«Она все-таки настояла на этом.
„Все туда едут. Мало того, что едут, еще и хвалят. Там тебя почистят и похудеют, и вообще это новое слово в …“. В каком месте находится это новое слово, я так и не узнал, так как дальше все свелось к обсуждению и сравнительному анализу отстойных СПА в Таиланде и в Австрии по сравнению с новым испанском словом. Я мысленно закрыл уши и представил себе знойных бедроемких костильянок в танце Фламенко, изумрудные гольф-поля на каждом шагу, прощально и гордо смотрящих на телок перед последним выходом в свет брюнетистых быков на корриде, паэлью с тутанХамоном и испанским вином Вега де Сицилия, солнце и неотделимый „бамос, а ля плая“… А еще я похудею за неделю на пять кило. Короче говоря, я кивнул. Майские праздники на то и праздники, чтобы бамос на какой-нибудь плая.
Холл испанской СПА представлял из себя современный застекленный аквариум с белым гранитным полом, белыми стенами и белыми кожаными диванами. За стойкой, правда, стоял некий афроиспанец с бэйджиком на груди, на котором было написано „Федор“. Перед Федей находилась шестиместная стайка отдыхающих из России. Стайка внятно материлась.
Зрелище напоминало группу слегка отощавших морских свинок и хомячков, пытающихся с голодухи разорвать кабана-трехлетку.
Дело заключалось в следующем. Свинки и хомячки просидели за завтраком, вернее за столом без завтрака, полтора часа. За это время к ним никто не подошел, чай-кофе не дал, кашку не предложил. Хомячки с самками-свинками опоздали на все процедуры и теперь требовали возмездия в виде возврата денег. Афроиспанец Федя с неожиданно вскрывшимся для меня ярко выраженным одесским акцентом бодро отбивался от наседавших на него млекопитающих.
„А шо такое? — говорил дитя дружбы народов. — Ви же, дай вам Бог здоровья и денег, на рабочем отдыхе! Поразмыслете мозгом, это наверное вряд ли, кто вас не заметил. Хотя мы тут на майские загружены по самые бакенбарды и не могу, слегка много, но гостей, чтоб им всю жизнь отдыхалось как в последний раз, уважаем и любим, что они сами с трудом терпят!“
В это время подоспел другой испанец, чуть посветлее, подхватил наши чемоданчики и повел по закоулкам местного СПА.
Здравница была когда-то вся выкрашена в белый цвет. Действительно, на эскизах дизайнера это должно было выглядеть несколько лет назад впечатляюще. Однако белый цвет на то и белый, чтобы моментально становиться грязным. Дальше, как захочет хозяин: или белить его раз в неделю — месяц — год, или перекрасить в какой-либо другой. Например, в бежевый. Местные ребята пошли по самой радикальной дороге и не обновляли колер вообще, очевидно, ожидая естественного перерождения оригинала в серый. Первым на эту инициативу откликнулась половая проблема. Ламинат, за прошедшие три года забрав на себя массированную атаку черных подошв, стал при продвижении человека по коридору напоминать включенный вибратор для зебры, каким я себе его представляю… Но это еще было не все.
В довольно просторной комнате более-менее прилично работали две вещи — ТВ-канал Аль-Джазир на арабском языке и биде. Остальное, включая кровать, оба кресла, очень красивую при покупке мусорную корзину, от которой до меня дожила только половина, мини-бар, шкаф и всё прочее было в уставшем состоянии или просто сломано. Очевидно, по задумке авторов, я должен был с моей внешностью уютно устроиться на бидуевом фонтанчике и с восторгом, хоть и слегка наискосок, через открытую из ванны дверь наблюдать, как прогрессивное арабское человечество клеймит позором израильскую агрессию.
