Сериалы «Карпов», «Молодежка», «Батальон», «Пуля» явили нам в лице актера Максима Щеголева образ героя-­защитника, весьма привлекательного внешне. Вне экрана он лишь подтверждает впечатление: рассудительный, добродушный отец четверых детей, о них он может говорить бесконечно. Как и о своей избраннице — уже три года актер вместе с известной певицей Теоной Дольниковой, которую нежно называет своей долькой. Подробности — в интервью журнала «Атмосфера».

— Максим, в тридцать семь лет вы уже многодетный отец. Это гигантская ответственность…

— Я с удовольствием ее на себя беру. Все мои детки были желанными. Первенцу Илье уже семнадцать лет, но поскольку он аутист, хотя и в легкой форме — социально адаптированный, самостоятельно передвигается на общественном транспорте, — все равно еще учится в школе, по индивидуальной программе. К сожалению, в нашей стране для таких детей ничего не предусмотрено. Проявляют инициативу лишь отдельные группы энтузиастов, а не государство. А ведь аутисты — зачастую необыкновенно одаренные люди. У Ильи очень мощное творческое начало. Он занимался и музыкой, и живописью, и танцами, и спортом и везде был успешен. Единственное, он непостоянен: когда распознает «фишку» каждого ремесла, теряет к нему интерес. Задача родителей — постоянно предлагать нечто захватывающее внимание. Конечно, основная нагрузка ложится на маму, которая с ним круглосуточно, а я папа приезжий, но помогаю всегда. Поскольку мы с его мамой (актриса Татьяна Солнцева. — Прим. авт.) коллеги, любовь к театру Илье передалась по наследству, и он часто присутствует на наших спектаклях. А потом мы вместе идем ужинать в наш любимый ресторан, и я нередко беру сына к себе домой. Бесконечно благодарен Теоне, что она широко распахнула двери своего дома, приняла меня таким, какой я есть, и со всеми моими детишками. (Улыбается.) Они, между прочим, даже мамой ее называют. И родители Теоны тепло относятся к моим детям. А как может быть по-­другому?! Знаете, какие дочки у меня потрясающие! (От брака с актрисой Аллой Казаковой. — Прим. авт.)

— Сколько им лет?

— Они погодки: Маше двенадцать лет, а Кате — одиннадцать. Младшая фанатка балета — танцует круглосуточно, и делает это блестяще. А старшая обожает музыку, играет на фортепьяно и является абсолютной перфекционисткой. Так, сдав экзамен на «четыре», она даже отказала себе в отдыхе на каникулы, не поехала в деревню, а осталась в Москве, чтобы готовиться к пересдаче. Я ею горжусь! Как-­то у Маши был период, когда она охладела к инструменту, и тут моя Теона опять помогла. Я взял дочку на ее концерт, который она делала со своим другом, молодым, просто фантастическим пианистом, и это выступление, видимо, ребенка вдохновило. Когда я в следующий раз приехал к ним в гости, то застал Машу за пианино. Детей надо мотивировать, это я понял давно.

— Каких еще принципов вы придерживаетесь в воспитании?

— Я считаю, на детей нельзя давить. Каждый из них личность, со своим восприятием мира, и если вдруг вы демонстрируете неуважение к ребенку, это гибель для ваших дальнейших взаимоотношений. Доверие зарабатывается не воплями и приказами, а поступками. Малыши пристально следят, что и как вы делаете, что едите, пьете, смотрите, запоминают сказанное, об этом следует помнить — и служить примером. И нужно быть мудрее. Я постоянно на собственном опыте учусь этой науке. Наш с Теоной трехлетний сын Лука может порой раскричаться, но я его беру на руки, успокаиваю, уговариваю, и он начинает прислушиваться и затихает. Не могу не сказать, как я рад, что сын унаследовал от Теоны тягу к музыке. Если она садится за рояль, он пытается повторить за ней и воспроизводит какофонию звуков, но абсолютно в таком же ритме. Плюс не далее как вчера потребовал от нас еще трубу. А какой у него голосина, особенно когда он включает обертона! Так что потенциал будущего певца или музыканта у него явно имеется. А вот походка моя. (Улыбается.)

— Вы предполагали когда-­то, что станете главой многочисленного семейства?

— Даже в детстве у меня было такое ощущение, что, когда вырасту, детей у меня будет много. По сути, я никогда не был волком-­одиночкой, хотя находиться в уединении время от времени мне нравится. Люблю сесть за руль и отправиться в родной Воронеж, например. Размышлять по дороге… Все-таки мужчине непременно нужны периоды одиночества, когда он может внутренне остановиться и проанализировать, что на данный момент происходит в его жизни. Для кого-­то эта зона обозначается рыбалкой или охотой, но для меня это совершенно чуждые занятия.

