Довольно долго об Иване Стебунове говорили как о подающем надежды молодом актере, разбивающем женские сердца. Были громкие премьеры в «Современнике», свадьба с актрисой Мариной Александровой, довольно скорый развод… и тишина. Парень будто бы пропал с радаров — ушел из театра, вроде бы уехал в Барнаул. Мы встретились накануне его 35-летнего юбилея, и оказалось, что именно сегодня как никогда у него есть уверенность в своих поступках и выбранном векторе движения.

— Иван, вы в одном из интервью признались, что у мужчины золотое время начинается после сорока… Значит, вы пока в подготовительном периоде?

— Именно! Мне кажется, что в жизни в целом и в профессии как раз после сорока приходит все самое интересное. Хотя, по большому счету, редко кто из нас живет действительно настоящим, все мы больше задумываемся о заманчивой перспективе, ждем, что вот-вот наступит нечто важное, незапланированное, волшебное… И я тут не исключение. Вот ожидаю свою двухмесячную поездку в Барнаул, где буду ставить спектакль. Здесь осталось чуть-чуть потерпеть, все дела закончить и улететь наконец на родину.

— Вы родились в прекрасном Алтайском крае — какие воспоминания у вас связаны с детством?

— В деревне, к слову, все всегда чего-то ждут. И этот процесс ожидания, который сродни надежде, предвкушению счастья, и врезался в память. Как, например, по окончании летних каникул у бабушки я ждал приезда родителей и уже последнюю неделю жил по-другому, а когда видел поворачивающую к нам машину на дороге, бежал навстречу… По этой причине я своим местным родственникам никогда не сообщаю о дате приезда: вдруг что-то изменится, а они будут ждать и обидятся. Такие вещи нужно учитывать и с этим не шутить.

— Вы десять лет служили в труппе «Современника», а сейчас оставили стационарный театр и приняли приглашение от Молодежного театра Алтая им. В. Золотухина выступить там в качестве режиссера. Захотелось стать первым парнем на деревне?

— Если хотите, так и формулируйте. В «Современнике» все было настолько гладко и предсказуемо, что у меня возникло желание себя серьезно встряхнуть. Я не боялся кардинально что-то изменить, поскольку мало чем рисковал. Зато приобрел многое. Этой весной в Барнауле уже выпустил премьеру, в большом зале, при аншлаге, и сейчас буду готовить свою вторую постановку. В нашем театре прекрасные актеры, не хуже, чем в столице. Понятно, что тут совсем другая ответственность, но мне нравится подобный эксперимент над собой. Колоссальный заряд адреналина получаю! Но при этом у меня и в Москве есть предложения попробовать себя в качестве режиссера, и я их тоже не стану упускать. Но, знаете, столько еще надо совершить, чтобы назвать себя так грандиозно: режиссер! Помню, когда я, двадцатилетний, учился в Питере и к нам на курс приходили тридцатипятилетние выпускники этого вуза, они казались мне взрослыми дяденьками, какими-то непутевыми, потому что я не сомневался, что уж у меня к этому возрасту точно будет своя студия и не меньше тройки приличных картин за плечами. Я видел себя абсолютно признанным, состоявшимся, таким владельцем империи… Вот так разбиваются иллюзии. (Улыбается.)

— Вы не анализировали, что вам мешает войти в когорту топовых, модных актеров?

— Это же не определенная каста, куда попадают, узнав нужный код. У каждого из нас своя судьба. Надо просто работать честно, и здорово, если тебе по-настоящему повезет с достойным материалом. На самом деле все мои коллеги не избалованы хорошими сценариями. Все ждут чуда, ну и трудятся параллельно.

— И к вам это тоже относится. Ведь свою первую роль вы получили, когда вас утром, с подбитым после ночной драки глазом, увидела ассистент по актерам. Подозреваю, таких удач у вас было немало.

— Да, мне грех жаловаться. Благодаря той встрече мои фотографии оказались в актерском отделе «Мосфильма», и дальше уже потянулась цепочка. Но моей ошибкой было думать, что я должен сначала что-то накопить в актерстве, прежде чем приступать к режиссуре. Я занимался мишурой, а надо было дать себе волю приступить к главному.

