Спортивно-актерских браков не так много, даже когда этот спорт — самый художественный и самый творческий, как фигурное катание, да еще танцы на льду. Быть может, потому, что спортивная природа, по идее, абсолютно противоположна актерской. Ирина Гринева и Максим Шабалин знакомились несколько раз, и, по словам Ирины, она запомнила его лишь с третьего захода. Случилось это благодаря их общему другу Эвклиду Кюрдзидису. Вот так с легкой руки он подарил двум не самым простым людям счастье.

При всей моей симпатии к Ире, которую я знаю несколько лет, я всегда, смеясь, говорила, что выдержать ее непунктуальность и непредсказуемость, даже в, казалось бы, предсказуемых вещах, может только по-настоящему любящий мужчина. И это в полной мере относится к Максиму, рядом с которым она раскрыла в себе еще многое, таившееся внутри ее яркой и неоднозначной личности. Ира всегда мечтала о сказочной любви и никак не могла согласиться на меньшее. Наверное, потому (несмотря на скепсис друзей) и дождалась всего по «гамбургскому счету». И, несмотря на ощущение себя дивой и неприспособленность к быту, оказалась прекрасной женой и удивительной мамой. Не перестав при этом быть Актрисой с большой буквы.

Ира, что в тебе изменилось после рождения Василисы, а может быть, после замужества? Ты так же опаздываешь, теряешь дорогие вещи, забываешь взять деньги с собой, садясь в такси…

Ирина Гринева: «Да, все это осталось. Но мне кажется, все же я очень изменилась. До замужества мне сама жизнь была не очень интересна. Я проживала большую ее часть в театре, кино, на репетициях. Мои друзья, встречи, все было связано с профессией. Остальное казалось мне скучным, странным и непонятным. Искусство ведь не терпит пустоты, серости, а жизнь терпит. Отыграв, к примеру, „Саломею“, снимешь с себя золотое платье, выходишь в тусклый город, идет дождь… что же тут интересного? А теперь я ощущаю счастье и ценность самой жизни. Вижу в ней красоту».

И ты ощутила это счастье после рождения Василисы или когда встретила Максима?

Ирина: «С Максимом. Это, знаешь, такое чувство, когда нашел своих и успокоился. Как будто корабль долго плыл, плыл и, наконец, нашел причал. А с Василисой я ощутила полноту жизни. Мне кажется, такое чувство появляется у любой мамы. Помню наше первое утро. Я ее кормлю и смотрю в окно, а там море, корабли с парусами, и утро такое прозрачное… И я понимаю, что свершилось самое главное. И еще… я никогда раньше не берегла время и, собственно, саму себя. Даже не понимала, что это такое — беречь себя и никогда не боялась смерти. А теперь боюсь и очень себя берегу. И теперь мне ужасно жалко тратить время непонятно на что. Иногда даже и репетиции могут быть пустой тратой времени, шесть часов мы импровизируем. Зачем? (Смеется.) Лучше бы это время я погуляла в парке с дочкой».

Ты всегда говорила, что ждешь принца. Что это означало для тебя? Максим — тот самый принц?

Ирина: «Да. А что это означало? Скажу словами Ирины из „Трех сестер“: „Я ждала своего настоящего“. Мне кажется, это очень важный момент для каждого человека — дождаться своего».

Какими качествами должен обладать принц?

Ирина: «У меня до сих пор хранится записка, которую я очень давно написала. Нашла ее во время переезда, разбирая вещи. Там было десять пунктов, каким должен быть мой суженый. И ведь все сошлось!»

И что это за пункты?

Ирина: «Первые четыре очень смешные: высокий, верующий, богатый, гений. Исходя из этих невероятных требований, понятно, почему я так долго не выходила замуж».

И обязательно богатый?

Ирина: «Я так и знала, что на этом пункте мы остановимся. Помню, мне как-то даже задавали вопрос: „Вы бы вышли замуж за таксиста?“ (Смеется.) Вышла бы. Если бы он был таким, как герой Олега Ефремова в фильме „Три тополя на Плющихе“. Все дело в персоне. Мой папа небогатый человек, но если женщина открывала перед ним кошелек, он говорил: „Извините. Я не могу себе это позволить“ и всегда рассчитывался за всех женщин. В общем, американское равноправие не для меня. Для меня замужем — это быть за мужем, за его спиной».

До замужества ты не видела Максима на льду, а как же пункт про гения?

