- Найк, у тебя сегодня круглая дата…
- Если по паспорту, то да.
- На сколько себя сегодня ощущаешь?
- По моему календарю мне сейчас исполнится… А сколько мне лет вообще? Я 72-го года рождения, значит мне сейчас… девять лет.
- Как высчитал?
- Просто, путем сложения двух чисел. У меня календарь такой. Когда будет 46, тогда выскочит ноль. Обнулится все. Либо десять, я пока еще не решил, как воспринимать эту дату.
- Как будешь праздновать? Коллег по цеху пригласишь? Дуэтом с кем-нибудь спеть, например?
- У меня и дуэтов-то нет практически. Такой тембр и голос, что не все вписываются со мной дуэтом. То слабый голос, то менее динамичный — они будут проигрывать по сравнению с моим, по-любому. Что и происходит, когда я все же пытаюсь сделать дуэт с какой-нибудь тихо поющей исполнительницей. Сразу возникает когнитивный диссонанс. Зачем нужна тогда исполнительница, когда я сам могу и женскими голосами петь, и басами. У меня широкий диапазон. Я сам себе пою все бэк-вокалы — и за женщин, и за мужчин.
- Если подводить некие итоги. Вот в кино твоя музыка звучала, а как обстоят дела с театром?
- Я не интересуюсь театром. У меня есть друзья среди театральных актеров, но сам по себе театр не очень люблю.
- Не нравится театральная подача?
- Не люблю сидеть в большом зале вместе с большой кучей людей. Мне нравится воспринимать что-то, абстрагировавшись от всего. А люди часто начинают тянуть одеяло на себя. (Смеется.) Даже если от них ничего не зависит в этом случае. У нас очень многие выражают свое мнение и судят о тех людях, которым совершенно безразлично их мнение. И это большая проблема. Сама же театральная эстетика мне очень нравится. Я играл в театре. Мне очень понравилось, нет кучи дублей. Все, как во время джазовой импровизации. Садишься с гитарой и вместе с людьми начинаешь просто «чесать» здесь и сейчас, в данный момент. И как все получается, зависит только от тебя. Театр мне это все напомнил. Одеваешься, а уже твой спектакль начался. Тебя гримируют. Стоишь. Ждешь. Звонок. И ты вылетаешь на сцену. Рассказываю, а у меня мурашки по коже. Это круто. А сидеть и смотреть — скучновато для меня. Хочется действия, хочется участия. (Смеется.)
- Скажи, а когда повсюду звучали твои песни, звездной болезнью не заболел?
- Это происходило где-то в 87—89 годах. Еще до записи «Онанизма». Она возникла совершенно на ровном месте. Я понимал, что реально крут. Круче многих поющих звезд. Кстати, это ощущение сохранилось до сих пор. Просто циничное отношение ко всем остальным ушло, я успокоился, стал более спокойно это воспринимать. Мне теперь не надо никому и ничего доказывать.
- Хотя у тебя в поклонницах до сих пор молоденькие девочки, ты сам уже — отец дочери Вики. Как к ней относятся в школе?
- Наверное, хорошо. Меня же любят многие. (Смеется.) И взрослые люди, которые работают учителями у нее — им тоже нравятся мои песни. Они видят, какая она — не наглая, этим не пользуется. Я и сам этим не люблю пользоваться. Меня бывшая жена в свое время укоряла, почему я этим не пользовался. Дескать, я многое могу сделать и получить бесплатно. Почему стоишь в шапке и не показываешь, что ты здесь. А для меня это как-то странно. Это как краундфайдинг — поберушки какие-то. Мне проще самому заплатить. И дочка такая же, скромненькая в этом смысле, ненавязчивая.
- А она слушает твои песни?
- Недавно начала слушать. Посмеялась. Для нее папа просто смешной и веселый.