Передо мной сидит стройная моложавая женщина с тонким, почти детским голосом, который обычно бывает у леди со стальным характером. На шее — кулон в виде ключа… Анна постоянно обитает в Тель-Авиве, городе, где некогда они жили и работали вместе с мужем. Миша, студент университета в Торонто, и Зоя (она служит в армии) — их общие дети, названные в честь родителей Михаила Михайловича. У Анны двухэтажный просторный лофт с видом на море в престижном высотном доме в элитном районе Неве-Цедек. В Москве она бывает довольно редко. В один из таких приездов мы и встретились в ресторане Центрального дома литераторов.

Анна, ваши школьные годы прошли в солнечном Кишиневе…
Анна: «Нет, далеко не все. Наша семья перебралась в Москву. Среднестатистические родители, папа — инженер, мама — секретарь судебных заседаний. Воспитывали меня, единственного обожаемого ребенка, по стандартам девочки из хорошей семьи — музыкальная школа по классу фортепьяно, затем музыкальное училище. А когда уж заговорили о консерватории, тут я взбунтовалась. Самое интересное, что я обожала классическую музыку, но заниматься ею профессионально не хотела. Много читала, бегала по театрам, выставкам. Было ясно, что мне предстоит „гуманитарный“ путь».

Как произошла судьбоносная встреча с будущим мужем?
Анна: «Действительно судьбоносная — перевернула всю мою жизнь. Мы познакомились совершенно случайно в очень популярном тогда актерском ресторане ВТО. В тот знаменательный вечер я пришла с приятельницей, мы чудно болтали, встретили множество знакомых, в общем, было замечательно — клубная расслабленная обстановка, все общаются, перемещаются от стола к столу. В какой-то момент в ресторан зашла группа актеров, среди которых был Михаил Михайлович. Тут-то все и случилось — мы познакомились и больше не расставались. Официально оформили наши отношения перед рождением старшего сына, Мишутки, — буквально влетели в загс и расписались. Кольцо обручальное сама себе купила и сама же надела его себе на палец. Ни фаты тебе, ни Марша Мендельсона».

Насколько я понимаю, актерская природа эгоцентрична, и с ней следует считаться — надо человека холить, лелеять, восторгаться…
Анна: «Я бы не стала обобщать. Я работала с разными актерами, и это все индивидуально. Для меня, скажем, семейный и творческий союз Александра Лазарева и Светланы Немоляевой — полное отрицание мифа о капризном творце, неспособном никого любить и жертвовать собой. Актеры — люди и, как и все остальные, бывают примитивными, прекрасными, ранимыми и неверными. Другое дело, что специфика публичной профессии накладывает свой отпечаток, и это как лакмусовая бумага. Искушение популярностью проявляет истинную сущность человека. Как, впрочем, и любое другое искушение. А понимание, любовь, внимание — нужны всем без исключения. Для Михаила Михайловича весь смысл жизни заключался в профессии. Это не эгоцентризм, это скорее недуг, который и мучил его, и делал счастливым. Сложно объяснить… Быть частью жизни такого человека — значит стопроцентно понять и принять все, что с этим связано, — депрессии и неадекватные реакции, когда творческий процесс застревает или идет не в то русло, отсутствие практической помощи в быту, в воспитании детей. Но я при всех сложностях нашей жизни могу твердо сказать, что ни на секунду никогда не пожалела о том роковом вечере, который нас свел».

Вас не пугало его прошлое: три брака, три ребенка?
Анна: «Михаил Михайлович был человеком эмоциональным, от этого не слишком объективным. Жизнь свою он описывал в автобиографических мемуарах — не только о творчестве, но и об отношении к жизни, себе, о своей личной жизни в том числе. Иногда это становилось причиной размолвок с друзьями и близкими. Все эти три брака — этапы жизни. Как можно делать выводы о взаимоотношениях, исходя только из того, что браки заканчивались? Я даже думаю, что это честнее — разбегаться, а не жить во лжи…»

Вы выглядите девушкой рациональной…
Анна: «Рациональность — необходимая черта характера, как и мягкость, наивность и все остальное. Козаков тоже был чрезвычайно рациональным и жестким, когда это касалось профессии».