Ирина: «Да я и забыла про это, так была увлечена Максимом. Хотя один факт, что он чемпион мира и олимпийский призер, уже говорит о многом. В Греции тех, кто выигрывал Олимпийские игры, причисляли не просто к гениям, а к богам. Если серьезно, когда я, уже будучи замужем, посмотрела „Маскарад“, была потрясена! Максим танцевал через неделю после операции, на обезболивающих. Это настоящий шедевр, который вошел в историю спортивного танца. У меня каждый раз наворачиваются слезы, я вижу силу и торжество человеческого духа. Если бы я увидела его выступления до замужества, наверное, и говорить бы с ним не смогла, потому что потеряла бы всяческую свободу».

Ты назвала лишь четыре пункта записки. А что там было еще?

Ирина: «Самое главное — верность, и чтобы во мне души не чаял. (Смеется.) Вообще я больше всего ценю верность. Без этого ты никто, и у тебя нет никого. Если друзья не преданны, то и нет дружбы… И я должна восхищаться любимым человеком. Талант был важен, чтоб мы могли мыслить в одном направлении, чтоб он мог разделить мой мир. И был даже лучше, умнее, добрее, чем я. Я максималист, и это мне никогда не мешало жить. Даже наоборот, помогает быстрее находить настоящее».

То есть Максим опроверг утверждение, что у спортсменов ум — не главное?

Ирина: «Да, на все сто процентов. Он меня удивил, что наши миры оказались так созвучны. Мы поехали отдыхать, и у него с собой была книга «Диалоги» Платона, которую я очень люблю. Представляете? Кто сейчас читает Платона? Даже из актеров многие не знают, кто это. Я была потрясена. Он читает Томаса Манна, которого я обожаю. Это очень важные вещи. Я бы, например, не могла полюбить мужчину, которому не нравятся стихи Пушкина. Если молодой человек скажет мне, что Пушкин примитивен, то я отвечу: «Спасибо. До свидания. Было приятно познакомиться».

Ты как-то рассказывала, как Максим собирался делать тебе предложение в ресторане. А ты очень много говорила, и он никак не мог вставить слово. Ты чувствовала, что сейчас произойдет, и боялась этого?

Ирина: «Да. Мало того, ответила: „Я подумаю“. Не знаю почему. Наверное, потому что это очень важное событие, которое определяет твою судьбу. Для каждого человека. Как для мужчины, так и для женщины. Я, например, не верю, когда говорят, что „брак не важен, мы любим друг друга, а остальное условность“. Да нет, как раз совсем не условность, а определенность. Твердое решение пойти за этим человеком и разделить с ним жизнь. Существование в так называемом „гражданском браке“ означает, что мужчина не хочет жениться, а женщина делает вид, что ей все равно, потому что иначе ей надо уходить. Либо наоборот, женщина не готова быть с этим человеком и живет в некоем ожидании лучшего. Даже если они честны друг с другом, значит, они еще не готовы взять полную ответственность друг за друга. В общем, шаг очень серьезный. Поэтому все так волнуются».

Начало отношений было романтичным?

Ирина: «Нет. (Смеется.) Мы уже на третий день решили пожениться, а потом несколько месяцев готовились к венчанию. У нас не было никакого конфетно-букетного периода. Макс предлагает: „Если надо — давай его устроим“. (Улыбается.) Я помню, мне бабуля говорила: „Мужа своего ты сразу узнаешь“. А мне казалось, что это какой-то миф, разве так бывает? Оказалось, что да. Когда еще в самом начале знакомства мы с Максимом сидели в ресторане и ему принесли какое-то блюдо, он сказал: „Хочешь попробовать?“ — я ответила: „Да“ и села рядом. И первая мысль тогда была: „Ну, вот и мой муж“. До встречи с Максимом мне вообще казалось, что я тяжелый человек, не смогу с кем-либо сосуществовать, и история между мужчиной и женщиной — это что-то непонятное, тягучее, болезненное. Я даже решила, что постараюсь быть счастлива одна, что семья — это не мое, потому что не хотела мириться с тем, что расходилось с моим идеальным миром. А тут такой поворот! (Улыбается.). А дальше все происходило быстро, молниеносно, событие за событием».

Максим говорит тебе слова восхищения, если приходит на премьеры в кино и в театр?

