— Диана, у тебя очень хриплый голос. Что-то с голосом случилось?

— Просто сильная простуда с осложнениями, скосила сначала детей, а потом меня. До сих пор не могу прийти в себя. Должна была вчера поехать на эфир, но не смогла выйти из дома… Сначала у Марты, затем у Артема поднялась очень высокая температура. Думала, что меня их болезнь так сильно не коснется — ничего подобного. Пришлось пять дней пить антибиотики. Сегодня первый день без них, но в любом случае таблетки, увы, сильно влияют на состояние мышц. В общем, начало февраля получилось то еще…

— Что за концерт, к которому ты готовишься?

— Начинаю концертный сезон с «ВТБ Арены». Я раньше скептически относилась к постройке этого стадиона. Ездила мимо по Ленинградке, ругалась, что снесли «Динамо» и непонятно что строят. Но они построили, я пришла в прошлом году на концерт и просто обалдела, извините. Такой классный зал, простой, европейский, и он отлично «заточен» под концерты. У меня большой опыт поездок за границу на выступления разных коллективов — считаю это частью работы. Так вот, я не увидела никакой разницы между Гамбургом, Парижем, Лондоном и «ВТБ Ареной». 14 февраля мы сыграем программу «Невыносимая легкость бытия». И у нас будет участвовать хор «Непоседы», представляешь!! Моя любовь к детям в музыке стала проявляться именно с этой стороны. В том смысле, что обычно артистка рожает, и сразу поступают вопросы: «А вы уже начали писать детские песни?» Да упаси Боже. Кто мне поверит? Это было бы неестественно, мягко говоря. А дети всегда чувствуют фальшь. Я с ними всегда общаюсь по-взрослому, по-дружески. «Непоседы» открывают концерт, они споют своими детскими голосами взрослую песню, и это просто выворачивает душу.

— Где вы живете сегодня? Помнится, писали, что ты строишь дом на берегу Финского залива…

— Я? Никогда! У меня была квартира в Питере лет шесть назад, я ее покупала из желания какого-то уединения. Вот ее окна выходили на Финский залив. Но прекрасные градоначальники решили построить порт именно там, где был единственный выход на залив. Когда я увидела, как начинают засыпать воду, стала квартиру сдавать, больше не могла в ней жить, а потом тем же ребятам ее и продала. Мы живем под Москвой.

— Расскажи про твое с детьми участие в масштабном театральном проекте «Поколение Маугли» под руководством Константина Хабенского?

— Это очень классная история! Мне всегда был симпатичен Костя Хабенский. Не оставляла сомнений его репутация. Понятно, что и талант актерский в нем просто демонический, но, что касается его деятельности в области благотворительности и сподвижничества, то он один из немногих, кому можно безоговорочно верить. Года четыре назад он мне позвонил: «Слушай, Арбенина, сыграешь Багиру у меня в спектакле?» Я ответила, что с удовольствием. Это была первая реакция. Потом, подумав, говорю: «Слушай, но я же не актриса». Он ответил, что ничего страшного, научим. А надо сказать, что с чужими текстами у меня большие проблемы. (Смеется.) Я никогда ничего чужого не читала и не учила после школы. Одна песня у меня есть на стихи Бродского, и все. Тем не менее я участвовала в этом спектакле, он, понятно, целиком благотворительный, а сейчас Костя его восстанавливает. «Поколение Маугли» — такой городской сиквел по произведениям Киплинга. Я и своих ребят отправила в труппу, сказав Косте: «Если из них что-то получится, оставляй. Если нет — значит нет». Пока прижились. Но очень тяжело, каждый день репетиции. И к июню, к премьере, нагрузка будет возрастать. У Хабенского нет статистов, каждый ребенок, стоящий на сцене, важен. У всех четкая, осознанная партия, они понимают, что делают. Маленькие, которые пока не тянут сцену, работают в зале волонтерами. Повторю, очень классная штука. Молодец Хабенский.

Мы из будущего

— Твоим двойняшкам — Теме и Марте сейчас по десять лет. Скажи, а кем бы ты хотела видеть их в будущем?