— Вы признавались, что порой участвовали в каких-то проектах из прагматичных соображений. И даже купили квартиру благодаря роли в одном долгоиграющем сериале.

— Когда сниматься интересно, компания подбирается лихая, то ты не думаешь о времени. Это, что называется, по большой любви. Великая редкость. В кино я мало чем горжусь: «Домом солнца» Гарика Сукачева, «Искушением» Сергея Ашкенази, «Заставой Жилина» Василия Пичула, «Курсантами»… Там мне довелось общаться с удивительными людьми. Но это подарок, а так, увы, чаще знаком другой вариант — за большие деньги. Благодаря бесконечному сериалу «Узнай меня, если сможешь» я приобрел и отремонтировал квартиру, в которой сейчас живу. Тут был чисто функциональный подход, не буду лукавить. Я, несмотря на то, что папа у меня бизнесмен, сам плохо лажу с деньгами, совсем не умею экономить, копить, откладывать. Поэтому постоянные финансовые вливания, которые мама контролировала, помогли в осуществлении данной цели. Мой директор Ася любит в конце года с иронией сообщить, сколько точно я заработал. То есть сколько прошло в никуда через мои руки, и я неизменно огорчаюсь. (Улыбается.)

— Пока вы реализуетесь как театральный режиссер. Но есть ли у вас в ближайших планах полный метр? Вы пишете сценарий?

— На будущее есть задумка снять костюмную историческую драму, эпоху Елизаветы, когда Алтай присоединился к Российской империи… Но пока на повестке дня — современность; сценарий пишут друзья, очень талантливые ребята, а с финансированием обещают помочь земляки на Алтае. Там мне открыты все двери, меня знают, спешат оказать содействие. Тем более что у нас такой благодатный край, что проводить съемки в этой красоте — мечта!

— Между прочим, вы не раз признавались в своей любви и к Москве, и к Питеру, и к Риму… У вас много мест силы, получается…

— Да, эти города меня приняли охотно. Кстати, в Вечный город я летал года полтора назад, исходил его весь, знаю вдоль и поперек. Притягивает он меня сильно. Но и к природной тишине я неравнодушен. Однажды, наслушавшись от друзей рассказов, как они по три месяца отдыхают на островах, я выделил в своем графике ровно тридцать дней и отправился на Бали. Оказалось, что я вполне без скуки могу существовать в таком расслабленном режиме, когда ты только осваиваешь серфинг, любуешься местными ландшафтами и даже не куришь. (Улыбается.)

— К слову, вы не избегаете вредных привычек — алкоголь, сигареты и крепкий кофе не исключаете…

— Я не веду правильный образ жизни, это факт. Но держать себя в форме необходимо. К сожалению, сейчас есть проблемы со спиной, и профессиональный спорт для меня какое-то зло. Своих будущих детей отдам только на плавание, от других экстремальных вещей буду категорически отговаривать.

— Вам нравится взрослеть?

— Все окружающие наблюдают происходящие со мной перемены. В один голос твердят, что я изменился. Правда, не уточняют в какую сторону. Я сам ощущаю, что перестал уже кого-то винить в происходящем, все причины ищу в себе, кроме того, стал заметно тяжелее как на подъем, так и в принятии решений. Какое-то нехорошее в творческом смысле состояние покоя начало приходить. Мало что теперь зажигает, и это немного тревожит. С течением времени еще и круг друзей уменьшается, хотя он и так мал.

— Вы держитесь особняком от киношной тусовки и не раз говорили, что вам легче общаться с работниками автосервиса, допустим, нежели с коллегами…

— Послушайте, тут нет принципиальной позиции, я без проблем нахожу общий язык с людьми разных социальных сфер. Все проще: куда я могу пойти — не хочу, а куда стремлюсь, не зовут. Ужасно выглядеть таким мизантропом… (Улыбается.) В принципе, я интроверт, мне важен мой мир. Обожаю сидеть у себя в квартире, особенно в такую пасмурную, дождливую погоду — это прямо мое время! Дома меня всегда ждет шотландская вислоухая серая кошка Офелия, и я могу читать в удовольствие или смотреть кино часами… Идеальная картинка: утро воскресного дня, за окном никакого солнца, прохладно, такая минорная атмосфера, я никуда не спешу, сижу на кухне, пью кофе и листаю пьесу… Прекрасно, если еще телефон не беспокоит. Снимаю трубку, только когда вижу, что мне звонит мой директор Ася или моя девушка Нина. Все остальные звонки считаю лишними. (Улыбается.)