Ирина: «Когда я играю хорошо — говорит, и мне его мнение очень важно. Но Максим немногословен. Я сама понимаю: хороший получился спектакль или нет, и наши мнения всегда совпадают. Мы уже настолько близки, что я не нуждаюсь в каком-то каждодневном доказательстве любви в виде комплиментов и восхищении. Для меня ценнее, что он встает несколько раз за ночь, когда Василиса плачет, чтоб дать мне поспать, хотя самому утром на каток».

А какие-то красивые жесты он делает?

Ирина: «Да их много всяких было! Например, я говорю, что хочу в Париж, и мы летим в Париж. Хотя на данный момент у нас, казалось бы, нет никаких возможностей. Причем я могла сказать это куда-то в воздух, а он раз и… мы уже там».

И у вас нет никаких серьезных разногласий?

Ирина: «Разногласия, еще какие! Мы же оба с характером. Но мне все в нем нравится, кроме одного — когда он обидится, может надолго замолчать. И это для меня пытка, нечто ужасное».

Удивительно, Максим кажется очень эмоциональным, следовательно, должен быть вспыльчивым…

Ирина: «Макс — чемпион, поэтому владеет своими эмоциями. Он может убить, а вспылить — нет».

И что его может так вывести из себя?

Ирина: «Мы должны были кататься в паре в „Ледниковом периоде“. Вот тогда я узнала другого Максима. И он прямо перед началом проекта (у меня уже и платье было сшито, и номер готов) отказался от меня, то есть от участия в этом телешоу».

Почему?

Ирина: «Потому что я катаюсь хуже, чем Домнина» (Смеется.)

Наверное, тебе в тот момент было обидно?

Ирина: «Что он решил не кататься? Нет. Я доверяю его мнению. Если он говорит „нет“, значит, это будет лучше для меня. Он знает, что я не люблю проигрывать. Но сколько было вложено труда!»

После той истории вы ходите вместе на каток?

Ирина: «О, нет! Теперь как-то не хочется кататься вообще».

Максим производит впечатление мягкого человека, а получается — жесткий. Тебе это было понятно сразу?

Ирина: «Но на льду не бывает мягких людей. Они тогда не дойдут до Олимпиады».

Еще в начале ваших отношений ты пригласила родителей Максима на весьма странный и откровенный спектакль со своим участием «Орнитология». Была так уверена в их продвинутости или в том, что не можешь не понравиться?

Ирина: «У меня же нет знакомых в других кругах. Я не подумала, что это как-то странно может со мной ассоциироваться, а просто пригласила на хороший спектакль. А потом друг Максима спросил: „Твои родители не подумали, что она сумасшедшая и может с тобой проделать то же, что на сцене?“ А я там играю барышню на грани нервного срыва, даже за пределами всех граней. (Смеется.) Но папа и мама Максима оказались заядлыми театралами, им все понравилось».

Кстати, ты сама не стала строже относиться к откровенным сценам в спектакле, кино?

Ирина: «Я всегда относилась к этому строго. В свое время отказалась сниматься в фильме Алексея Балабанова „Морфий“. Не потому, что я такая пуританка и боялась появиться на экране обнаженной, просто не увидела никакой необходимости в этой роли, чтобы выступать в качестве порнозвезды. Никакой сути. Ничего того, что могло бы меня затронуть. А в „Орнитологии“ на этом сумасшествии моей героини построен весь спектакль. Она не хочет видеть в жизни никаких рамок. Кстати, никогда ни у кого не возникал вопрос, почему я раздеваюсь. Даже у моего мужа».

Максим вообще не ревнив? Ведь актерам надо априори влюбляться в партнеров, хотя бы на период репетиций…

Ирина: «Не знаю. Мы доверяем друг другу. Я считаю, что всегда чувствуется, когда человек не здесь, и не с тобой его душа».

Через какое время после рождения Василисы ты вышла на сцену?

Ирина: «Через три месяца я снималась в фильме „На одном дыхании“, потом у Наны Джорджадзе в „Новогоднем рейсе“, он только что прошел. В этот период я кормила Василису, поэтому там такая пышечка. В спектаклях стала играть через год, потому что не могла влезть ни в одно платье, да и роли у меня все какие-то девичьи, везде нужна форма. Я только сейчас плотно приступила к работе. Девять месяцев я носила Василису и год сидела с ней, потому что кормила. Кстати, мы еще до сих пор не отвыкли от этой привычки. Я никому не хотела ее доверять».

