Кажется, он всегда на вторых ролях. Можно понять, отчего складывается это ощущение: голливудский актер австралийского происхождения Лиам Хемсворт окружен звездами первой величины. Его брат Крис — всемогущий Тор, герой нескольких экранизаций о боге-­громовержце во вселенной комиксов «Марвел». Его экс-­супруга — эпатажная певица Майли Сайрус, отношения с которой — любимая (и иногда главная) тема, на которую общаются с Лиамом журналисты. Меж тем молодой человек снялся в шестнадцати картинах, занимается благотворительностью и вообще кажется хорошим малым.

— Лиам, мы обратили внимание, что ты большой любитель быть в стороне — садишься дальше от камеры, чем мог бы, предпочитаешь задние сиденья и вторые планы. Это своеобразные привычки, которые пришли из-­­за присутствия в твоей жизни брата?

— Неверная цепочка «причина–следствие» у тебя получилась. (Смеется.) Нас в семье трое, и все мы очень разные. Люк, Крис и я — три отдельные личности, по которым порой и не скажешь, что родня. Разве что благодаря внешности можно догадаться. Я из троих всегда был самым спокойным и меланхоличным, если можно так сказать. И вправду любил «не отсвечивать» впереди, предпочитая тихо сидеть в сторонке. А вот Крис у нас знает, как стать центром притяжения всеобщего внимания, а главное, ему так комфортно, он это любит. Потому и карьеры у нас разные, пускай и в одной индустрии, и хобби разные, и вообще мы разные. Так что мои своеобразные, как ты говоришь, привычки — это результат работы моей своеобразной личности, на которую брат, конечно, влияет, но не так сильно, как многие думают.

— А кто повлиял на твою удивительную для голливудского актера любовь к собственноручному строительству домов? Я о том, что у знаменитостей обычно иные пристрастия — в лучшем случае коллекционирование дорогих украшений или яхт, ну или там кукол…

— Мне всегда нравилось работать руками. «Нет ничего более царственного, чем труд, нет ничего более рабского, чем роскошь и нега» — это цитата из Александра Македонского. Правда, я ни в коем случае не сравниваю себя ни с ним, ни с иными царскими особами. Просто вижу, как на меня действует день в компании молотка или пилы. Это очень благодарное занятие: вот перед тобой лишь бревна и поленья, а вот уже дом, представляешь, целый дом, в котором могут жить ты, твоя семья, твои дети.

— Говорят, твой печально известный особняк недалеко от Малибу, в горах рядом с каньоном, ты построил буквально с нуля.

— Не совсем так: раньше здесь стоял дом, в котором жили хиппи и люди из нудистских колоний. К тому моменту, как я приобрел особняк, он был практически полностью разрушен — и мне пришлось долгое время заниматься восстановлением фундамента и стен, не говоря уже о крыше. Сегодня сюда приезжают мои друзья, которым надоели суета и беготня Голливуда, они устали от вечной гонки и им надо просто выдохнуть и прийти в себя. Увы, мой милый дом, моя крепость, он пострадал от пожара. Я с такой горечью вспоминаю об этом! Ненавижу социальные сети, редко пользуюсь ими, но тогда просто не смог не выложить фото: обломки моего уюта, моей жизни в этих стенах, скомпонованные в слово LOVE. Сначала кажется, будто вы смотрите на гору хлама. (Вздыхает.) Все, что осталось от него. Любовь.

— Ты пострадал в тех самых грозных пожарах?

— Ни я, ни Майли, но были погибшие, раненые, и мы постарались помочь пожарным тем, чем смогли. Затем оказалось, что эта катастрофа стала самой разрушительной огненной трагедией за последние двадцать лет.

Помню, я был в гостях у своего брата Люка, чей дом расположен выше, на горе, в двадцати минутах от моего. Он сначала смеялся, затем настойчиво посоветовал мне ехать забирать животных. Я не воспринял это всерьез: Майли была на гастролях, а дым выглядел безобидно. Но уже через пятнадцать минут собрался и поехал. Кошки ненавидят клетки больше свиней — вот что я вынес из нашего хаотичного переезда.

