Он позвонил мне поздно ночью.
— Послушай, — сказал Кирилл, — одна моя подруга тебя срочно хочет…
Дальше линия пропала. Я инстинктивно отодвинулся от лежащего рядом тела, потом решил, что это все-таки, скорее всего, по работе, накинул халат и вышел в кабинет.
Он перезвонил через пять минут.
— Одна моя подруга тебя срочно хочет увидеть по делу, — продолжал Кирюндель, — красивая такая девушка, получишь эстетическое наслаждение. Сошлется на меня. О чем речь, я не знаю. Говорит, что только Ты и Никто кроме Тебя.
«Полстраны так думает», — решил я про себя и разъединился.
В назначенный день я спокойно дочитывал хрустящую газету, допивая кофе в чашечке с надписью «Любимому», когда боковым зрением я увидел на мониторе, что в приемной происходит какое-то броуновское мужское движение.
Мальчики ходили мимо ожидательной комнаты туда и обратно без остановки. Было слышно, как девушки на ресепшн внятно скрипели зубами.
Она вошла в кабинет, и меня слегка качнуло, как после апперкота обоих Кличко. Первый раунд шел за явным преимуществом Нелли.
Мы разговорились. Мать — татарка из Саратова, от нее достались чуть смуглая шелковистая кожа, волнистые локоны золотистой шатенки, веселый, чуть хулиганский взгляд и серьезная курносая грудь, понятная опытному рентгеновскому взгляду через шелковую блузку. Папа — баскетболист из Вильнюса, которого в свое время зазвали в местную волжскую команду, подарил дочери рост, прозрачные прибалтийские зеленые глаза с поволокой и какую-то кошачью спортивную грацию. Чем-то неуловимым она напоминала усовершенствованную тетю Карлу Бруни в лучшие годы, но одета была явно побогаче, чем бывшая первая французская леди. Впрочем, Карла на это, по-моему, забила…
— Что я могу сделать для Вас? — спросил я гостью.
То есть, конечно, лучше было бы, если б она задала мне этот же вопрос первая. Ответ-то у меня был с самого начала нашей встречи. Но не все коту сами понимаете что…
— Хочу судить гостиницу «Риц» на пять миллионов евро. Ту, которая в Париже, — сказала она и закинула ногу на ногу.
— Серьезная тема, — заметил я и предложил пересесть на удобный диван. К «Рицу» так просто в переговорной не подберешься.
Мы пересели. Она снова перекинула одну ногу в сторону. В глазах потемнело. «Или давление, или перебои со светом», — решил я. Поправил бабочку и почему-то сказал: «Согласен». Потом чуть подумал и прибавил для усиления юридической позиции в парижском суде однозначно российское: «Разорву, как Тузик грелку!» Слова вышли из меня шепотом и через три «р». Страшно стало не только великой гостинице, но и мне самому.
— Видите ли, Александр Андреевич, я студентка журфака, второкурсница МГУ, — начала свое повествование Нелли. — Недели две назад мне захотелось провести weekend в Париже. Давно не была, знаете ли. Я прилетела туда в пятницу утром и остановилась в «Рице» на Вандомской площади, короче.
— Ну, конечно, — заметил я. — Где же еще можно останавливаться в Париже? Студентке второго курса. Журфака. МГУ. Ну просто смешно бы было представить себе иное. И?
— В первый вечер, в пятницу, мы пошли с друзьями в клуб. Танцевали, смеялись, было очень хорошо. Там меня познакомили с одним местным, Симоном. Милый. Видно, что с серьезным еврозапасом. Похож на состоятельного сынка. Отличный английский. Хотя, кажется, большого мнения о своей хорошенькой мордашке.
— Понятно, — сказал я. Симон вырисовывался передо мной в омерзительных тонах, но «Риц» по-прежнему скрывался в тумане.
— Короче говоря, он начал за мной нежно ухаживать. РомантИк и все такое. Потом этот же Симон уже ночью повез меня в гостиницу.
