Сегодня Денис Бургазлиев работает на две страны, и его лицо можно видеть как в прайм-тайме федерального российского канала в сериалах «Ищейка», «Операция 'Сатана», так и в немецком телевизионном эфире. Своим хобби считает музыку, довольно часто выступает на концертах и пишет саундтреки к фильмам коллег. И хотя порой считает себя «грустным демоном», впасть в меланхолию не дает семья, ведь Денис — не только отец взрослой дочери, но и молодой папа с трогательными хлопотами. Подробности — в интервью журнала «Атмосфера».

— Вы рождены в СССР, но ваше детство было не совсем советским. Отец, служащий в представительстве внешней торговли, часто ездил в командировки, многое оттуда привозил, и еще в школе вы занимались с репетитором английским языком…

— Да, наша семья три года жила в Кельне. Мне было тогда года четыре, но какие-то отдельные отрывки из того периода я помню. Например, веселый карнавал — и, конечно, наш двор, ближайшие улицы, соседей… Так, одна немка, когда мы выходили гулять, всегда угощала меня вкусными конфетами и традиционным немецким кренделем, обсыпанным крупной солью. Мама утверждает, что уже тогда я пытался говорить по-немецки. (Улыбается.) Мне это не запомнилось, но родители мыслили стратегически и всякие незатейливые комиксы, детские журналы, книжки покупали в большом количестве на немецком языке. Наверняка я их внимательно рассматривал, и они, к слову, все сохранились. Наверняка сейчас это богатство можно выгодно продать. Представляете, у меня есть комикс «Бэтмен и Робин» 1973 года!

— Как я понимаю, вы были домашним мальчиком?

— Не совсем. Хотя и не полностью дворовым. Иногда меня били ребята из соседнего района, но я сам первый никогда не ввязывался в драки. Неизменно избегал насилия.

— А как вам удавалось производить впечатление на слабый пол? Девчонки любят победителей.

— Ну, девочки не видели наших драк. А потом, когда собирались компании в подъездах, и тут заходил я — тринадцатилетний человек с сигаретой во рту, ниже всех ростом, с шутками, — обязательно производил эффект. Притом существовал независимо, не примыкал ни к какой группе. И в основном пользовался искусством дипломатии. Мог без проблем общаться с уголовными элементами, которых все сторонились.

— А как обстояли дела в школе?

— Все, что связано с прилежанием, усидчивостью, давалось мне с трудом. Я спасался общественной деятельностью: принимал участие практически во всех театральных постановках школы. Мне лучше было выйти на сцену, нежели сидеть за учебниками. Пожалуй, только литература, поэзия мне стала любопытна в старших классах. А вот преподаватель-репетитор по английскому сильно увлекла меня языком, поэтому он мне давался легко. Елена Зален-ская — суперталантливая женщина, читает книги только на английском и говорит абсолютно как уроженка Великобритании. Я и сейчас поддерживаю с ней связь, и на днях она мне помогала подготовить текст для кастинга в американский фильм — с правильным произношением и интонацией. Английский — это язык общения в мире, он необходим, чтобы общаться с людьми другой ментальности и культуры. Его знание мне невероятно помогло, когда я уехал вслед за первой женой в Германию. Тогда я еще не знал немецкого, а контакт как-то надо было устанавливать.

— А вы метите в Голливуд?

— Нет, проект, к которому я готовился, планируется совместный — Старого и Нового Света. Американцы многие свои фильмы снимают в Европе — в Берлине, Будапеште, Праге; они как раз этот рынок активно осваивают, и не имеет смысла лететь за океан.

— Вы, видимо, человек прагматичный.