— Однозначно могу сказать только, что не верю в творческие династии. Зачастую бывает странная ситуация, когда глава семьи — самый талантливый, а дети вынужденно находятся в тени. Я бы такого не хотела для своих детей. Они ходят в музыкальную школу, но это всего лишь нормальное базовое образование. Вовсе не обязательно после этого становиться Моцартом. Я была бы счастлива, если бы Тема стал хирургом. Может быть, потому, кстати, что у меня отец — хирург. Через одного это ведь не совсем династия, а сознательный выбор. (Смеется.) Что касается Марты: сначала она хотела стать архитектором, но это желание куда-то улетело, теперь она хочет быть оператором. И я объясняю, что вот здесь надо правильно выставить кадр, а здесь — словить освещение. Чтобы она не заурядно бегала и снимала, а начинала художественно подходить к тому, что делает. Я ее в этом немного эксплуатирую. (Смеется.) Мы летали на Бали, там я их поставила на серф-доски. И говорю Марте: «Если ты фотографируешь, смотри, чтобы угол в кадре был правильный, чтобы люди не получались гномами». Посмотрим. Тащить насильно не стану. Главное для нас, для родителей, принять их такими, какие они есть и кем бы ни стали. Я буду стараться принимать их любыми. Но очень боюсь наркотиков, просто панически боюсь этой дряни. У меня хрупкие ребята, тонкие, особенно Артем. Поэтому хочу, чтобы они быстрее получили профессию, например, беру их на свои гастроли работать.

— А как же школа?

— Когда каникулы, конечно. А так, в обычном режиме, они разогнуться не могут: школа, музыкальная школа, Тема боксирует, Марта играет в теннис, сейчас добавились репетиции у Кости Хабенского! Уходят в 6:45 и только часов в девять-десять дома.

— Сколько у них увлечений! Но чему ты больше всего радуешься?

— Они классные. Очень человечные. Еще не замкнуты в виртуальном мире. У них есть телефоны, но они не находятся в них круглосуточно. К тому же я это «подруливаю», пытаюсь вытащить их в нормальный мир. Если я дома, смотрим вместе фильмы — уже видели, например, «Фореста Гампа», «Вавилон», «Пену дней», «Зеленую милю». Началось все с того, что летом на каникулах мы каждый вечер смотрели мультики. Я спросила: «Слушайте, ребзя, а когда мне смотреть мои фильмы?» Тема смотрит на меня и наивно отвечает: «Ну, когда ты варишь суп, готовишь обед или на гастролях». И я возмутилась: «Ах, так? Тогда с этого момента мы будем смотреть то, что интересно и вам, и мне». (Смеется.) Вообще, я не боюсь никаких запретных тем и все объясняю сама. Чтобы не повторять собственный опыт, когда во дворе рассказывали, откуда берутся дети. Например, идет в фильме любовная сцена, где герои целуются — мои дети глаза опускают, смущаются. И я говорю: почему вы не смотрите на экран, это же красиво, люди друг друга любят, так здорово. Если с детьми нормально общаться, неизбежна обратная, самая человеческая и человечная реакция. Их невозможно воспитать в один день, это постоянный, ежесекундный процесс. На день рождения в этом году им подарили много подарков, и когда я спросила, что им больше всего понравилось, оба ответили — живые черепахи! Понимаете, не новые телефоны, не игрушки…

— Черепахи?

— Черепахи, я уже смирилась. (Смеется.) Когда они захотели желтопузика, а это змея, похожая на громадного питона, мне стало нехорошо. И хомяков я не особо люблю. Поэтому согласилась на черепах. Спрашиваю, как назовем? — «Ума Турман. Ума — девочка, Турман — мальчик». Хорошо, что не Бонни и Клайд (смеется). В общем, они очень настоящие, щедрые ребята.

— Ты ведь с ними еще много путешествуешь?

— Хочется возить детей по миру. Получается не так часто, как хотелось бы: работы много у меня, школа у них. Но кое-что мы уже успели посмотреть. Например, в прошлом году полетели в Мексику, были в Чичен-Ице, рассказала им об этом чуде света и о других. Спросила, что бы они хотели увидеть? И Марта ответила, что хочет посмотреть руины. (Смеется.) Я переспросила — оказалось, Колизей. Так что в следующий раз поедем в Рим. И еще я очень хочу их свозить в Африку.