Размышления на тему „когда отсюда смыться“ были прерваны телефонным звонком. Нас приглашали на первый глобальный осмотр или, говоря по-научному, на чек-ап. Апом занималась милая девушка, которая, в конце концов, и выписала нам чек за свои сомнительные услуги. Она измерила нам давление и рост, спросила про вес и аппетит, стул и возраст. Потом девушка задала вопрос про то, как часто мы с любимой занимаемся Этим. Ответ моей дамы меня потряс, а девушка, напротив, посмотрела на меня с нескрываемым интересом. Чтобы разрядить интригующую паузу, я предположил, что моя подруга меня с кем-то путает или, что более похоже на правду, оговорилась, назвав вместо годовой суммы койтусов дневную, вернее, ночную норму… Придя в себя, доктор выписала нам счет за так называемый чек-ап в размере четырехсот евро на каждого и посоветовала мне сходить на похудательное животное иглоукалование. Что это, она не объяснила, но сказала, что очень помогает.
Наступил ужин. Ресторан неожиданно встретил нас несколькими сюрпризами. Во-первых, из всех присутствующих в зале по-русски не говорил только местный кот. Во-вторых, большинство людей оказались друзьями и знакомыми, или, в переводе на профессиональный язык, клиентами, состоявшимися или потенциальными. В-третьих, судя по количеству бутылок и шума за столами, худели в основном официанты.
Мы сели к друзьям, допивающим на глаз шестую бутылку красного, и разговорились. Через восемь минут за столом, как это обычно бывает на чужбине, началось братание и появились тяжелые напитки… Понимая, что худеть я начну только завтра, я решил пока начать с монотонной диеты и заказал три одинаковых эклера с заварным кремом, двойной эспрессо и граппу со льдом. Последняя мысль перед нетрезвым провалом в сон была о том, что худеть надо, как я и делаю, на ночь и на полный желудок.
Утром я очнулся от того, что на балконе мыла пол горничная. Подушка валялась на полу, любимая на диване, одеяло исчезло, что было ночью я не помнил. Горничная вошла в номер, подобрала подушку, потискала ее в руках, посмотрела на спящую деву и задала сакраментальный вопрос по испански: „Дура?“ Я согласился, тело на диване проснулось…
Знаний испанского хватило для того, чтобы понять, что речь шла о твердости подушки (dura означает по-испански „твердая“), но такая констатация умственного развития моей любимой ранним андалузийским утром все равно почему-то меня радовала и веселила.
Перед завтраком я посмотрел на себя в зеркало и смело заказал вместо любимых круассанов арбуз. Он зрел где-то еще минут сорок, но в конце-концов все-таки появился на столе. Его цвет напоминал лицо блондинки, которую часок подержали верх головой на солнце. Он был очень бледно-розовый и абсолютно несладкий. Для цвета и вкуса ему явно не хватало немного селитры, как это обычно делают у нас, и немного сахара, как это часто делают у них. Пришлось вернуться к ненавистным круассанам.
На крыше, рядом с рестораном, призывно сверкала вода бассейна. Никто не купался. Знакомый по вчерашнему дню Федя объяснил мне, что температура воды — градусов десять, не более. Выяснилось, что в Испании экологами запрещено нагревать воду в открытых бассейнах, поэтому вся страна купается в них только в июле и августе. Но сидеть вокруг него можно. И на том „грациас“…
Через какое-то время я понял, что добрая толпа наших вокруг бассейна ждет следующего кретиноса, который, в отличие от меня, температурой воды до нырка не интересуется. Такой человек из новоприбывших быстро нашелся. Это был средних размеров бегемотик лет пятидесяти, как выяснилось потом, зам какого-то министра, который в абсолютной тишине зрительного зала разделся и с разбега вместе со своей тяжелой одышкой сиганул с бортика бассейна в эту прорубь. Крик павиана, которому зажали дверью гениталии, — ничто по сравнению с тем, что услышали мы. Толпа бесновалась от счастья, а замминистра, победив все сказки о земном притяжении, был чем-то необъяснимым вынесен из воды вертикально вверх метра на полтора. Его плавки при взлете висели на коленях, хотя смотреть на него выше колен было совершенно бесполезно: там от холода просто ничего не было или ушло в себя, а народ решил, что мужик за один нырок скинул килограмма три.
