Мы помним Энн Хэтэуэй еще молоденькой девчушкой с огромными глазами, которая сначала училась быть принцессой, а потом подносила кофе главному редактору глянцевого журнала в исполнении Мэрил Стрип и бегала по ее поручениям. Но сейчас актрисе уже тридцать пять, она замужем и растит сына Джонатана. Это взрослая, уверенная в себе женщина, давно забывшая о детской наивности, но по-прежнему оптимистично смотрящая в будущее. Энн признается, что люди часто причиняли ей боль, но теперь она наконец счастлива.

— Энн, привет! Ты совсем не меняешься. Наверное, на пробах готовы отдать тебе любую рольпросто за красивые глаза?

— Спасибо за комплимент. Мое лицо очень изменчиво. Вообще в актерской профессии внешность — это инструмент, без которого никуда.

— Ты всегда считала себя красивой?

— Нет. В подростковом возрасте я думала, что уродина. До четырнадцати ходила в рубашках старшего брата, а косметикой вообще не пользовалась. Только в восемнадцать наконец приняла свою внешность. Я стала нравиться себе, и это был шок. И главное, мне понравился ритуал ухода за собой, украшения себя. В нем была какая-то глубинная женственность.

— В последнее время ты выбираешь довольно необычные фильмы, чего только стоит «Моя девушка — монстр». С чем это связано?

— Честно говоря, сама точно не могу ответить на этот вопрос. Просто главная героиня Глория показалась мне очень живой и настоящей. Саморазрушение захлестнуло ее, но справиться с последствиями своих поступков она не может, ей не под силу их даже принять. Я постоянно вижу подобные ситуации вокруг, причем часто это связано с алкоголем. Вроде нормальные люди, живут, ходят на работу, но они алкоголики, и никто об этом не знает.

— А сама ты как справляешься со сложностями?

— В монстра, конечно, не превращаюсь (хохочет), но были моменты в моей жизни, когда на меня наваливалось слишком много всякой гадости, и да, признаюсь, я тогда пила чуть больше дозволенного. Я была хорошим человеком, но людей часто подводила. Положа руку на сердце, скажу, что друг из меня выходил неважный. Слава богу, я смогла с этим справиться до своего тридцатилетия, хотя и сейчас далеко не идеал. Иногда я просыпаюсь утром с мыслью: боже мой, что я опять наделала прошлым вечером!

— Существует стойкое мнение, что после тридцати все уже знают, чего хотят от жизни…

— По-моему, это полная чушь. Людям хочется в это верить, пока им еще не стукнуло тридцать. Кажется, что потом станет проще. Да, тебе уже никогда не будет двадцать или пятнадцать, но жизнь идет одинаковыми периодами: настает время, когда все вдруг разваливается, и мы собираем себя по кускам, потом все вроде бы хорошо, но в любой момент опять может дать трещину… Многие думают, что можно взять свои достижения и положить на полку, но на самом деле паузу нажать нельзя, ведь эта самая полка может просто обвалиться. (Смеется.) Стабильности не существует, и нужно быть готовым ко всему, а самое главное — в череде неприятностей не озлобиться и сохранить себя. Мне столько раз причиняли боль близкие люди, что в какой-то момент хотелось стать монстром и ответить им той же болью. Но так нельзя, от этого тебе не станет легче. Надо учиться прощать и идти дальше.

— Ты считаешь, что у каждого есть темная сторона?

— Конечно, мы же не что-то статичное, мы живые люди. Если кто-то кажется вам идеалом, не способным на гадости, представьте, что он может нагрубить официантке в ресторане или изменить жене. И сказать потом: просто не удержался. И наоборот: в самых плохих людях всегда есть капелька хорошего. Вот такая я наивная.

— Как ты относишься к социальным сетям?

— Честно? Это похуже алкоголя! Я сама слишком часто проверяю почту, всякие мессенджеры и Инстраграм. Но несколько недель назад мы всей семьей поехали отдыхать, и я умудрилась забыть телефон дома. Сначала меня охватила паника, но потом я решила провести эксперимент. В итоге оказалось, что без телефона я больше замечаю, лучше общаюсь с близкими, я, кажется, даже стала лучшей мамой для сына. Надеюсь, Джонни хоть заметил, у него-то гаджеты никто не отнимал. (Смеется.) Как только мы поднимаем трубку телефона, то сразу покидаем эту реальность, рядом может хоть астероид упасть, вряд ли мы заметим.

