Заслуженная артистка России Наталия Москвина — певица с характером. Она пробовала работать в разных жанрах — от рока до мюзикла, «случайно» нашла себя в романсах, где наиболее полно раскрылась. Певица побывала в «горячих точках», активно занимается благотворительностью. WomanHit.ru встретился с артисткой.

Несекретные материалы

Наталия Москвина родилась в Оренбурге, с детства занималась на фортепиано, участвовала в школьных спектаклях. После окончания Оренбургского музучилища переехала в Москву, поступила в Российскую академию им. Гнесиных на эстрадный вокал. Уже с той поры ее учителями становятся и Лев Лещенко, и Иосиф Кобзон. Одновременно пишет песни, участвует в фестивалях, много гастролирует. Перебирает разнообразные жанры: исполнила партию Царевны в мюзикле «Тот самый Емеля» Михаила Шаброва и Вячеслава Добрынина. Обращает пристальное внимание на русские романсы, записывает первый альбом. Параллельно получает диплом юриста в качестве второго высшего образования. Снялась в небольшой роли медсестры в киноленте «Госпиталь». Два года назад начала сотрудничать с писателем-сатириком Михаилом Задорновым, выпустив совместный диск «Незадушенная задушевность» на стихи Евгения Евтушенко и музыку Алексея Карелина. Также с Задорновым дуэтом были записаны песни на стихи Леонида Филатова, музыку Владимира Качана — «Мгновения тишины» и «Апельсины цвета беж». Выступала и выступает в «горячих точках» — от Чечни до Сирии…

— Наталия, сейчас многие говорят о кризисе не только экономическом, но и культурном. Многие отмечают большой дефицит новой музыки и новых исполнителей. Как вы к этому относитесь?

— Меня это тоже очень беспокоит. Я сейчас много времени провожу на разного рода фестивалях в качестве члена жюри. Вижу кризис жанра — и песенного, и инструментального. Мне кажется, наша беда в том, что мы всем непременно хотим понравиться. С одной стороны, нам вроде бы на всех наплевать, с другой, все равно важно, что про нас скажут соседи. А раз нам это важно, то, как следствие, мы начинаем подражать. Детские коллективы и в Москве, и в регионах поют в основном по-английски. Я говорю — зачем? Для чего? У нас же есть, например, Шаинский, Максим Дунаевский, Александра Пахмутова — хорошая мелодичная основа. Кроме того, я всегда выступаю за то, чтобы ребенок вышел петь под живой аккомпанемент. Все что угодно, но только не фонограмма!

— И пусть концертмейстер неумелым будет…

— Пусть каким угодно будет, но все равно рядом с тобой сидит живой человек, и мы вместе как-то вырулим на сцене. Фонограмма — всегда мертвечина. Теперь дальше. Вот я окончила Гнесинку, это такое наше как бы классическое образование. Не знаю, как сейчас, но в наше время все выходили и пели песни Уитни Хьюстон, Мэрайи Кэри. Лев Лещенко (как педагог) на экзамене однажды воскликнул: «О! Шестой „Титаник“ уже пошел!» Одно и то же подряд! Конечно, так легче: скопировать, и все. Но копия — не оригинал. И это нужно помнить. Ищи свое, будь собою и не старайся всем нравиться. Почему у меня столько метаний в жанрах было? Именно потому, что хотела нравиться — прежде всего телевидению и радио. Увы, наши радиостанции в девяностые очень серьезно испортили людям вкус, потому что некомпетентные менеджеры-редакторы диктовали, что петь и что не петь. Приходишь к ним: «Ой, ну вот это еще ничего, а вот это надо переделать, потому что неформат. Ты пойди вот к этому композитору, заплати ему, закажи аранжировку…» И так артисты шли, заказывали, проходили годы, а их все равно не брали.

— Что приводило к отчаянию?

— Отчаяние — не то слово. У меня дошло до того, что я просто бросила петь. Сама себя вытолкала со сцены на несколько лет, причем на пике востребованности. Почувствовала усталость от прилаживания себя буквально ко всему, стала забывать, какая я на самом-то деле. Романсы мне петь в больших сборных в концертах не давали, не модно. Но только в них тогда я чувствовала свое спасение от попсового трафарета. Ушла. Путешествовала, занималась духовными практиками, строила дом, но не пела. И по прошествии лет поняла, насколько этот перерыв был важен для внутреннего наполнения. Хорошо, что особенно в этот момент своей жизни я нашла полное понимание в семье. Мой муж ни к чему меня не подталкивал, не задавал лишних вопросов, просто поддерживал. А я имела возможность уделить больше времени ему.