Это действительно было тяжело. Понимаю, что звучит это как от избалованного сынка богатых родителей, ведь некоторые в этом пожаре потеряли последнее, а кто-­то — и жизнь… Просто в том доме было столько вещей, дорогих моему сердцу! Часы, подаренные родными после премьеры «Голодных игр». Я хотел отдать их первому сыну на совершеннолетие. Я не слишком привязан к вещам, больше к людям и к животным, но это…

— Лиам, ты известный любитель и защитник животных. Скажи, сколько сейчас братьев наших меньших находится под твоей опекой? Они живут с тобой, в этом доме?

— О, в доме они точно не поместятся. Иногда мне кажется, что мы с Майли (Майли Сайрус. — Прим. авт.) положили начало собственному зоопарку. Итак, считаем: у нас семь собак, три кошки — пока все более или менее терпимо, да? Еще у нас две лошади и две свиньи, а в Нэшвилле, где стоит еще один наш дом, целая конюшня.

— У тебя есть любимчики?

— О! (Улыбается.) Все, кто знает меня хотя бы чуть-­чуть, знакомы с Мэри Джейн, моей верной спутницей и компаньонкой. Познакомьтесь и вы!

— Кто привил тебе любовь к животным?

— Конечно, родители. Я родился в Мельбурне — большой город, определенный ритм жизни, понимаешь? Но вскоре мы все переехали на Северную сторону, в австралийскую глубинку, где мама с папой занялись разведением скота. Сколько себя помню, у нас всегда были пастушьи собаки. Я просто не мог представить, что в каких-­то семьях все иначе, понимаешь? Будто собаки — это как младшие братья. (Смеется.) А началось все с двух легендарных псов-­родоначальников. Отца-­прародителя мы назвали Мак, а его сына — Тош, уловил? Мак-­и-­Тош, макинтош. (Смеется.)

— Слушай, у тебя были все шансы вырасти классическим австралийским фермером. Как вышло, что ты подался в актеры? Знаю, этот вопрос задают обычно всем нынешним звездам, но в случае с тобой действительно любопытно, как так получилось. Мальчик, не привыкший быть на первых ролях, влюбленный в животных и природу, и тут…

— Как и многих в моем ремесле, в актерство меня привела старшая школа. Первые влюбленности, кружки по интересам, тусовки после уроков — и вот я уже играю в любительских пьесах. Здесь, кстати, пример мне подал Крис, который на правах старшего брата многое рассказал и показал. Секреты и детали профессии впервые я узнал именно от него.

— Ты в профессии почти десять лет…

— Двенадцать. (Улыбается.)

— Прости мою ошибку. В Голливуде иногда забывают «засчитать» первые успехи на родине актеров. Напомни, с чего ты начинал?

— В шестнадцать лет прошел прослушивание и начал работать в телешоу «Дочери МакЛеода», а еще в подборке скетчей «Домой и в путь». Ну и затем были «Соседи», знаменитый сериал, который подарил Голливуду многих его нынешних героев. Там я исполнил роль сердцееда в инвалидной коляске Джоша.

— А затем было ваше судьбоносное с Майли Сайрус знакомство и творческий дуэт…

— Да, это было так давно, кажется, в 2010 году. А познакомились мы на год раньше. Обоих нас завербовал Дисней, и мы снялись в подростковом романтическом фильме «Последняя песня».

— Вы сразу понравились друг другу?

— Сразу было понятно, что понравимся (смеется), но поначалу никто не думал ни о чем таком — просто два юных актера работают вместе. Нам был интересен сам процесс съемок, но, конечно, мы приглядывались друг к другу.

— Ваш с Майли карьерный взлет пришелся примерно на одну пору — она, помнится, подстриглась и стала эдакой девушкой-­сорванцом, а вы приняли участие в «Голодных играх». Как это повлияло на ваши зародившиеся отношения?

— Думаю, это очевидно. Правда, изначально мне казалось, что наша карьера и наша жизнь за закрытыми дверями — не пересекающиеся истории, но, увы, это не так. Преображение Майли меня очень впечатлило. Я знаю, что это сценический образ, что провокации и эпатаж — способ существовать на сцене, и все же я иногда тосковал по той девушке из диснеевских шоу, которую встретил когда-­то. Черт, я рискую показаться таким домашним тираном, который запрещает жене носить мини-­юбки, но ведь я совершенно не об этом.

— Но ты решился и сделал предложение, да?

— Да, точно. Семь лет назад в первый раз предложил ей стать моей женой.

— Сейчас мы уже знаем, что после долгой помолвки свадьба все же не состоялась, а затем вы и вовсе расстались. Почему?