«Вот ОНО!» — пронеслось в голове, и я почему-то бегло взглянул на случайно открытый разворот лежащего для красоты на столике журнала со статьей «Храброе сердце адвоката Добровинского».
— И? — загундосил я с французским прононсом снова. Народ в моем единственном лице жаждал подробностей.
— И… Ничего… Просто проводил и все. Ну, целовались. Подержались за места… А так — ничего… Ничего серьезного. Понимаете?
— Неллечка, да Вы не обращайте внимания, продолжайте, расслабьтесь. Это я с виду тупой, а так я сообразительный, и даже очень. И?
— Ну, в общем, Вы поняли. Однако я приняла стратегическое решение переспать с ним на следующий день — в субботу.
То есть, как я понял, романтИк и «за места» — это были скорее тактические действия. А субботний план — уже стратегия. Был бы жив Наполеон, сгонял бы Нелли за пивом со своей тактикой и стратегией для нищебродов… Тут вырисовывалось все посерьезней.
— Пока, моя дорогая, все понимаю. Кроме «Рица». «Риц» не вклеился у меня ни в тактике, ни в стратегии…
— Щаз все произойдет, увидите. Короче говоря, утром я позавтракала и решила сделать легкий шопинг по Фобур-Сант-Оноре, или как его называют наши девочки Фобур Святого Гонорея. Там хорошие магазины…
— Знаю, — ответил я. — Не первый день замужем. То есть не в первый раз женат.
— Ну так вот. Я погуляла немного по Святому Гонорею, потом взяла такси и приехала обратно. Просто вся была в покупках на вечер… У одной нашей грымзы выхватила из-под носа юбку с портретами. Такая клевая, с ума сойти. А я ей такая и говорю: «Зачем вам юбка с портретами? Вы на их фоне будете бледно выглядеть в гробу». А она мне опять какую-то гадость. А ей: «Так тебя и за триста рублей никто, кроме некрофила, любить не будет». И сумочка такая клевая еще, из питона с шелком, просто у меня была такая, но я ее Нинке подарила, а та вообще спьяну у кого-то на даче забыла вместе с моей зачеткой… А жена потом нашла, и где теперь сумочка — не знаю. А зачетку новую дали, пришлось пятьдесят долларов отдать. Негодяи. Там такая хорошая фотография была. Почти Клавиха делал.
— И? — попытался я прервать «поток в бесконечность».
— Да что ж Вы меня все торопите, Александр? Это же все очень важно будет для суда, вот увидите.
Так как в процессе беседы мое отчество неожиданно было купировано, как у щенка боксера хвостик, я понял, что мы быстро приближаемся к интимному…
— Так вот. Я вернулась в гостиницу, оставила все у консьержа Пьера-Франсуа. Красивый такой парень, блонд, но, по-моему, его женщины не интересуют. И пошла в бар на первом этаже. Я просто на ночь не ем, а то буду как моя Зара, и в движениях какая-то неловкость появляется после тяжелого ужина. Вот и решила перекусить что-нибудь у них. Съела двенадцать устриц фин де клер, потом еще шесть с розовым Cristal, чай с мятой и пол-макаронины, они там жирные, но вкусные — ужас, даже лучше, чем в «Пушкине». И пошла в номер набраться сил и отдохнуть перед вечером.
— Да, конечно, стратегия, — закивал я, одобряя дневную сиесту.
— Я еще хотела надеть новую пижаму. Просто конец света! Спина голая, воротничок белый, шелк, Шанель. Секси до невозможности. Но потом решила оставить ее на вечер. Короче, легла ни в чем. Открыла глаза часа через два. Голова кружится. Противно, как перед зачетом. Ноги не ноги, вата. Доплелась до ванны. И… Детский стишок помните? Блевонтина поднимает паруса!
— Бригантина, — поправил я.
— Да какая разница! Из всех мест — один сплошной кошмар! Дикое отравление. Сил нет никаких. Упала в кровать. Тошнит как из ружья. Встать не могу. Делаю все в мешок, а он бумажный! Все течет… Я, блин…
— Стоп! — сказал я. Так подробно я не хотел.