— А сейчас в вашем репертуаре появились песни на стихи Евтушенко…

— И Евтушенко, и Филатов, и романсы прекрасные, и все замечательно работает на сцене и воспринимается людьми. Народ изголодался по натуральному. Сколько можно всех кормить пестицидами. Те, кто просчитывает рейтинги, держит наш народ за необразованных дикарей. С этим всю жизнь и сталкивалась — напою устроителям концертов для примера две строчки из Михаила Шаброва, нашего выдающегося поэта-песенника, или из Евтушенко, а мне: «Ой, медляк, медляк, это не будут слушать». Вот так и живем, чему тут удивляться? Когда возникла идея сделать альбом на стихи Евтушенко, это казалось далеко от реальности. Никто из композиторов не справился с задачей, потому что привыкли мыслить трафаретно. А здесь смелость нужна и свобода. Мой друг Алексей Карелин справился с задачей создания музыки на непесенные стихи довольно легко, а я, несмотря на пессимистичные высказывания некоторых коллег, стала исполнять эти песни в каждом своем и сборном концерте. Эффект был выше всех ожиданий. Казалось, слушатели услышали наконец-то, что давно хотели услышать. А я себя почувствовала на сцене так, как давно мечтала.

А люди у нас все равно сердечные, душевные. Просто им навязали за долгие годы рыночных отношений мысль о том, что сердечным и открытым быть невыгодно, каждый сам за себя. Нам навязали форму поведения «брать, пока плохо лежит», «брать, пока никто не видит», «чем ты агрессивнее, тем лучше, пусть все боятся» и так далее. Что меня больше всего тревожит, так это подмена ценностей и роли каждого внутри семьи и навязывание подрастающему поколению потребительского отношения к жизни и окружающим. Нужно понимать, что никто никому ничего не должен. Ты сам воспитываешь себя и своих детей, а не школа и Интернет. Постарайтесь разъяснить своей юной дочери, что стандарты красоты и отношений от рынка не зависят. Не нужно быть ни хищницей, ни охотницей, чтобы встретить свое счастье. Не нужно лепить из себя силиконовую куклу для того, чтобы встретить олигарха и захомутать его. А что потом? Потом он встретит другую силиконовую куклу — помоложе. И? Нужно вкладывать силы в наполнение души, чтобы было чем поделиться со своим любимым и детьми впоследствии. Чтобы было чем обогревать свой очаг. Расскажите сыну, что сила — это не синоним грубости и хамства. Мужская красота — это не серьги в ушах и татуировки, а понимание любви к нашей земле. Без нее мы ничто. Это наш дом, его нужно уметь защищать и отстаивать. Пустота может породить только пустоту. Душевный вакуум деньгами не восполнить. Мне в семье внушали мудрую мысль: мужа нужно себе растить самой. Взяться за руки и вместе идти по жизни и строить все тоже вместе.

— Ваше настроение трудно назвать оптимистичным…

— Конечно, я сейчас рискую показаться такой ворчливой и всезнающей, но профессия моя такова, что поневоле становишься рентгеном, изучаешь человеческие души. Думаю, если в каждой семье поставить девочкам и мальчикам мозги на правильное место, дать им ориентиры, то тогда и пригодится такая душевная певица, как великая Анна Герман. Я же вижу на концертах, что нужна она. Ну сколько можно певицам выходить на сцену в стиле «я немножко не одета». Есть принципы уместности, понимаете? И целесообразности. Всегда нужно понимать: чего ради? Анна Герман выходила на сцену в скромных длинных платьях и была безумно интересна. И если бы она не ушла из жизни так рано, то до сих пор была бы желанна… Как Валентина Толкунова оставалась до последнего востребована, хотя и она не избежала депрессии, когда начались в девяностые эти «два кусочека колбаски»… и под них колбасило всю страну… Для меня является величайшим комплиментом, если кто-то после концерта скажет: «Вот здесь ты чем-то напомнила Толкунову или Анну Герман». Я на десятом небе от счастья, значит, какие-то струнки поймала…