— Я был наивен и думал, что предложение исправит и склеит все появившиеся между нами трещинки, излечит все раны, ответит на все вопросы. Глупо! Так же глупо, как надежда на рождение «спасительного» ребенка, который должен укрепить брак. Свадьба, дети — огромные радости, но и большие испытания на прочность, и потому я больше не совершу той ошибки.

— И все же ты ее совершил, разве нет?

— Слушай, когда мы сошлись вновь, мы оба были готовы к тому, что нас ждет впереди, — и никто не строил никаких иллюзий. Тот перерыв в полтора года дал нам время подумать и осознать, что именно мы значим друг для друга. Делая повторное предложение, я не пытался спасти утопающий корабль или залатать в нем дыры — это был поступок осознанный, взвешенный и ясный. Я понимал, что хочу видеть Майли своей женой.

— Кольцо, как заметили в прессе, было тем же, из 2012 года…

— Да, как символ и знак того, что мы прошли через разные испытания, в том числе испытание расставанием, и остались верны своим желаниям и ценностям. Свадьба была потрясающей, и я не пожалею о том, что мы сделали, никогда в жизни.

— И тем не менее сейчас вы снова расстались.

— Сложно говорить об этом. Да, мы развелись. Моя семья, особенно Крис, поддерживает и меня, и Майли. Нашей истории в этом году десять лет. И знаешь… ничего не заканчивается. Как сказала Майли, пары, пережившие то, что пережили мы: расставания, взлеты и падения, пожары — будто проникаются особой связью, прорастают друг в друга, изменяется сама природа взаимоотношений между людьми.

— Ты хочешь детей?

— Да. Десять, пятнадцать, может быть, двадцать. У Майли большая веселая семья. У Хемсвортов большая веселая семья. Я обожаю большие веселые семьи. Но если задумываться о детях, надо прежде всего решить, что делать с собаками. Их слишком много: ребенка в такой дом точно не принесешь. (Смеется.)

— Вы до сих пор близки с родителями?

— О да. Собираемся вместе частенько, хотя и не так, как бывало. Но все семейные праздники быть за общим столом — наша святая обязанность и счастливая традиция.

— Ты обращаешься к Крису за советом и рекомендацией, если дело касается карьеры?

— Я доверяю ему больше, чем моей команде агентов, если говорить откровенно. Почти каждый сценарий проходит проверку Крисом. (Смеется.)

— Ты не чувствуешь в нем опасного конкурента?

— Ох, ну конечно же, нет! Мы выступаем в разных возрастных категориях, у нас разные амплуа, разные вкусы. Единожды мы столкнулись на прослушивании — это был, очевидно, «Тор», — и директор по кастингу выбрал Криса. Но было б нелепо ожидать иного: мне тогда едва исполнилось восемнадцать лет, я был зелен, юн и не готов к роли такого масштаба. И вообще сейчас я понимаю, что блокбастеры и экранизации комиксов — не совсем мое.

— А что твое? Судя по фильмографии, ты еще ищешь свое кредо.

— После «Голодных игр» мне показалось, что я дорос до боевиков или эпических картин о будущем. «День независимости: Возрождение» показал, что этот жанр далек от того, где бы я хотел работать. Может быть, попробовать себя в исторических картинах, глубоко и трепетно поработать с характером героя, найти проект, в который я смогу погрузиться с головой. Крис, к слову, очень помогает мне в этом огромном мире сценариев. Он мой герой и моя опора.

— Лиам, знаешь, ты совсем не похож на героя из американской мечты. Точнее, не так: очень заметно, что ты рос не здесь — а здесь так и не стал родным. Скучаешь по Австралии?

— Очень и очень сильно. По огромному побережью, по серфу, по волнам, по удивительному ощущению свободы и собственных сил, которое откуда-­то появляется там у всякого, будь ты ребенок или немощный старик. Здесь я не могу просто прыгнуть в машину и уехать в закат, далеко, навстречу себе. Там же… Попробуйте, серьезно: там у вас есть шанс повстречать настоящего себя и вернуться из этого путешествия полностью обновленным.

— Каким ты видишь сам себя? Обычно многие голливудские звезды, так сказать, теряют почву под ногами, уходят с головой в экранные образы, блуждают от роли к роли…

— Я ощущаю себя честным и правдивым человеком, по крайне мере, все, что я делаю в жизни, я делаю ради того, чтобы быть хорошим. Родители учили меня быть добрым к людям. Думаю, у меня получается.