— Консьержу звоню, а как объяснить, что со мной, не знаю и не могу. Я ему пытаюсь донести, что у меня «риголетто» фонтаном, а этот баран мне про оперу какую-то чушь несет.
— Тупая скотина, — быстро согласился я.
— В конце концов вызвали врача. Я думала: «Все, конец мне тут пришел». Поставили капельницу. Таблетки и все такое. Провалялась в постели до утра понедельника. Цвет лица, как у покойника на третий день. Два дня не ела. В Москву улетела никакая. Аж грудь повисла. Еле в себя пришла…
— Грудь? — на всякий случай спросил я.
— Да я сама! Короче, теперь хочу пять миллионов евро. С «Рица». Вот.
— А почему столько? — потихоньку начал я двигаться к искомому.
Нелли посмотрела на меня с зародышем легкого удивления. В левом глазу читалось, что ее друг Кирилл меня перехвалил, и адвокат что-то не просекает. Клиентка вздохнула и продолжила слегка упавшим голосом.
— Как же Вы не понимаете? Я все выяснила. Сёма — действительно сын о-о-очень богатых родителей. Так вот, если б у нас в тот вечер все состоялось, и я бы вышла за него замуж, то через год при разводе я бы минимум получила бы с него пятерку евро.
Я был потрясен. Такой логики, такого оборота от дохлой устрицы ни я, ни покойная моллюска не ожидали.
Я начал объяснять. Полная безнадега. Я, конечно, понимаю, что внимание судейских будет притянуто к истице, но против меня встанет такой же адвокат, только французский. Он быстро объяснит Неллюнчику, что она могла съесть еще шесть устриц за углом, до или после «Рица». И именно та устрица на рю де Риволи нанесла коварный удар в память о Екатерине Медичи из соседнего Лувра. А та, если помните, травила каждого встречного, особенно татарских литовок. Или литовских татарок. А рицевская ракушка — не пришей к Вандомской колонне рукав.
Нелли не сдавалась почти час. Она упирала на зря купленную пижаму, на блестящий глаз Симона в пятницу вечером, на мою тупизну… и на многоразовую «риголетту» в бумажный мешок Hermes.
Уже в дверях, сверкнув зеленым глазом с легкой поволокой или слезинкой, я уже не понимал от усталости, студентка второго курса журфака задала сакраментальный вопрос:
— Александр, а что же мне делать в следующий раз в аналогичной ситуации?
— Если Вы принесете мне кусочек г. на с печатью гостиницы «Риц», то мы порвем и отель, и Симона, и всю его родню на новогодние конфетти. Тузик со своей грелкой обрыдается от зависти…
Она так и ушла. Ни с чем. С разбитыми надеждами.
Прошло несколько лет. Я встретил ее, похорошевшую на полкило бриллиантов и прибавившую заметно в классе, на одном благотворительном балу. Мы перекинулись двумя словами о том, о сем… Почему-то вспомнилась частушка «Моя милая в гробу, я пристроился…». Но в противовес логике народного фольклора вместо меня рядом возникло форбсанутое существо из первых рядов пресловутого списка.
— Ты знакома с Александром Андреевичем? — улыбаясь, задал вопрос Неллечкин муж.
— О да! — ответила моя старая знакомая. — Мы как раз говорили о том, как можно было вкусно поесть в гостинице «Риц» до того, как там год назад начали ремонт.
— Я уверен, что Ваша супруга может приготовить не менее замечательный ужин для Вас в Москве. И причем лично, сама, — заметил я со свойственной мне добротой и пониманием сюжетных линий человеческих отношений.
— Какая замечательна идея, Александр Андреевич! Вы, как всегда, кладезь мудрости! Мы непременно должны с вами созвониться на днях и все обсудить, — заметила Нелли, беря любимого под руку.
Рано или поздно они все становятся моими клиентами…
Нет, неправильно. Скорее по-плохому или по-хорошему.
Александр Добровинский: «Рано или поздно они все становятся моими клиентами»
Наш звездный автор — знаменитый адвокат — рассказывает о невероятной предприимчивости студенток журфака второго курса МГУ.