— Но девочек сейчас не увлечешь песнями Анны Герман…

— А зря. Хочу к девочкам обратиться. Можно спорить без конца, кто в семье что должен. Но все держится на согласии, и климат в семье регулирует женщина, а для этого нужны мудрость и терпение. Присмотритесь к Анне Герман — вот вам эталон женщины, в которой и красота, и мягкость, и сила, и мудрость, и трудолюбие, и талант. Женщина должна уметь и успевать гораздо больше, чем мужчина. Держать в порядке дом и всех членов семьи. А мужчина должен заботиться в том числе и о нашем общем доме. Это в принципе и есть патриотизм. Он в душе должен быть с самого рождения. Тогда не придется искусственно его прививать. Родина — это мы. Родина — это в своем доме не гадить. Надо помнить об этом. Я за то, чтобы в доме было чисто. Чтобы дети наслаждались красотой. А кто эту красоту создаст? Только женщина. А то нам внушили, что кто-то придет и за нас все сделает. Мы стали потребителями. Нужно из себя это потребительство изгонять. Сам возьми и сделай. Нужно разбудить что-то в людях! Но давление телевидения и Интернета настолько мощное, что такое негативное воздействие побороть очень сложно. Человек должен сам ко всему подходить избирательно. Он же не ест все подряд, подбирая с пола, например. Так и здесь, должно быть какое-то самосознание. Что такое сознательность? Это те же десять заповедей, которые не ахти что такое, а просто правила жизненного движения.

— Наверное, можно это сравнить с правилами дорожного движения…

— Конечно, мы садимся, пристегиваемся, заводим двигатель, включаем поворотник, трогаемся, видим знаки, пешеходов пропускаем… вот они — эти десять заповедей! «Помеха справа», «главная дорога», «не сбей человека». Все просто. И нужно помнить: заедешь за полосу — штраф, проедешь на красный — отнимут права. Каждый должен помнить, что придет расплата, если заедешь за линию. Вот мы говорим — «свобода, свобода…» Но мы почему-то забываем, что наша личная свобода заканчивается там, где начинается свобода другого человека. Мы все время стремимся наехать на чужую линию. Разве не так? Я на себе это все время ощущаю. Все хотят надкусить побольше. Давайте вспомним рассказ Толстого, когда крестьянину сказали: ты заберешь земли столько, сколько запашешь до зари. Он запахался до смерти. Сколько же ему в итоге понадобилось земли?.. Друзья мои, не нужно портить друг другу жизнь. Все возвращается обязательно и всегда. Когда мы эти заповеди поймем правильно — что будут, образно говоря, штрафы, санкции, что будешь невыездным, в конце концов, — у нас все, может быть, по-другому в стране и сложится. Потому что пока эти заповеди воспринимаются как нечто такое «для верующих», и только в церкви… свечку поставил, вроде как отмылся, вернулся — и опять безобразничаешь. Это нечестно… Придет время платить по счетам.

— После Гнесинки вы работали в Театре эстрадных представлений у Льва Лещенко. Он многое вам дал в качестве педагога?

— Еще бы. Я многому у него научилась. Закулисная школа — это очень непростая наука, и если есть возможность понаблюдать за опытным человеком, считай, повезло. Лев Лещенко всегда с уважением относится к коллегам, не различая ни по жанру, ни по возрасту. Иосиф Кобзон тоже никому не ставит оценок — этот талантливый, а этот бездарный. Он мудро понимает: у всех разный уровень таланта. И не нужно с человека спрашивать за то, что ему не дано. Вот этой снисходительности, мудрости и уважению я училась и учусь всегда. Ведь каждый человек уникален, и у каждого свой темп раскрытия дарования…

— Наверное, это и есть свобода — быть собой…

— Спросите любого: «Что такое свобода?» И, скорее всего, человек будет в замешательстве. Но все просто. Свобода — это быть с собой в гармонии, соглашаться со своей данностью и талантами, победами и провалами. Увы, для большинства чувство свободы — это значит обязательно похулиганить, выйти за рамки приличия, покривляться. Откуда такое искаженное понимание? Свобода — это кайф души, а не кривляние. Свобода — это когда человек испытывает творческий драйв, это когда ты позволяешь себе не кривляться, не подделываться, не подкрашиваться, быть самим собой. И это высшее наслаждение. Тогда будешь мудрым, самодостаточным и не поверишь тому, что вещает телевизор. Наша страна, наверное, единственная в мире, где так слепо доверяют телевидению, отсюда, видимо, расцвет мошенничества и вера в рекламу. А раз это средство информации для людей такой авторитет, то просто нужно внушать правильные мысли, а не развращать еще больше.