— Вполне. Мне и осваивать нравилось всегда то, что в дальнейшем пригодится. Если это только не иррациональная любовь к музыке, которая у меня появилась в подростковом возрасте. У меня был друг Федор, который, к сожалению, погиб, — он учился в музыкальном училище им. Ипполитова-Иванова, был уникальным мультиинструменталистом, и именно он научил меня играть на гитаре, причем так, как сам умел, не академически верно, и я до сих пор так играю. Я азартный любитель. В юности создал свой коллектив, начал сочинять стихи, мелодии… Впоследствии даже стал приобретать винтажные гитары. И сегодня для меня лучшее время — когда я сочиняю новую песню. На концерты также выезжаю с удовольствием. Зову всех своих проверенных товарищей — барабанщика, гитариста, и мы с ними играем рок-н-ролл. Причем все деньги отдаю музыкантам: это же мое хобби. Но иногда режиссеры, которые о нем знают, просят записать песни для их картин, что я с интересом делаю.

— Из-за отсутствия первоначального музыкального образования вы все-таки выбрали театральный вуз?

— Сначала я — с мыслью об усилителях, звукоснимателях и колонках для разных музыкальных инструментов — пробовал пойти в Институт электроники и автоматики, но довольно быстро понял, что с физикой и математикой мне там не справиться. И выбрал Школу-студию МХАТ, после окончания которой был зачислен в труппу МХТ.

— Вы играли на одной сцене с легендарным Смоктуновским…

— Я тогда был совсем юным, начинающим артистом, внимательно наблюдал за Иннокентием Михайловичем, и он меня многому научил. Специально приходил ко мне в гримерку, беседовал. Я как спецкурс по мастерству прошел. Наверное, я был ему симпатичен, раз он это делал. Некоторые его фразы помню дословно. Например, он говорил: «Денис, преодолевая собственные страхи на сцене, вы в дальнейшем будете уже полностью владеть ситуацией, публикой и самим собой». И это я слышал от человека, масштаб личности которого, колоссальная энергия были буквально ощутимы. Даже в пожилом возрасте он обладал мощной физической силой. «Руки актера очень важны! — напоминал он мне. — Если хотите, я вам весь спектакль сыграю руками». У него они были красивые, точеные, с длинными пальцами… Не просто так его при при жизни называли гением. Вообще мне повезло работать с личностями незаурядными. Я играл и со Станиславом Андреевичем Любшиным, дай Бог ему здоровья, и с Петром Николаевичем Мамоновым, который в принципе особняком стоит в моей биографии. Когда-то наш совместный спектакль «Лысый брюнет» произвел фурор, и с тех пор мы не перестаем общаться. Мамонов — грандиозный, на экране появляется редко, но метко. Его заваливают сценариями, но большинство его не трогают. А тут недавно звоню ему в деревню, где он обычно проживает, и его супруга мне рассказывает, что он загорелся идеей какой-то студентки и уехал сниматься бесплатно в сорокаминутной ленте во Владимир. Петр Николаевич все делает в кайф! И это очень мудро. Я тоже так стараюсь.

— Поклонницы вас не донимают?

— Мне кажется, их уже не осталось. (Улыбается.) Некоторые активизируются лишь во время демонстрации того или иного сериала: пишут поэмы, какие-то откровенные признания, которые жутковато даже читать. Но в основном люди искренне интересуются, чем я живу. Одна из пишущих, Александра, подарила мне мини-копию моей гитары, выполненную из дерева, со струнами, со звукоснимателями…

— Хочу вернуться немного назад. В Германии вы оказались благодаря первой жене Марине?

— Да, я же очень тосковал по нашей дочке. (Улыбается.) Сашке уже было три года, она там росла без меня, и я никак не мог с этим смириться. Кроме того, тут в девяностые годы перспективы нормальной работы не было. Естественно, я присоединился к семье, хватался за работу бармена, распространителя рекламы, грузчика, и мы старались побыстрее ассимилироваться. Марина, тоже актриса, выступила нашим агентом, настойчиво везде рассылала резюме, и уже через год у меня дело пошло: на одной из проб я подружился с крупнейшим кастинг-директором и начал сниматься в телесериалах, в кино, затем поступил в театр Ганновера. Несмотря на объективные сложности, для меня это было счастливое время, хотя и не хватало долгих душевных разговоров с друзьями. В общей сложности девять лет я жил не в России.

— Старый Свет вам привил какие-то устойчивые привычки, вкус в одежде?