— Ты стала философски воспринимать жизнь?

— Может быть, и так. Я поняла, что могу быть хорошей, могу быть плохой, а могу — чем-то средним. Мне нравится цитата персидского поэта Руми: «Где-то между добром и злом есть сад. Я буду ждать тебя там». Иными словами, я не собираюсь никого судить, что также дает мне право быть никем не судимой. По-моему, очень удобно. Пожалуй, так и буду жить дальше.

— Расстраиваешься, если случается что-то плохое?

— Не так, как раньше. Помню, мне было пятнадцать, мне отказали на прослушиваниях, наверно, сотню раз, я сидела на кухне у родителей и рыдала, как белуга. Вернее, валялась на полу и помирала от горя. Сейчас просто смешно. Буквально недавно я сама отказывалась от ролей, потому что ждала ребенка. Это было для меня куда важнее съемок в кино. Тем более что забеременеть оказалось очень непросто. Нам с мужем понадобилось довольно много времени, прежде чем все наконец получилось, поэтому к своему положению я относилась с огромной осторожностью.

— Ты часто говоришь, что очень нуждаешься в своем муже Адаме. Что для тебя значат эти слова?

— Именно то, что я говорю: он нужен мне. Сейчас принято ни в ком не нуждаться, общество требует от женщины такого подхода, но я не скрываю: я нуждаюсь в своем муже. Мы решили строить жизнь вместе, и если один из нас вдруг испарится, будет не хватать ровно половины. Я знаю, что со всем могу справиться сама, и много раз это доказывала. Но зачем? С ним намного лучше.

— Как ты поняла, что эти отношения отличаются от всего, что было в твоей жизни?

— Пожалуй, раньше я не встречала никого настолько доброго и открытого, как мой муж Адам. До него у меня были отношения, где мне все время врали, добротой там и не пахло. Наверное, это научило меня ценить хорошее в людях. Думаю, говорить о своем прошлом даже полезно, это что-то вроде психоанализа, только без визита к психологу. Когда я встретила Адама, то сразу поняла, что мужчины вроде него — большая редкость, а значит, надо хвататься за него изо всех сил и не отпускать. Может, для этого все и произошло, чтобы я поняла: обжегшись на молоке, не стоит дуть на воду. Неудачные отношения случаются у всех. Но это не значит, что после них не может быть хороших и даже замечательных, как произошло у меня.

— Ты сейчас говоришь о своем бывшем парне, Рафаэлло Фольери, который оказался аферистом?

— Да, о нем. Я была так молода, когда мы начали встречаться, — мне был всего двадцать один год. Я влюбилась. Мы были вместе около четырех лет. И это было здорово и роскошно — лофт в манхэт-тенской башне Трампа, благотворительный фонд… В конце концов я ведь получила очень традиционное воспитание, мы просто средний класс, у родителей не было лишних денег. А тут и первый успех, и баснословное богатство возлюбленного. Я не разбиралась, откуда оно. А вы бы разбирались? Ответ ведь был очевиден: конечно, он зарабатывает так много, потому что он потрясающий. Но потом как-то исподволь отношения начали разлаживаться. Разговоры о каких-то моделях, с которыми видели Рафаэлло, пока я была на съемках. Разные мнения решительно обо всем и постоянные ссоры. В общем, отношения наши становились все более болезненными, и я начала задаваться вопросом: а стоят ли они того? А тут следствие, ФБР в квартире, мой дневник как улику конфисковали. И я ушла. Не выдержала новой порции боли. Меня обвиняли, что я бросила его из-за ареста, но это не так: он просто стал последней каплей.

— Как ты это перенесла?

— Даже после предательства Рафаэлло я продолжаю верить людям, может, это и глупо. Сейчас, конечно, я уже не бросаюсь в омут с головой, стараюсь быть максимально открытой, но все же наблюдать за тем, как окружающие себя ведут. Когда раскрылись его аферы, я почувствовала себя идиоткой, думала, близкие от меня отвернутся, но семья, друзья, даже незнакомые люди — все меня поддержали. Именно благодаря этому я смогла справиться. Особенно помогли родители, они у меня такие понимающие! Когда мой брат Майкл признался в своей гомосексуальности, мама с папой сказали, что любят его любым. К сожалению, их церковь не одобрила подобного поступка, поэтому родителям пришлось уйти. И кстати, когда Майк и его партнер решили заключить брак, им пришлось делать это в Канаде, ведь в Америке подобные союзы нелегальны. Я считаю это ужасной дискриминацией и хочу, чтобы мой брат имел такие же права, как и я.