— Но вы называли своим последним увлечением стрельбу…

— Да, но не по живым объектам. Я тренируюсь на мишенях в специально оборудованном клубе. Для меня это некая психологическая разгрузка, которая одновременно еще учит концентрации. И это сродни актерству. Из оружия ты попадаешь в цель далеко не всегда, даже когда видишь ее четко, и в нашей профессии такая же история.

— Вам, вероятно, еще по нраву ощущать себя добытчиком…

— Я люблю делать подарки своим близким, стараюсь обеспечивать их. Случаются простои, но мамы моих детей понимающие, входят в мое положение и спокойно ждут финансовых поступлений. Дети всегда могут приехать ко мне, позвонить когда угодно. Меня огорчает только то, что моя мама, бабушка Луки, приняла какую-­то странную позицию и до сих пор не выразила желания увидеть внука. Надеюсь, она одумается. Главное, чтобы поздно не было.

— Кстати, в плане заработка вы делаете ставку только на актерство?

— Три раза в своей жизни я вовлекался в бизнес, и все это заканчивалось весьма печально, с огромными моральными и материальными потерями. Убедился: чтобы не прогореть, нужно знать этот предмет от и до, все контролировать, никому не передоверяться и ни на что больше не распыляться. В то время, когда у меня на пляже на подмосковных прудах стояли бочки с квасом, а позже я еще открыл и кафе с пиццей, бутербродами, пивом, сладостями, мороженым и мангалом для шашлыков, я имел четыре мобильных телефона, чтобы быть круглосуточно на связи, спал по пять часов в сутки и сам иногда стоял за кассой. Но потом я понял, что все-таки создан для другого. Но я доволен, что экспериментировал — такой опыт нужен. Вам нравится актер Мэтью Макконахи? Так вот, он «выстрелил» несколько лет назад, буквально раскрылся по-­новому в ряде нашумевших проектов, потому что серьезно накопил за эти годы, поработал над собой. Я уже не говорю о легендарном Дэниеле Дэй-Льюисе с его сумасшедшим бэкграундом.

— О режиссуре не думали?

— Нет. Фигура режиссера слишком масштабна. Мне кажется, что для нее требуется колоссальный багаж жизненного опыта. Хотя встречаются и юные гении, которым что-­то уникальное дано с рождения. Но это не мой случай.

— Вы из тех, кто не сомневается, что все самое основное в нас заложено ДНК?

— Безусловно. Иных примеров единицы. В юности меня привлекала генная инженерия. Я много трудов изучал в этой области. Поэтому и сегодня не сомневаюсь, что генетика первостепенна. Я вот со своей актерской наблюдательностью постоянно в себе узнаю то маму, то отца. Он был темпераментным. Несмотря на то что офицер, полковник и весь огонь держал внутри, я чувствовал, как он переживал в каких-­то ситуациях. И как человек высокообразованный свой пыл порой выражал исключительно красиво. Я его видел читающим в любую свободную минуту, в этом смысле он был неугомонный и научил меня, что книга — это действительно лучший подарок. Естественно, эта страсть к чтению передалась и мне. И в целом я хорошо учился. Даже на медаль шел. Всем успевал заниматься: и во дворе с пацанами гулял, учился курить в гаражах, и в то же время ходил в кружок по экологии, писал труды по спасению наших лесов от пожара… Еще папа привил мне любовь к технике. По первому образованию он инженер, и мы с ним и с моим младшим братом нередко «крутили» все транзисторы, старые телевизоры «Рекорд» и «Горизонт», имевшие неприятную привычку ломаться, сгорать в самый неподходящий момент. Кроме того, отец заразил меня спортом. Мне хотелось научиться драться, уметь себя защищать, и он привел меня в боевое самбо, в кикбоксинг, на карате, затем в настольный теннис.

— А бальные танцы, догадываюсь, в вашем расписании появились благодаря маме?

— Да, она привела меня в танцевальную студию, где я, семилетний, быстро освоился и не протестовал. Впоследствии стал кандидатом в мастера спорта. (Улыбается.) Позже этот навык мне помогал зарабатывать на жизнь, когда я танцевал в ночных клубах. Также умение владеть телом поспособствовало тому, что меня взяли в модельное агентство.

— Судя по каким-­то вашим утверждениям, вы никогда не являлись баловнем судьбы, а всегда были пахарем. Неужели чудеса не происходили в вашей жизни?

— Вообще чудо, что я попал в эту профессию. Я поступил на актерский факультет Воронежской государственной академии искусств. А потом, через год, Сергей Борисович Проханов, будучи у нас на гастролях со своим Театром Луны, увидел меня в репетиционном зале в черных лосинах, с длинными волосами цвета спелого баклажана — после очередной рекламы, отметил пластику и пригласил в Москву, к себе на второй курс ГИТИСа. Позже я работал с Романом Григорьевичем Виктюком, с Камой Гинкасом. А впоследствии мне посчастливилось учиться у Анатолия Александровича Васильева, у которого я играл в московском театре «Школа драматического искусства». Все, что я умею, — это благодаря этому режиссеру.

