«Лора, я тебя люблю».
Теплая волна счастья поднялась откуда-то из солнечного сплетения, Лора даже приостановилась на бегу.
Но тут же из еще большей глубины ее тела поднялась вторая волна, обдала холодом, смыла счастливую теплоту.
Любит он! И когда трахался налево-направо, тоже любил?
Последние десять лет Лора так и жила, раздваиваясь от счастья и отчаяния одновременно. Жила или пыталась жить?
Ее муж, ее любимый Тим, которому она первые десять лет брака была и верной женой, и преданной подругой, и страстной любовницей, и заботливой мамой, ее Тим на исходе десятого года пустился во все тяжкие.
Он как с цепи сорвался. Приходил домой с улыбкой блудливого кота, пахнущий чужими омерзительными духами, и самое ужасное — ничего от нее не скрывал!
— Лорочка, ты же знаешь, все мужики полигамны! И я не исключение. Не догулял в юности. Но это ж ничего не значит, я же люблю одну тебя, а это просто… Зов плоти…
Когда он первый раз так бесстыдно откровенно признался в измене, Лора просто застыла. Окаменела. В голове пронеслось: убить? уехать? Умереть?
Она не была готова к такому повороту событий. Совсем не была готова.
Мама говорила ей, что замуж надо выходить один раз. Развод — это неприлично. Женщина должна терпеть.
Мама терпела. Папа гулял так, что воздух звенел. Мама закатывала скандалы, била окна сопернице, изображала сердечные приступы, но — терпела. Не уходила от мужа и не отпускала его. Это длилось долго, но к старости папа нагулялся, успокоился, и они зажили относительно мирно. Не считая периодов, когда папа уезжал в санаторий — а ездил он всегда один, — и мама изводила Лору звонками, в которых ревниво докладывала, что «он опять заказал двухместный номер для того, чтобы «легче было приводить туда этих»…
Лора про себя посмеивалась над этими, как она их называла, мексиканскими страстями и отчасти завидовала родителям, сумевшим до старости сохранить чувства. Хотя иногда думала, чувства это или просто привычка, чтобы кто-то был рядом?
В общем, выходя замуж, она была твердо уверена, что уж в ее-то семье не будет никаких измен и никаких сцен ревности.
Три ха-ха, как говорит ее любимая подруга Вика.
Первые десять лет были, конечно, образцовыми. Любовь-морковь, цветы-поцелуи… Хотя сейчас Лора уже ни в чем не была уверена. Может, просто, ослепленная любовью, она не замечала признаков измены? Может, Тим вообще гулял всегда?
Господи, да какая разница, один раз он ей изменил или сто тридцать один? Не играет значения, как шутит та же Вика. Важен сам факт измены.
Хотя Вика в их бесконечных разговорах по ночам на кухне обычно становилась на сторону Тима.
— Лорик, ну ты правда, как ребенок! Ну назови мне хоть одну семью, где мужик не гуляет! Другое дело, что не все жены об этом знают, Тим, конечно, мог бы и не распространяться на эту тему! А так, Лорик, они ж все козлы!
Вика знала, что говорила. В свои почти пятьдесят она ни разу не была замужем и ни разу не была замечена ни в одном романе. Когда Лора, дружившая с ней лет пятнадцать, спрашивала, почему, Вика легко и привычно отмахивалась:
— Говорю ж тебе, они все козлы! Мне и так хорошо!
Лора пыталась познакомить ее с кем-нибудь, но Вика только отшучивалась:
— Это чтобы мой тоже приходил под утро с чужими запахами? Вот уж спасибо за такое счастье! И почему всем так плохо, когда мне хорошо? Завидуете, небось?
Лора подруге не завидовала, хотя иногда, конечно, хотелось бросить к чертовой матери и любимого несмотря ни на что Тима, и обожаемого сына, и махнуть куда-нибудь к черту на кулички. В Таиланд, например, где, говорят, можно жить на три копейки: фрукты дешевы, и весь год можно проходить в сарафане и вьетнамках.
Только что там делать, в том Таиланде? Завоешь же от тоски через полгода… Разве что на пару недель съездить…
Последние десять лет Лора никуда не ездила одна. Боялась, что пока ее не будет, Тим просто от нее уйдет. В отпуск ездили всем семейством на Черное море, жили там по-семейному тихо, плавали, загорали, Тим на глазах сына вел себя чинно, обходилось без загулов. Но отпуск быстро заканчивался, и дома все повторялось снова.
— Горбатого и могила не сделает стройным, — Вика советовала Лоре привыкнуть к сложившемуся положению дел и завести, наконец, и себе любовника. Сколько можно уже в тоске и унынии проводить лучшие годы жизни!
— Так сама говоришь, они все козлы, — вяло отшучивалась Лора. — К мужу-козлу еще и любовник-козел? Ох, не потяну я это стадо…
И как-то все продолжалось и продолжалось. Тим гулял, Лора не убила ни его, ни себя, но что-то такое важное в ней самой действительно умерло. Что-то живое, легкое, веселое… Она набрала вес, стала реже смеяться, потеряла интерес к прежним увлечениям — походам в горы, песням у костра… Это сколько же она гитару не брала в руки? А, ну понятно сколько — десять лет…
В Лоре вдруг поднялась третья, самая мощная волна. Ярость. Господи, что же она делает с собой? Она, хохотушка, певунья, легкая на подъем Лора превратилась в толстую скучную тетку с глазами, полными тоски, вцепившуюся в своего Тима мертвой хваткой, как утопающий за спасателя…
Но Тим совсем не был ее спасателем.
Наоборот, он топил ее. Топил.
Она поняла это сейчас.
Человек, которого она считала любовью всей своей жизни, был ее убийцей. Он, как Синяя Борода, убил ту Лору, которая выходила за него замуж.
Или это все же она сама прикончила себя?
Лора, обессилев, присела на лавочку, где сидел уже какой-то мужик с собачкой на поводке.
— Вам плохо, сударыня? — встревоженно обратился он к ней.
Надо же, сударыня. Как старомодно и как трогательно…
Лора с интересом взглянула на мужчину. Среднего возраста, интеллигентного вида.
— Нет, просто голова разболелась.
— Да на вас лица нет, милочка. Это все жара. Надо голову водой смочить. У вас есть с собой вода?
Воды у Лоры не оказалось, и любитель старомодных словечек повел ее к себе домой, где уложил на диван, сделал холодный компресс, измерил давление… Лора подчинялась, как в полусне. Она даже вздремнула чуток на удобном диване, и ей приснился жаркий Таиланд…
Когда Лора почувствовала на себе жадные мужские руки, раздевающие ее, она не удивилась и не возмутилась. Как там говорит Тим? Зов плоти? Сейчас проверим…