— Ты полностью разорвала отношения с Рафаэлло?

— Да, я сразу ушла, когда все поняла. Полицейские помогли мне разобраться в его махинациях: оказывается, он продавал недвижимость католической церкви по рыночной цене. После суда мы прекратили всякое общение. На память у меня остался лабрадор Эсмеральда, которого подарил Рафаэлло. В свободное время я обожаю гулять с собакой. После разрыва я и не думала искать ей нового хозяина, ведь это моя закадычная подруга. А настоящих друзей не предают! Эсмеральда помогла мне пережить депрессию, и я буду с ней до конца.

— Ты начала встречаться с Адамом всего через несколько месяцев после разрыва с Фольери…

— Что тут скажешь, любовь приходит, когда приходит. (Пожимает плечами.)

— А как начались отношения?

— Мы познакомились на вечеринке у моего брата. Правда, Адам был с девушкой, поэтому я не обратила на него особого внимания. Потом мы снова встретились, он к тому времени уже был свободен и, как выяснилось, расстался с подругой, потому что влюбился в меня с первого взгляда — ну, он так говорит. Адам не мог купить мне полмира, зато он был заботлив и с ним так спокойно. В общем, я тоже влюбилась. Спустя два года мы стали жить вместе, а потом он подарил мне кольцо собственного дизайна — к тому времени Адам уже занялся изготовлением ювелирных изделий под маркой James Banks — и предложил стать его женой. Но мне так не хотелось выходить замуж с остриженными волосами, я ведь тогда только закончила сниматься в «Отверженных». Так что свадьбы мы ждали целый год, зато она в итоге была волшебной.

— Чему же Адам научил тебя?

— Большую часть жизни я провела с чувством отвращения к себе. Да, я этого не стесняюсь. Но в какой-то момент нашей совместной жизни я подумала, что могу и дальше себя ненавидеть или позволить себя любить. Несложно догадаться, что я выбрала. И я сама стала учиться любить себя, чтобы Адаму было со мной проще. Мне были очень важны наши отношения. Так хотелось, чтобы все у нас получилось. Сложно довериться другому человеку, но хочется думать, что я смогла это сделать. Хотя, если честно, я не уверена, что брак или моногамия подходят всем. В моем случае просто все так удачно сложилось, что я встретила мужчину, которого мне полностью хватает. Считаю, что мы с ним отлично дополняем друг друга.

— Твой муж еврей. Как ты относишься к его вере?

— Я его всегда поддерживаю. Просто потрясающе проводить еврейские праздники с семьей Адама — это так сближает нас всех. Как-то я спросила его, хочет ли он, чтобы я приняла его веру, и он ответил: только если ты сама к этому придешь. Но пока я не чувствую, что готова полностью принять какую-то религию: буддизм, христианство, иудаизм — в каждом учении есть что-то хорошее, и многое мне нравится.

— Кем ты хотела стать в детстве?

— Ну конечно, актрисой! Шучу! (Хохочет.) Если честно, я хотела стать монахиней аж до пятнадцати лет. Меня воспитывали в католических традициях, но когда церковь отвергла моего брата Майкла из-за его ориентации, я решила, что не готова быть ее частью. Ну и так удачно сложилось, что моя мама Кейт Маккалей была известной театральной актрисой, так что я решила пойти по ее стопам. Идея, конечно, не была спонтанной, к этому у меня были все предпосылки. В десять лет я впервые вышла на сцену, а потом благодаря маме стала учиться в высшей школе Мельбурна по особой программе, развивающей творческое начало. Вскоре я начала сниматься в кино. В 2001 году случился прорыв, меня стали узнавать благодаря «Дневникам принцессы». На прослушивании я случайно упала со стула и тут же получила роль. Режиссер фильма Гарри Маршалл потом сказал, что я напомнила ему молодую Одри Хепберн, это было так мило. После этого фильма ко мне чуть не приклеился ярлык Золушки. Примерно в том же амплуа я сыграла в «Дьявол носит Prada», но, слава богу, потом проекты стали более разнообразными.