Он производил впечатление весьма галантного мужчины, и фраза «я старый солдат и не знаю слов любви» принадлежала только его персонажу, поскольку артист, сыгравший эту роль, был кардинально другим. В чем проявлялись его забота, ухаживания?
Анна: «Мы всегда работали — без выходных, праздников. Мне кажется, даже во сне. И работа была связана с гастролями, прокатом спектаклей, подготовкой новых. И всегда люди вокруг. Забота заключалась в нашем соединении… У меня нет ответа на этот вопрос».

Что он требовал от женщины, находящейся рядом?
Анна: «Быть крайне внимательной ко всему, что он делает. Но он не требовал, а это было негласным правилом, которое мне даже не приходило в голову оспаривать. Приползаю домой после спектакля, уставшая, загруженная сумками с продуктами, а еще проблема с рекламой или гастролями, которую нужно срочно решить, и телефон разрывается, но Козаков уже протягивает мне газету с его статьей или включает запись интервью, которое надо обсудить. И если я отказывалась, обижался не на шутку, а назавтра все знакомые и незнакомые узнавали, что я эгоистка и мне неинтересен собственный муж. Не поймите меня превратно, это тоже было частью нашей семейной эпопеи. Если бы меня не поразили удивительная личность, красота и талант этого мужчины, наверное, никакой бы нашей долгой и интересной совместной жизни не было бы и в помине».

Козаков был не материальным, не меркантильным человеком?
Анна: «Совершенно. Хотя своей популярностью мог бы неплохо торговать. Он не умел этого делать, и в этом тоже были его сила и уникальность».

А отдыхать он умел?
Анна: «Я не могу назвать это отдыхом. Когда детки были маленькие, мы все лето жили в Переделкине, в писательском Доме творчества. Михаил Михайлович общался с замечательными сценаристами, поэтами, писателями, особенно с дорогим другом, драматургом Михаилом Рощиным. Но это же не праздный отдых был, а очень интенсивное общение. Или читал бесконечно в поисках материала для следующей работы. Трудоголик, короче».

В Израиль в начале девяностых вы сначала уехали вместе и там пытались наладить жизнь…
Анна: «Тогда в России была сложнейшая ситуация, люди практически перестали ходить в театр, первым делом обнищала интеллигенция — та самая публика, которая посещала творческие вечера Козакова. Телефон молчал, гастроли, выступления застыли, а у нас маленький ребенок. Козаков был в панике. И не только от страха безденежья, но от ужаса, что деятельности нет, а это как остаться без кислорода. И тут как раз случилась встреча с Евгением Арье, замечательным режиссером, который собирался организовать русскоязычный театр в Израиле. И, конечно, артист с таким именем и талантом, к тому же оставшийся практически без работы, был немедленно приглашен в этот театр. Не буду пересказывать все перипетии, было невероятно сложно — освоить этот незнакомый мир, в котором все по-другому. В буквальном смысле. Сегодня это трудно понять, люди легко перемещаются по странам и континентам, работают там и сям, ориентируются. Мы же прибыли из совка, не зная, что такое банк, кредитная карта, йогурт, контракт и многое другое. Я уж не говорю о языке».

Как я понимаю, вам в Израиле было хорошо, а Козаков мучился ностальгией по родине, верно?
Анна: «Это точнее назвать тоской по той жизни, когда люди и их труд, талант ценились, и золотой телец еще не захватил страну. Мне не могло быть хорошо, когда я видела, какие трудности преодолевает мой муж. Я не могла показывать страх, хотя сама, в оцепенении, должна была организовать нашу жизнь. Поверьте, это было очень непросто».

Вы говорите, что Михаил Михайлович был не коммерческим артистом, а я помню прекрасную рекламу кофе с его участием, рекламу банка…
Анна: «Это была работа, которую он качественно выполнял. Как, впрочем, и Джордж Клуни, последовавший, видимо, примеру моего мужа и тоже рекламировавший кофе».