— Слышал, вы каким-то необычным образом пришли к жанру романса… Говорят, что-то случилось на вашем концерте во Франции?

— Заглохла фонограмма, стресс для меня был большой. Хорошо, что хотя бы микрофон не выключился. Это было открытие нашего российского консульства в Страсбурге, и вот в отреставрированный роскошный особняк пришли дипломаты, стоят, слушают. Я была там единственной артисткой. Меня объявляют, выхожу, а местный компьютерщик что-то не то нажал, все остановилось, а мне-то нужно держать лицо! Ну и спела несколько романсов, никто даже не понял моего замешательства, подумали: ну, вот такая фишка, одним голосом, без музыки. Стала петь то, что просто пришло на память. Людям понравилось, понесли свои визитки, стали приглашать с этой программой… так я и заболела романсами. Поняла, что до этого всю жизнь вообще не туда рулила! К тому же романсы — вещь беспроигрышная, во-первых, делаешь все сама, с душой, никому не подражая, во-вторых, жанр не имеет возраста, ведь так здорово быть на сцене долгожителем! Но петь романсы нужно правильно — без надрыва, без нервов…

— А говорят, что подобные страсти держат в тонусе…

— Стресс и кризис всегда ведут к движению, не позволяют застояться, если ты здравомыслящий человек, а не пассивное существо. Такого рода шоковая терапия для меня всегда была целебна. Но нервозность в подаче образа на сцене недопустима, она ведет к искажению подачи материала. Перегибов и истерик не люблю и всегда явно это вижу. Недавно пьесу смотрела, где все артисты так орали и рыдали, что я вышла из зала с больными голосовыми связками. Вы знаете, что связки все равно работают, когда ты кого-то слушаешь? Например, если выходишь на сцену, то нельзя никого слушать до себя: начинаешь поневоле копировать предыдущего. А если он перед тобой сфальшивил, занизил ноту, то и ты подсознательно снимаешь все худшее. Сейчас, увы, в актерской школе и в вокальной делается акцент на внешние эффекты. Кстати говоря, техническая сторона исполнения стала крепчать. Осталось дело за внутренним наполнением. Поэтому петь романсы нужно сердцем, тогда будет точное попадание.

— Вы только вернулись из Сирии. Сложно было там работать?

—`Если ты настоящий артист, то тебя хоть к потолку подвесь — все равно споешь как нужно. А если на тебя влияет каждое дуновение ветерка, то тебе не место в профессии. Прилетели мы сейчас в Сирию — дышать вообще нечем. Куда-то заходишь — шпарят кондиционеры. Выходишь — опять жара. Я уж подумала — ну все, конец голосу. Но взяла себя в руки, и все получилось отлично. Слава богу, была возможность переодеваться, потому что платье хоть выжимай после двух-трех песен — как из-под душа. Я приехала, понимая, что от моего выступления во многом будет зависеть моральный и боевой дух наших военнослужащих. Поэтому для меня было очень важно не только правильно составить программу, но и настроить себя на общение с людьми непростыми, поддержать их. Больше всего меня поразил высокий уровень востребованности той программы, которую я привезла: романсы, песни на стихи Евтушенко, Филатова, Шаброва, Рубальской. То, что как раз неформат. Интересно то, что зрители-военнослужащие при такой жаре, не выходя никуда, сидели и внимательно слушали концертную программу. Я пару раз спросила: «Может, концерт сократим?» И всякий раз слышала дружное «нет». Для нас были созданы, конечно, максимально комфортные условия. Все старались, за что спасибо огромное! Так вот, звучание голоса и внутренний настрой никогда не зависят напрямую от комфорта. Я давно так не звучала и не получала такого удовольствия от исполнения, как сейчас в Сирии, несмотря на все эти перепады температуры и другие трудности. Нужно понимать, что жизнь не только в Москве. Она разная везде, даже на войне. И я рада возможности попробовать ее разные вкусы и применить этот опыт в творчестве и душевном росте…