Советы начинающим

— С высоты своего сегодняшнего положения, скажи: что важно для начинающего музыканта?

— Писать песни. Если нечего сказать людям, ничто не спасет. Можно купить дорогущую гитару, можно впечатлить продюсера, но это все на сезон.

Еще должна быть адская трудоспособность: понятно, что без таланта никуда, но на нем далеко не ускачешь, должна быть выживаемость не через головы, а через ежедневную работу.

Надо выработать свой почерк… Хотя, с другой стороны, легко сказать, а попробуй его выработать! Оглядываюсь назад, а играю я уже 26 лет и думаю: как я к этому пришла? Меня до сих пор колотит от волнения, когда я пишу песни. Этот процесс забирает все силы, но я в нем счастлива — пожалуй, даже больше, чем стоя на сцене или репетируя. И за 26 лет, конечно, появился профессионализм, но в главном ничего не изменилось: я как любила писать, так и люблю. И постоянно играю. А 26 лет назад я вообще играла каждый день. И не ждала, «ну, когда же ко мне на концерт придет тысяча человек». Какая тысяча, я была рада десяти. И постепенно количество зрителей росло, росло…

В наше время ширпотреба можно «хайпануть», чтобы все удивились и «залайкали», но с этой своей оригинальностью ты проживешь сезон, потому что за ней должен быть очень солидный бэкграунд, основа. Классиком быть легче, чем новатором. Можно сморозить ерунду, выложить, прокатиться на этом, но потом наступает спад, а человек не понимает, почему. Оригинальностью не нужно удивлять, она работает только, если ты НЕ можешь этого НЕ делать. Я детям говорю иногда, что все брошу и буду заниматься только ими, а они, зная и чувствуя меня, отвечают, что тогда буду несчастлива. Я хорохорюсь-хорохорюсь, а не петь не могу. И пою отнюдь не для того, чтобы заработать денег. Во мне энергия, которую нужно выпускать на волю, и тогда я остаюсь уравновешенной, в ладу с миром и своими близкими, что важно.

— Ты сразу была уверена, что у «Ночных Снайперов» будет большой успех?

— Меня это потрясает до сих пор, буквально каждый день. Вышла на сцену «Олимпийского» почти полтора года назад, и первая мысль: «Почему вас так много?!» (Смеется.) Я изумилась количеству людей. Когда в тебя никто, никогда и ничего не вкладывал, в какой-то момент ты вдруг понимаешь, что чего-то достиг. И самое важное — не остановиться после этого осознания. Мне в этом смысле повезло — я собой постоянно недовольна, постоянно рефлексирую, постоянно думаю, что ничего еще не сделала, а моя лучшая песня впереди. Помню, закончился концерт в «Олимпийском», спускалась по ступенькам, и меня поддерживает друг, настолько устала. И вот я иду и говорю: «Слушайте, что-то я давно акустику не играла, давайте сыграем!» И мы тут же зарядили «Крокус» на день рождения, прямо в этот момент. (Смеется.) То есть для меня этот концерт не был вехой, после которой некоторые музыканты садятся за стол и отмечают еще месяц собранный «Олимпийский». Я сошла со ступенек — и все, это уже состоялось и прошло, вчерашний день.

— Скажи, что тебе дала работа с зарубежными музыкантами? Например, с Кадзуфуми Миядзава-сан?

— Японцы — вообще отдельные люди. (Смеется.) Не европейцы и не американцы. Они совершенно по-другому работают. Каждый делает свой маленький кусочек работы, буквально как шуруп, как винтик. И эта мозаика складывается в огромную картину, слаженную как часовой механизм без всяких сбоев.

— Твоя песня «Кошка» стала шлягером в Японии. Что испытала, когда узнала об этом?

— Было очень классное ощущение от того, что Кадзуфуми Миядзава-сан поет ее по-японски. Все вслушивалась, как это звучит на языке иероглифов. Он в Японии, ну скажем, как БГ у нас, его так же уважают. А с учетом совершенно разного менталитета, можно было относиться к нему так же с большим уважением, но без придыхания. Совершенно нормально и ровно. Главное, впитывать друг друга, у нас это получилось сделать. Он мне подарил красивейшую тарелку с нарисованной рыбой. Я отметила красоту этой рыбы, филигранно вычерченной, со всеми костями, и оказалось, что Кадзуфуми словил ее сам, нарисовал и отпустил. Вот он, менталитет!