— Правда, что вы с мамой играли одну роль?

— Да, она исполнила в театральном мюзикле «Отверженные» роль Фантины — несчастной матери, вынужденной ради своей дочери заняться проституцией. Та же роль досталась мне в фильме «Отверженные» 2013 года. На пробах я спела песню о рухнувшем мире и мечтах героини. Режиссер Том Хупер был растроган до слез. А потом все оказалось не зря — мне дали «Оскар» за роль второго плана. Кстати, мой первый «Оскар».

— После церемонии тебя обсудили во всех журналах за прозрачное платье. Как ты это восприняла?

— Сначала я просто сгорала со стыда, читая всю эту вереницу статей, а потом решила извлечь урок. Перед тем как куда-то пойти, я фотографируюсь со вспышкой. Таким образом можно проверить, все ли в порядке в одежде и не просвечивает ли ткань.

— Ты снялась в чисто женском проекте «Восемь подруг Оушена». Как считаешь, время мужского доминирования в кино проходит?

— Честно? Мне кажется, в Голливуде никогда не будет равноправия. Я не говорю об этом со злобой, просто факт. Пока что, во всяком случае. Все потихоньку меняется, и «Восемь подруг Оушена» тому доказательство. Этот фильм совершенно уникальный. Он действительно демонстрирует женскую силу. Еще бы, на площадке собрался такой мощный состав: Сандра Буллок, Кейт Бланшетт, Хелена Бонэм Картер, Рианна и другие. Я и раньше играла в фильмах, которые строятся вокруг героини, но все же никогда не видела ничего подобного. В таком фильме нужно полностью менять свой стиль игры, тут тебя не поддержит мужчина. Так странно быть окруженной одними дамами!

— А что насчет кинофильмов, которые снимают женщины-режиссеры?

— Наверное, я шовинистка. Когда я знаю, что кино сняла женщина, то сразу начинаю искать в нем недостатки. Такого нет, когда я смотрю фильм, снятый мужчиной. Пока никак не могу побороть это в себе. Даже несмотря на то, что я снималась у Лоне Шерфинг в картине «Один день». Я не смогла ей довериться, и сейчас понимаю, что это было именно потому, что она женщина. Выходит, что я отнеслась к ней несправедливо только из-за ее пола. Сейчас понимаю, что это просто ужасно. А тогда я пыталась противостоять ей на площадке, не выполняла ее команды. Мне безумно неудобно, но об этом нужно говорить. И самое ужасное, что я так и не извинилась перед Лоне за свое непотребное поведение. Обязательно сделаю это сейчас, после интервью.

— Скоро у тебя выходит фильм «Отпетые мошенники», который является ремейком одноименного фильма 1988 года. Как ты считаешь, сейчас настало время ремейков и продолжений или все же оригинальные проекты имеют право на существование?

— Я в этом бизнесе с шестнадцатилетнего возраста, так что розовые очки уже давным-давно сняла. Конечно, придумать новую идею намного сложнее, чем переснять готовую. Никто не даст вам гарантий, что фильм в итоге снимут, даже если сценарий окажется отличным. За примерами далеко ходить не надо: каждый год куча шикарных сценариев отправляется на полку, порой навсегда. Но делать что-то надо, поэтому ремейки никуда не денутся. Продюсеры до сих пор верят, что так меньше шансов на провал, хотя оригинальные проекты типа «Начала» Кристофера Нолана или «Аватара» Джеймса Кэмерона уже давно доказали обратное. Фильм просто должен быть хорошим, тогда он обречен на успех. Я всегда с огромным удовольствием снимаюсь в таких проектах, новизна безумно привлекает!

— Видя все, что случается в мире, неужели ты остаешься оптимисткой?

— Я понимаю, что от моего мнения в действительности мало что зависит глобально, поэтому стараюсь концентрироваться только на том, что важно лично для меня. Точно знаю, что не позволю отнять у нас те свободы, которые так упорно зарабатывались, это касается и гендерных ролей, и женской сексуальности. Важно сохранить все это для наших потомков, и я уверена, что так и будет. Наверное, со мной что-то не так, но я точно оптимистка. (Смеется.)