Недавно в литературном кафе Московского Дома Книги на Новом Арбате писатель презентовал свой последний роман «Улисс». В интервью для сайта WomanHit.ru Иван Охлобыстин рассказал о новой работе, писательстве вообще и нелюбви к Джойсу.
Писательство
Книгу всегда пишешь ту, которую хотел бы сам прочитать. Я внимательно слежу за книжным рынком. Если появляется что-то интересное, тут же приобретаю себе. Причем, у меня есть хороший консультант в Тушино. Он подслеповатый, но когда меня узнает, входящего в книжный магазин, тут же начинает перечислять новинки. Он знает то, что я люблю. Знает тренды. И лично советует. Дает то, что я люблю, что надо прочитать, чтобы общаться, и что ему нравится. В большинстве своем, наши взгляды похожи. Так я через него познакомился со многими писателями.
И вот я не увидел на книжном рынке, а книги меня воспитали, это артефакт, это то, что можно вносить в мой родовой герб, — книг о любви. Мне не хватило хорошего материала на уровне «Мостов округа Медиссон», я все равно анализирую аудио-визуальными образами, как киношник, не хватило «Мужчины и женщины», «Три тополя на Плющихе», «Ночного портье», а как иначе, мы все дети 90-х. Именно там приговорка есть: «Никогда не забывай, детка, что я не ухажер, а я насильник, сопротивление приветствуется!» Не хватило, поэтому я и решил написать про любовь.
Экстрим в любви
Экстрим в любви — это когда, как у меня в книге «Улисс», люди взрослые уже, но в состоянии еще любить. Не перешедшие эту стадию временную, когда даже любовь уже отходит на второй план перед вечностью, еще не наступившую, но уже движущуюся туда. Это как тугая спираль электричества в большой лампе уличного фонаря. Не домашней. Вот я и свел двух людей, взял эстетику поздней гнилой осени. Знаете, такое гнилое золото осени. Взял зомби-апокалипсис по эстетике дачных участков, к которым так наша душа рвется. Хотя внешне это очень некрасиво. Это хаос. Так вот моему герою за полтинник, здесь легче оперировать своим возрастом, мне 52, проще идеологию строить в данном произведении. Женщине на семь лет поменьше. Хотя в 45 — баба ягодка опять. А при нынешней косметологии, это еще минус двадцать лет. И я написал про это. И это был идеал, но бесконечно скучный. Я добился того, чего хотел добиться: он был тосклив, безнадежен, прекрасен и неприменим, как Полярное сияние. Поэтому решил отложить работу месяца на два. А потом неожиданно меня озарило, я понял, что зря отклоняюсь от своей тяги к фантасмагории. Я и сам такой человек чудной, как персонаж из сказки. Да так и есть на самом деле. Что есть жизнь — это сказка, которую каждый из нас пишет сам для себя. И когда появился элемент фантасмагории, мне удалось расширить пространство для маневра этих людей, чья жизнь без любви невозможна и состояться она не может, поскольку они обременены жизнью. И с удовольствием я завершил это дело. Я не стал форматить, обошелся без лишних описаний, мне было важно сохранить диалоговую часть и движуху. Настроенческие вещи давались мною специально. Я люблю украшения. Это как блюдо. Но заключение произведения нужно будет делать читателю. Я максимально уменьшил формат. Либо надо в сагу уходить, чтобы человек тонул там месяца три, либо нужно до двух электричек, двух проездов на метро по городу из конца в конец. Не то чтобы это специально, просто это логично. И хватило на то, чтобы остался воздух. Почему задумчивый роман, потому что, по большому счету, он ничего не говорит. Он только побуждает к размышлениям на тему последнего выбора любви.
Название произведения
Все очень просто, я терпеть не могу Джойса. Почему запомнили «Улисс», потому что это длинная и нудная книга. И она увенчала собой довольно мутный период постмодернизма в литературе. Это был идеал для того, чтобы показать, типа, вот он какой — модернизм. Нудня. Рогоносец ходит, мучается, и не повесится, и не напиться, не пойми чего. Поток сознания. После этого, надо сказать, термин — поток сознания, получил негативную окраску. Только потому, что его ассоциировали с «Улиссом». И вариант очень интровертный: возвращение к себе, говоришь о любви, когда ты говоришь о том, что могло произойти, если бы тогда вот… это внутренний процесс. Герой признается, что последние годы больше всего, честно говоря, ему нравилось спать. А тут все как-то оживилось.