— В молодости я мало уделял внимание своему внешнему виду. Грамотно составлять гардероб научился довольно поздно — где-то лет в тридцать. Это случилось в Германии, причем когда я развелся с первой женой.

— Дочка осталась там?

— Да, Александре сейчас двадцать пять лет, и она актриса: закончила Высшую школу театра в Лейпциге, по распределению попала в Драматический театр Дрездена. Я был на ее постановках. А сейчас она подписала двухлетний контракт с театром Кобурга. У нее по пять премьер в сезон, поэтому сниматься в кино она пока не успевает, при том, что впервые вошла в кадр еще одиннадцатилетним ребенком. К музыке она тоже неравнодушна: играет не только на фортепьяно, но и на барабанах. Саша — девушка волевая, может быть жесткой, знает чего хочет. Но со мной она советуется. Относительно мальчиков, разумеется.

— Вы видели ее бойфрендов?

— Видал. С двумя последними даже познакомился. Но они мне не понравились. Дочь с моим мнением впоследствии согласилась.

— Уже почти год вы выступаете и в новой роли — молодого отца. Как вам эти ощущения?

— Впервые я стал отцом в двадцать три года, когда жизнь была исключительно интенсивной, буквально била ключом, и тогда это событие до конца не осознал — просто меня накрыло какой-то общей эйфорией, и дальше я на скорости проскакивал важнейшие этапы: ну, растет человек и растет. Раз — уже и на ногах стоит, а когда это произошло впервые, я даже не отметил про себя. А сейчас, с моей нынешней женой Алией, у нас все происходит продуманно, взвешенно, я стараюсь ничего не пропустить. У меня существенно поменялся образ жизни: он теперь целиком зависит от ребенка, и это чрезвычайно мобилизует. Я с радостью гуляю с сыном, купаю его вместе с женой, каждый вечер играю ему на акустической гитаре песенки про него… Сначала он пугался, а потом привык к громкому звуку, начал улыбаться. Кажется, серьезный и наблюдательный парень у нас растет.

— Тимофеем вы ребенка назвали в честь своего героя в популярном сериале «Час Волкова»?

— Выбор у нас занял длительное время. Но Тимофей — имя красивое, редкое, со значением. Плюс ко всему я лично проверил его, жил с ним в кадре около пяти лет и точно знаю, что с ним хорошо.

— Ваша супруга — Алия Хасенова, балерина; вы уже двенадцать лет вместе, и познакомил вас друг Евгений Стычкин. Она ваша полная противоположность?

— Можно так сказать. Я люблю порой посидеть в одиночестве, в темноте, «словно сыч на дереве сухом». (Улыбается.) В такие моменты Алия называет меня Демоном (имеется в виду иллюстрация Врубеля к поэме Лермонтова «Демон»). Она сама энергичная, громкая, веселая, хохочет все время — и умеет вернуть меня к действительности из состояния меланхолии.

— Казахские блюда вам готовит?

— Плов из баранины делает виртуозно и ругает меня, что я мало ем мяса. Но вообще-то я его люблю. (Улыбается.)

— Вы были на всех спектаклях жены?

— Конечно. Сейчас она танцует в труппе балета «Москва». А до этого в течение восемнадцати лет служила в Кремлевском балете.

— И каково это — жить вместе с балериной?

— Когда видишь их изматывающий, адский труд с суровой дисциплиной, ноги, стертые в кровь, понимаешь, что драматические артисты — народ вальяжный, эгоистичный и избалованный. Знаете, рядом с Алией я почти перестал жаловаться по пустякам. Стыдно.

— Семь лет назад, я слышала, вы устроили большую свадьбу у нее на родине — в Алма-Ате, причем в сугубо национальном духе…

— Мне нравится прилетать в Алма-Ату и общаться с ее родителями, братом, близкими. Это гостеприимные, открытые, доброжелательные люди. Они нам и устроили этот праздник. Это были так называемые проводы невесты из родительского дома — узату, когда отец отдает свою дочь ее будущему мужу. Там специальные обряды, нас обсыпали конфетами, монетами, потом мы переступали через шкуру лисы… И в итоге были застолье и выступление фольклорных ансамблей. Так что сначала мы гуляли там, а потом уже расписались в Москве и для нашей компании арендовали кораблик, на котором и отметили это событие. Играла моя рок-группа, также я пригласил друга — диджея Мишеля PHONEM из Ганновера, который не давал нашим гостям скучать.