Я бы на месте хозяев возвел вместо бассейна часовню во знаменование этого чуда, но мне уже было некогда об этом думать, надо было идти на процедуры.
В подвальном помещении девушка из Венгрии пятьдесят минут вытирала об меня жирные руки с маслом. Процедура называлась „лечебный массаж Фьюжен“ и должна была, по идее, или доставить мне удовольствие или оказать лечебные свойства. При выходе из массажной я съел вкуснейшее яблоко из стоявшей около двери корзины и поехал поиграть в гольф на местное поле. Поле было в ужасающем состоянии, и причину этому испанцы искали в европейском кризисе и отсутствие туристов. Как известно, когда нету денег, трава не растет и турист не ловится.
За ужином дамы рассказали нам, что местный хозяин имеет русскую герлфренду, а она, в свою очередь, имела многих, вернее, знает многих на Родине, и вот почему здесь такое количество наших.
Другая девушка за столом заметила, что эта уже третья подруга хозяина из России. Короче говоря, светская беседа тихо перетекла в текилу, и я снова решил начать новую жизнь с завтрашнего утра.
За завтраком я получил вкуснейшую клубнику с омерзительным чаем и отправился поговорить с врачихой по поводу животных уколов для похудения.
В кабинете, в который я попал, происходила следующая операция.
Из большой волосатой мужской спины торчали широченные руки. Они душили крашенную блонду сорока лет, по всей видимости, врача, а из верхней части туловища слышалось нечто типа: „Посмотри же, что ты со мной сделала, сука!“ Врачиха синела на глазах, и я понял, что развязка близка. Наконец, пациент заметил меня и обернулся. Им оказался мой старинный приятель, представитель одного из спальных районов Москвы, то ли Солнцево, то ли Измайлово, я сейчас уже не помню. В общем, милый и воспитанный человек. Вадик — так звали представителя московского аррондисмана — показал мне свой живот и активно выразился по поводу будущего врача и этой клиники. Задумка процедуры заключалась в следующем: в толстенький животик вводятся инъекции, способные расщеплять жировые образования. Каждый укол стоит семьдесят пять евро. За сеанс из двадцати уколов Вадик должен был стать тростинкой, а лучше сказать тростином… А то у них там в районе свои понятия, и за „тростинку“ могут на пересылке пацаны не понять…
Вместо этого через два дня на несчастном авторитетном животе образовались многочисленные кратеры, чем-то напоминающие как бы заросший мхом Везувий, умноженный на двадцать штук. В добавок весь живот представлял из себя один сплошной синяк с кровоподтеками.
Я извинился, что прервал Вадика за его благородным занятием и, будучи большим человеколюбом, предложил ему продолжить акт возмездия, а я пока могу постоять на атасе за дверью. Вечером на третий день до и после ужина мы собирали вещи. Подруга жизни была напугана моим зловещим молчанием и предвкушала скорую кровавую экономическую расправу и введение драконовских денежных санкций за проявленную испанскую инициативу.
А через два дня, уже в Москве, на работе ко мне подошла помощница и попросила отпустить ее на спектакль. В кремлевском дворце выступал мадридский балет „Фламенко“. Я попросил секретарей заказать мне билеты на завтра, позвонил в ресторан „Марио“, узнал, есть ли у них черный испанский хамон, получил утвердительный ответ и подумал, что столько лет жил без боя быков и еще столько же проживу. Как сказал испанский Федя, когда я спросил его про то, где мне посмотреть корриду: „Да шо вам задались эти бычары с матадорами, шоб они телок мацали всю жизнь на одних картинках, да ни сезон щаз, будь оно не ладно“.
И действительно, шо мне сдалась эта коррида, когда я и так могу похудеть?»
Ваш А. Добровинский