Анна, а вы получали моральную поддержку от своей второй половины?
Анна: «Мне даже в голову не приходила сама идея моральной поддержки. Я вам уже объясняла, что в нашей семье центральной фигурой был Михаил Михайлович. И это было правильно. Ему было труднее всех нас».

Можете описать ваши будни?
Анна: «Муж любил работать рано утром, пока все спят. Душ, чашка кофе — и за письменный стол. В Израиле, кстати, вместо письменного стола он шел к морю, плавал, пил кофе в прибрежном кафе и вел беседы с пляжными друзьями».

Не ревновали?
Анна: «Нет, он не давал повода, я всегда чувствовала его любовь. Даже в жарких баталиях, когда готовы были убить друг друга. Я могу уверенно сказать, что по сторонам он стал смотреть, когда наш брак устал и начал разваливаться».

Что послужило поводом для разрыва?
Анна: «Разве бывает просто повод? Это ведь процесс. Долгий и мучительный. Много чего накопилось, и пришло отчуждение. Я устала ужасно. Никто никого не бросал».

Ваша дочь Зоя родилась, когда Козакову было уже шестьдесят лет, и она стала его любимицей…
Анна: «Когда я ему сообщила новость, что нашу семью ожидает пополнение, он в испуге спросил: „А как же я?!“ Конечно, можно понять эти страхи — стареет, сыну шесть лет… Но для меня вопрос не стоял: „Тогда рожу для себя!“ Как же он тогда обиделся! Детей обоих он обожал, не могу сказать, что любимица — Зоя, это несправедливо, просто она младше, девочка, и чувства выражались по-разному».

В житейском смысле каким папой был Михаил Михайлович?
Анна: «Особенным. Он мог быть не в курсе того, что дети ели или чего-то еще в этом роде, но они так интересно общались, беседовали, он читал им, вместе смотрели фильмы, спектакли. Мы брали их на гастроли, другого шанса уделять хоть какое-то время не представлялось. Это общение с отцом было качественным и во многом их сформировало».

Михаил Михайлович предчувствовал свой уход?
Анна: «Да, поэтому и решил приехать к нам, как сказал мне по телефону, объявляя об этой новости, — заканчивать жизнь в своей семье. Забавно, что по нашим израильским паспортам мы оставались мужем и женой, о чем я ему напомнила, когда он заявил, что хочет опять жениться на мне и умереть моим мужем. Вообще это был, конечно, удивительный период нашей жизни. Козаков как будто срежиссировал свой финал, пройдя через предательство, разочарования к катарсису. Мы много разговаривали в тот последний год нашей с ним земной жизни. Было очень грустно… и прекрасно. Мы наконец-то познакомились, он был так внимателен к каждой мелочи. Этих бесед, этой подзарядки и пищи для размышлений мне хватит еще надолго. А еще я услышала столько замечательных слов в свой адрес… Главной похвалой для меня стала фраза: «Я горжусь тобой, Нюшенька».

Козаков хотел быть похороненным в Израиле?
Анна: «До переезда к нам он говорил, что хочет быть похоронен рядом с отцом, на Введенском кладбище. В Израиле, когда стало известно о страшном диагнозе, как-то эта тема не обсуждалась, просто было само собой разумеющимся, что он упокоится на Святой Земле. Но это было правильным решением — похоронить его на Родине, в России, в Москве. В конце концов все души встречаются в Иерусалиме. У нас дома хранится крестик Миши, который он никогда не снимал, и маленькая иконка… Это такие дорогие сердцу вещи. А остальное — в памяти».

У вас натянутые отношения с детьми Михаила Михайловича? У него же дочь Катя и сын Кирилл от первого брака с одноклассницей, эстонкой по происхождению, Гретой Таар, и еще одна дочка Манана от второго брака с Медеей, грузинкой по национальности?
Анна: «Между нами никогда не возникало каких-то разногласий. Ни материальных, никаких других. Со старшим сыном Михаила Михайловича, Кириллом, мы замечательно общались, потом, после нашего разрыва с Козаковым и отъезда в Израиль, настал период охлаждения. Сейчас мы тепло встречаемся, но это уже не вопрос отношений, мы просто чувствуем себя семьей, нас объединяет Михаил Михайлович. Для него было очень важно, чтобы все дети и внуки были между собой дружны».