— Ныне вы выходите на подмостки?

— Я служу в труппе Театра Луны, где играю четыре спектакля: «Ночь нежна», «Таис сияющая», «Маки», «Шумовик». Два года назад Сергей Витальевич Безруков пригласил в Губернский театр — играть в качестве приглашенного артиста в спектакле «Калигула». И еще у меня есть антреприза — «Волки и овцы» Островского. Понимаете, для меня в театре важен стоящий материал. Идти просто под вывеску не вижу никакого смысла, тем более что достаточно плотно занят на съемках.

— Это по-­прежнему сериалы?

— Да, и их немало. А кино меня не зовет. Не знаю, в чем причина. Я честно прихожу на кастинги, если получаю предложения, читаю все сценарии, какого бы качества они ни были, не приезжаю неподготовленным на пробы или на встречу с режиссером, то есть отрабатываю все на совесть, а дальше уже не моя забота. Сидеть и ждать полного метра не буду. Случится он в моей жизни — здорово, нет — ничего страшного.

— Любопытно, насколько вам как провинциалу было тяжело выживать в столице?

— Когда меня, трехлетнего, мама возила на трамвайчике в цирк и мы проезжали мимо сталинской высотки со шпилем, я всегда спрашивал: не Москва ли это? А когда она со смехом отвечала, что нет, заявлял, что намерен жить именно в столице. Поэтому, когда тут оказался студентом, радовался, воспринимал все легко. Мог без проблем вымыть посуду, расклеить объявления, подмести улицу, чтобы подзаработать. Короткий срок я жил на вокзале, потом в подвальчике театра, затем в комнате в общежитии. Помню, что рано начал сниматься в эпизодах и первым среди соседей купил телевизор. Как и другие, я был ориентирован на то, чтобы меня заметили, но в отличие от большинства приезжих не ставил себе в план приобретение квартиры в мегаполисе, в новостройке-«муравейнике». Мама меня упрекает, что я до сих пор прописан в Воронеже. (Улыбается.) Сейчас мы с женой живем в ее квартире, но строим загородный дом, и это будет наша совместная вожделенная недвижимость.

— Путь к нынешнему союзу у вас был долгим и тернистым.

— Я увлекался, рушил семьи, принимая страсть за любовь, сложно расходился с людьми, которых обидел, а они мне ничего плохого не делали… Не знал, что любовь — это то, что выдерживает испытание временем, так как присутствует вне его. Когда отношения заканчиваются, не стоит их идеализировать — значит, любви там не было.

— Сегодня ваша любимая женщина не только актриса, но и певица, прежде всего запомнившаяся многим по мюзиклам «Метро», «Нотр-­Дам», «Княжна Тараканова»…

— Теона невероятная во всех своих проявлениях. Магнетическая. Любая песня в ее исполнении — произведение искусства. Она у меня восторг вызывает. Она занята самообразованием, выпустила спектакли «Мастер и Маргарита» в Санкт-­Петербурге и «Братья Карамазовы» в Москве, выступает с концертами, снимается в кино, записывает альбом.

— Вы познакомились на премьере документального фильма вашего общего друга…

— Верно. Практически на улице. Точнее, перед входом в Театр им. М. Ермоловой, где проходило мероприятие. Судьба.

— Вы сказали, что Теона вас приняла со всем вашим багажом, но вам она тоже досталась израненная после гибели своего жениха…

— Я не знал про этот факт ее биографии, но она мне рассказала все в самом начале отношений. Как и про своего американского мужа, с которым она развелась, чтобы мы смогли зарегистрировать брак. Предложение Теоне я хочу сделать в определенном месте, в определенное время года и в определенной форме. И если она согласится быть со мной, устроим пир на весь мир! Мне повезло встретить своего человека. Мы беседуем обо всем. Можем засесть на кухне в компании нашего рыжего шпица по кличке Собакуль, пить чай, смотреть зарубежный сериал, хохотать и болтать до трех ночи, притом что ребенок просыпается уже в восемь. А мы, несмотря на это, еще заказываем лучшую на свете еду в любимом грузинском ресторане и уплетаем хинкали, хачапури, мамалыгу. Для нас это страна особенная, там, в старинном храме Тбилиси, соседствующем с театром Резо Габриадзе, мы крестили Луку.

— Вы во многом совпадаете?

— Да. Но только если я вспыхиваю внутри, то у Теоны сразу вулкан извергается наружу — эмоции ее захлестывают. А в остальном мы единое целое.