— Все-таки связь с Германией у вас крепкая. Вернувшись в Москву, вы продолжаете сниматься в немецких проектах. Пожалуй, самый нашумевший из них — сериал «Вавилон–Берлин»…

— О, он крутой! И вовсе не потому, что я в нем принимал участие. (Улыбается.) Сериал невероятно качественно сделан и захватывает зрителя мгновенно. Это такой серьезный европейский удар по американским аналогам. И, между прочим, он самый дорогой за всю историю европейской телевизионной индустрии. Его делали три ведущих молодых немецких режиссера — Ахим фон Боррис, Хендрик Хандлегтен, известный по ленте «Гудбай, Ленин!», и Том Тыквер. Так получилось, что весь свой съемочный период я провел именно с ним, и это была редкая удача. Том — тонко чувствующий режиссер, умеющий все самое глубокое вытащить из актеров, а еще удивительно слышащий музыку, поскольку имеет высшее музыкальное образование, и даже сам сочиняющий композиции для своих картин. Поэтому у них такой органичный темпоритм, и даже диалоги выстраиваются словно по схеме музыкального произведения. Такой подход мне очень близок.

— Вы были вместе на площадке с немецкими теат-ральными звездами. Например, с актером Ларсом Айдингером, известным у нас по роли царя Николая Второго в картине «Матильда». Он был поражен тем, что на съемках кормят в вагончиках. А в чем, на ваш взгляд, разница между организацией съемочного процесса у нас и за рубежом?

— Там главная задача — обеспечить максимальную заботу о людях на площадке. То есть, если смена двенадцать часов, тебе всегда будут доступны вода и еда. Кроме того, там отличные вагончики — комнаты отдыха. Они почему-то всегда исключительно новые, со свежим бельем, со спутниковыми антеннами, с маленькими буфетами, барами… Если вдруг происходит какая-то заминка, то ты можешь выпить свежевыжатый сок с бутербродами, которые тебе принесет личный ассистент. Психологически это комфортно, поскольку не возникает других забот, кроме твоей основной функции здесь. Поэтому я могу себе представить, что российские условия вполне способны иностранного артиста слегка озадачить. Ларс, кстати, об этом мне тоже говорил. Мы с ним теперь приятели, иногда созваниваемся, я хожу к нему на спектакли, в клубы, где он работает диджеем. Между прочим, на его сеты не попасть: километровые очереди. Он ведь ведущий диджей в стране! А в продолжение темы сравнения кинопроцессов еще могу сказать, что, увы, у нас много случайных персонажей на площадке…

— По каким критериям вы выбираете материал для работы?

— В моей биографии есть проекты более удачные, менее удачные, но такие, за которые мне было бы стыдно, к счастью, отсутствуют. Бывает, материал присылают довольно средний, но я соглашаюсь, поскольку знаю, что режиссер не слабый, и если с ним найти общий язык, результат может получиться достойный. Вот сейчас я занят у Тимура Кабулова в замечательном восьмисерийном проекте «Первые встречные». Недавно прилетел из Германии, где закончил работу в популярном криминальном сериале. Мне там досталась главная роль в одной из серий. И скоро я опять туда уеду уже для продолжения съемок проекта «Вавилон–Берлин», а также для участия в сериале «Место преступления» для первого немецкого канала. Это долгоиграющая история, запустившаяся еще в прошлом веке, — вроде нашей «Следствие ведут знатоки».

— Вам везет на криминально-приключенческий жанр…

— Да, с драмами пока негусто. Но мой кумир — Чаплин, и я бы не отказался от комедии, несмотря на все ее сложности. (Улыбается.)