— Были когда-нибудь сомнения в выбранном пути?

— Всю жизнь. Я пришла к тому, что это м о е, сравнительно недавно. Много лет думала, что занимаю чье-то место. Например, когда меня узнавали, я думала, почему вдруг? Причем нельзя назвать это кокетством, вслух я ничего не говорила, но внутри сильно изумлялась. Стихи начала писать с полным ощущением странности происходящего. Когда из меня понеслись рассказы, стали складываться в книжки, снова думала, что куда-то не туда иду. И даже в музыке, повторюсь, совсем недавно поняла, что профессионал, что могу делать это хорошо и убедительно. Успокоилась я, только когда прочитала книжку про группу Radiohead, где собраны интервью ребят, в частности, Тома Йорка, и он говорит: «Я всю жизнь думал, что занимаю чье-то место!» «Боже мой, не одной мне приходят такие мысли в голову», — подумала я тогда. Но, возможно, моя многолетняя рефлексия выработала абсолютную самостийность и независимость — мне не нужно ничье одобрение. Однако приятно, как любому ребенку, когда хвалят. Ведь если человеку постоянно говорить, что он м…к, он и будет в конце концов такими. И наоборот. К примеру, мой сын говорит, что не хочет делать английский, устал, а если и захочет, то только за праздничным столом. Я зову его, расстилаю полотенце на полу, предлагаю лечь со словами: «Ты как будто лежишь на берегу моря, а я собираюсь к тебе на праздник». Он ложится и делает задания. (Улыбается.) Если к человеку относиться по-доброму и с любовью, он так же будет и отзываться. Я была этого лишена первые десять лет на сцене. Резонанс присутствовал от публики, но не от «цеха», скажем так. Потом я оперилась, наверное, и возникло абсолютное ощущение собственной гармонии. Я поняла, что пишу хорошие песни. И что это уже никуда не денется. А может быть, уверенность от того, что я себя постоянно бичую. Не просто взяла ручку, лист бумаги и, треньк, написала. Это из меня забирает много жизни, конечно, а значит, явно не наносное.

— Твои рассказы и стихи, которые вылетают их тебя, уже приобрели ведь весомую форму в виде сборников?

— Да, конечно. Пару лет назад вышел двухтомник. Стихи и тексты под названием «Бег», а прозаический — под названием «Тильда».

— А это разве сейчас выгодно — выпускать книги?

— Нет. Но я же не писатель, не строчу по роману в секунду. Для меня это опять же невозможность НЕ делать. Какой-то объем собрался, выпускаю. Но я долго шла к прозе, кстати, именно в связи с рефлексией. Всегда считала, что человек может быть талантлив в одном. Либо классно готовить, либо классно писать, либо быть классным хирургом. А вот это, как сейчас часто происходит на просторах соцсетей, когда девушка поэт, декоратор, модельер, психолог и няня собственных пятерых детей в придачу…. Я к этому несколько… тревожно отношусь. Поэтому внутри себя признать право на прозу было непросто.

Имидж — все!

— Кто сегодня работает над твоим имиджем?

— У меня прекрасный стилист Леша Сухарев. У меня постоянный концертный гример — потому что хочется выглядеть хорошо. Но при этом ничего и никогда, что касается стиля, образа и т. д, я не делаю «поперек себя». И если я выхожу в коротком платье, значит, именно я захотела его надеть. Слава Богу, люди, которые со мной работают, абсолютно четко понимают, какая я, они не лепят нелепицу, прошу прощения за масло масляное. Единственное, хочу похудеть. Надо мной смеются, говорят, куда тебе худеть, а я знаю, что надо! (Смеется.)

— И как худеешь, какие у тебя методы?

— У меня постоянно есть какая-то физическая нагрузка, я много занимаюсь спортом с тренером, плюс йога. Обязательно с утра зарядка, продышаться нужно, растянуться. Кроме того, начала учиться большому теннису, хотя раньше, честно говоря, считала его игрой «мажоров». Но ничего подобного, если подходить к нему по-настоящему! Как и ко всему, впрочем, в жизни.