Самая скандальная история — это, конечно, последний, шестилетний брак Козакова с юной особой Надеждой Седовой, якобы поклонницей, которая не давала развода, претендовала на жилплощадь, которую вы в Москве покупали вместе…
Анна: «Я на эту тему вообще не хочу говорить. Каждый из нас отвечает за свои поступки, не будем у нее отнимать это право».

Незадолго до смерти Козакова я читала одно из последних его интервью. Он признался, что, несмотря на развод, когда почувствовал себя плохо, понял, что все равно в итоге придет к своей четвертой жене, к Ане…
Анна: «Михаил Михайлович был очень волевым человеком. Он не приполз ко мне. Просто пришел туда, куда хотел, никто не мог заставить его жить по чужому сценарию. Как раненый зверь бежит туда, где найдет спасение. Так и Миша прилетел к семье. И я не чувствовала себя вправе отказать ему в пристанище. В последнем, как оказалось…»

Насколько сегодня Михаил Михайлович присутствует в вашей жизни?
Анна: «Каждый день. Мне не хватает его голоса. То же самое мне говорят и наши общие друзья. Естественно, год за годом мы все больше будем чувствовать его отсутствие. Дети тяжело переживают потерю папы. И если сын более закрыт в этом смысле, то с дочкой мы говорим на эту тему или ревем обнявшись. На каждую годовщину его смерти, в апреле, обязательно летим в Питер, к его дому на канале Грибоедова и в Москву, на кладбище. Собираются наши с ним общие друзья, и поминаем-вспоминаем».

Книгу мемуаров не пишете еще?
Анна: «Боюсь, что вообще не буду этого делать, стану приятным исключением. Сегодня не пишет только ленивый, не считаю себя вправе…»

Вы уже давно — жительница Тель-Авива, в Москву в гости приезжаете… Менталитет за эти годы поменялся?
Анна: «У меня после переезда в Израиль, несмотря на множество забот, все же появилось время для знакомства с собой. Это непросто, но было необходимо хотя бы попытаться понять себя, осознать, что-то пересмотреть. В этом смысле я стараюсь меняться. Я хочу стать лучше, внимательнее, я учусь любить людей, ближнего своего — сложнейшая задача на свете, почти невыполнимая. Что касается менталитета, то это для меня размытое понятие. Конечно, я — человек, сформировавшийся в другой культуре и эстетике, и это уже никуда не денется, но я также за десять последних лет жизни в Израиле впитываю и окружающий меня мир. Если и меняюсь, то в лучшую сторону, как утверждают мои друзья».

По Тель-Авиву вы, как девчонка, катаетесь на мотороллере «Веспа» оранжевого цвета…
Анна: «Рыжую „Веспу“ я уже поменяла на „Ламбретту“ в спокойных тонах. Этот способ передвижения прекрасен!»

Вы человек деятельный, знаю, что открыли очаровательный бутик-отель. Но трудно поверить, что успешный продюсер Анна Козакова исчез навсегда.
Анна: «Вы правы, от этой страсти так просто не избавиться. Мне потребовалось переключиться от театра после горя, которое нам пришлось испытать. Переделала наш старинный дом в симпатичную гостиницу в колониальном стиле. Сейчас я почувствовала прилив новых сил. Готовлю интересный проект в стиле ток-шоу, но не в ТВ-формате, а „живые“ зрелищные выступления с участием талантливого психолога Максима Лессина. Моя идея — помочь людям разрешить сложные жизненные ситуации в срочном порядке. Поэтому и программу я назвала „МЧС“. Также готовлю масштабную театральную постановку с участием звезд из разных стран».

А как с женским счастьем? Или сложно остальным мужчинам дотянуться до уровня Козакова?
Анна: «Никого не нужно сравнивать. Каждый человек — отдельная чудесная планета. Вопрос только в совпадении. Мы все хотим быть счастливыми, и если явстречу свою половинку, сопротивляться судьбе не стану».