— Даже поступающие от мамы и сестры Алены?

— Ну, нередко родные люди тоже могут ввести в деконструктивное состояние. (Улыбается.) Хотя именно благодаря этим женщинам я стал тем, кем стал.

— Вы упомянули любимую девушку. Она тоже актриса, как ваши мама и сестра?

— Нет. И, наверное, это хорошо. Год мы уже встречаемся, но вместе не живем пока.

— У вас были моменты в жизни, которые хотелось бы подкорректировать?

— Наверняка они есть у каждого. Я, например, точно бы убрал из своего детства компрессионный перелом позвоночника, благодаря которому я лежал, а потом ходил в корсете несколько месяцев. Я перестал расти, появились мучительные головные боли, особенно в жару, и мне пришлось забыть о своей любимой греко-римской борьбе. Конечно, у меня была альтернатива, поскольку я вырос за кулисами у мамы в театре, еще ребенком выходил на сцену. Но если быть откровенным, то изначально я пошел в Новосибирское театральное училище (из которого впоследствии меня отчислили) только потому, что выбрал легкий путь: в городе все знали мою семью, и вышло вполне естественно, что мы со старшей сестрой продолжили династию. В каком-то смысле театр заменил мне спорт: подмостки всегда бросают вызов, и я выхожу, как на гладиаторский бой со зрителем. Этот азарт во мне присутствует перманентно, как когда-то на соревнованиях. Помню, в «Современнике» мне очень нравилась последняя перед выходом минута — абсолютной, сосредоточенной тишины за кулисами.

— Этот театр познакомил вас с экс-супругой Мариной Александровой, вы были в браке два года…

— Да, мы были загружены проектами, редко виделись, но при этом жили насыщенно. Марина мне помогала и была инициатором спонтанных вылазок. Например, если выпадало даже четыре дня выходных, нам ничего не стоило сорваться и полететь, например, в Вену на оперу. А на автомобиле мы проехали всю Францию, Италию… Но у нас так быстро все завершилось, что мы не успели остаться друзьями и сегодня связь не поддерживаем.

— Какой вывод вы сделали из этого пробного семейного союза?

— Нельзя ни в коем случае расслабляться, надо не уставать удивлять свою половину.

— Расскажите, а почему завершился ваш производственный роман с Ингрид Олеринской, с которой вы вместе снимались в картине «Билет на Vegas»?

— Ингрид тогда была совсем юной девчонкой. Две недели общения в Америке во время съемок она теперь представляет в каждом интервью каким-то великим романом! Я с тех пор стал другим, она тоже. Но все равно я читаю о своем якобы алкоголизме и прочих недостатках. Я ей даже звонил и говорил, что неплохо было бы остановиться.

— Но вы явно человек влюбчивый, и у вас было много самых разных историй…

— К чему их знать общественности?! Поймите, когда актер начинает что-то рассказывать про свою личную жизнь, это неправильное поведение. Это и от его работ отвлекает, и в целом непорядочно. Отвратительно, когда мужчина сидит и рассуждает о своих бывших пассиях. А насчет увлекающейся натуры — правда, всегда казалось, что за поворотом меня ждет кто-то еще более исключительный.

— И какова девушка вашего типажа?

— Харизматичная, практичная, без жеманства и с авантюрным складом характера, которая и в поход может пойти с тобой в сапогах, и на бал в туфельках. Мне кажется, что я уже созрел для семьи, детей. Уверен, что буду надежным папой. Уже и маму пора успокоить, а то она все время спрашивает, когда я женюсь и она станет бабушкой. Пока меня спасала сестра Алена, родив дочку Адель, но, чувствую, скоро у меня уже не останется аргументов и надо будет в ближайший год представлять маме внука. (Улыбается.)