Но сейчас ты вся в работе. Активно репетируешь «Чайку» в Театре имени Станиславского. На мой взгляд, ты могла быть прекрасной Ниной, а сегодня роль Аркадиной просто предназначена для тебя…

Ирина: «Спасибо! Это импровизация на тему «Чайки». И я буду здесь играть всех (смеется), и Аркадину, и Нину, и даже… Тригорина. Этот проект делают три режиссера: Юрий Муравицкий, Юрий Квятковский и Кирилл Вытоптов. Я занята во второй части, у Квятковского. Также я приступила к репетиции «Тартюфа» у молодого режиссера Григоряна, которого я просто обожаю. А на Первом канале вот-вот покажут «Таинственную страсть» по Василию Аксенову, там у меня небольшая роль, но знаковая — актрисы Татьяны Лавровой. Я с ней была знакома в жизни, она играла Гертруду, а я Офелию в спектакле Дмитрия Крымова. Удивительная женщина! И в феврале выйдет полнометражный фильм «30 свиданий».

Ты говорила, что у вас с Максом для дочки были заготовлены разные имена, но, увидев ее синие глаза, вы решили, что она будет Василисой. Но ведь все дети рождаются с голубыми глазами…

Ирина: «Да, но я тогда этого не знала! (Смеется.) А сейчас у нее глаза карие. Но имя ей действительно очень идет. Во-первых, все Василисы красавицы, глаза с поволокой, раскосые. Во-вторых, премудрые. А в-третьих, с характером — и дочь у нас такая. В день, на который были назначены роды (а мы были в Испании), началась распродажа. Я отправилась по магазинам, а Василисе сказала: «Посиди, пожалуйста, еще чуть-чуть». (Улыбается.) И она послушала меня, родилась ночью. Я сделала прекрасные покупки и себе, и ей. Кстати, я думала, что из роддома выйду такой же худой, какой была раньше. И даже взяла с собой красное платье Терехова со шлейфом, с вешалкой пришла в роддом. Я хотела в нем держать Василису на выписке. А набрала-то двадцать килограммов за беременность. Доктор спросил: «А что это у вас тут такое?» — я ответила: «Платье, которое я надену, уходя от вас». Он сказал: «Посмотрим». (Смеется.)

После замужества и рождения Василисы ты так же любишь красиво одеваться?

Ирина: «Я никогда не одевалась ради мужчин или ради кого-то. Считаю, что предназначение женщины — быть красивой. Одежда, стиль — не такая уж неважная вещь. Мы можем считывать внутренний мир человека, увидеть, сложная ли он натура, радостный ли, что хочет сказать нам. Я не могу понять женщину неопрятную, которая махнула на себя рукой. Это значит, что она не любит жизнь, не ценит ее. Когда я поступила в театральный институт, у меня было всего два платья — одно из легкой ткани, другое из шерсти. Я на них только воротнички меняла. Еще была черная водолазка и юбка-карандаш. Помню, как бабуля прислала пенсию, сорок рублей, и я купила себе какую-то красивую кофту, а потом месяц голодала и ела в долг в буфете. Но все равно я пыталась пополнить мой гардероб. Я первая стала носить черные лодочки с носочками, видела это на бабушкиных фотографиях. На меня тогда смотрели как на сумасшедшую, а сейчас это можно увидеть на показах Prada, Dior…»

А как у вас обстоят дела с бытом? Когда вы только поженились, ты говорила, что вы не едите дома. Знаю, что ты любила мыть пол перед спектаклями, а больше, по-моему, ничего…

Ирина: «Да, это уже ритуал, полы я до сих пор мою перед спектаклем. Мне нужно уйти из дома и чтобы там была идеальная чистота. Мне кажется, в противном случае это будет видно в спектакле. Готовить я по-прежнему не полюбила, делаю это по настроению или по праздникам. Могу, например, испечь кулич на Пасху по рецепту бабушки».

Недавно вы переехали в новую квартиру в центре Москвы. Она именно такая, о которой ты мечтала?

Ирина: «Да, именно такая. Это доходный дом XIX века: высокие потолки, много окон, большой зал. Можно устраивать квартирники и читать стихи, сейчас это вошло в моду».

Мечты сбываются?

Ирина: «Ну, не все. У меня есть еще пара задумок. (Смеется.) Но я думаю, что изначально человек замахивается на что-то в своих мечтах, а потом действует. Мечты не просто так приходят к нам. Их нам Бог дает как предназначение, в том числе кем мы должны быть. Но нужно потрудиться, чтобы воплотить их в реальность».