмпирическим путем, и ошибаться — это нормально.

— Какими качествами должен обладать ваш избранник?

— В моей голове нет критериев идеального парня. Схемы, под которую он должен подгоняться. Любовь либо возникает, либо нет. Все просто.

— Но есть то, что вас отталкивает?

— Самовлюбленность. По-­моему, это самое мерзкое, что может быть в мужчине.

— Коллегу рядом с собой рассматриваете?

— В актеров ни разу не влюблялась. Я как-­то разграничиваю работу и личную жизнь. Да, порой иногда возникают ложные чувства к партнеру, но это скорее продиктовано сюжетом, конкретной сценой. К реальности же не имеет отношения. Это эмоции героини, поэтому они эфемерны.

— Вы человек семейный? Сегодня женщины мужа и детей откладывают на потом. Вы за эту тенденцию или у вас имеется свой план?

— Я — домашняя. Семейные ценности, свое гнездо у меня всегда были на первом месте. Все остальное — преходяще. Даже любимая профессия все равно вторична. Она тебя не согреет, и я об этом не забываю.