— Джонни, вы были не только исполнителем главной роли, но и продюсером фильма «Мрачные тени». Что именно вы привнесли в картину как один из ее создателей?
Джонни Депп: Если честно, то у меня в голове не укладывается, что я могу быть продюсером, так как эта должность подразумевает обеспечение и организацию рабочего процесса. Я же с трудом могу обеспечить себя завтраком. (Смеется.) Но тем не менее это именно я как большой поклонник одноименного сериала 60—70-х годов впервые заикнулся о том, что неплохо было бы нам с Тимом сделать фильм о вампирах, где вампиры будут выглядеть как вампиры. Кажется, это было во время съемок «Суини Тодда». Позже мы вернулись к этому разговору, уже более детально все обсудили и в итоге сделали то, что сделали. Вот такой мой вклад как продюсера.

— В сериале роль Барнабаса исполнял Джонатан Фрид. Вы позаимствовали у него что-нибудь? Кстати, руками вы двигаете совсем как Носферату. Или это совпадение?
Джонни: Конечно, я много позаимствовал у Джонатана. Более того, это было нашей с Тимом целью и данью уважения, потому что мы оба восхищаемся тем сериалом. Барнабас в исполнении Фрида был просто чудесен, очень элегантен, такой настоящий классический монстр. И мы сразу договорились с Тимом, что наш фильм будет своеобразным протестом против всяких вампиров, которые выглядят, как модели из рекламы нижнего белья. Ну и, разумеется, в моем Барнабасе есть что-то и от Носферату. Куда же без него?

— Ева, а как вы попали в проект?
Ева Грин: Прежде чем получить роль, я трижды встречалась с Тимом. Он расспрашивал меня, что я думаю о своей героине, какой ее представляю. И — чудо, он меня взял. Я была так счастлива, что потом еще несколько дней щипала себя за всякие места, дабы удостовериться — это правда. Тим поверил в то, что я тоже могу быть с приветом, совсем ку-ку. (Крутит пальцем у виска. — Прим. ред.) И я этому очень рада.

— И что вы думаете о своей героине?
Ева: Я все старалась найти объяснение тому, зачем Анжелика делает плохие вещи. И нашла. Барнабас разбил ее сердце, и ей просто хотелось отомстить. И наказать, по принципу «если не мне, то не доставайся же ты никому». Ведь, по-честному, многим из нас именно так хочется поступить, когда нас бросают. Только нет такой возможности. А у нее была, вот она и превратила Барнабаса в вампира и заточила в гробу.

— Действие фильма происходит в 1972 году. Джонни, вам тогда было девять лет. Вы можете вспомнить, что делали в то время?
Джонни: В 1972-м?.. Нет, не помню. Но я думаю, какие-то весьма странные вещи, которые не имели смысла ни тогда, ни сейчас.

— Ева, а как вы проникались духом 70-х годов?
Ева: Как ни странно, отчасти мне помогла моя прическа. Хотя перекрасить волосы мне было непросто. Первое, что я подумала: «Какой ужас! Я не хочу выглядеть как тупая блондинка!» Но потом поняла, что это важно, потому что сюжет фильма разворачивается в 70-х годах. И мои светлые волосы олицетворяют собой солнце, здоровье и счастливых американцев того времени. Кстати, в конце фильма мой внешний вид сильно меняется. Часть этих изменений делалась при помощи компьютерной графики, так что мне пришлось сниматься в датчиках «захвата движения». И когда я увидела себя всю облепленную сине-зелеными точками, я подумала, что похожа на Смурфика, который чем-то неизлечимо болен. (Смеется.)

— Джонни является поклонником сериала «Мрачные тени», который лег в основу фильма. А вы, Ева, его видели?
Ева: Готовясь к съемкам, я, конечно, посмотрела несколько серий. Но вообще вдохновение черпала больше из книг Тима Бертона, которые он мне сам и дал. Иллюстрации, надо сказать, там очень впечатляющие. А еще я ходила на его выставку, где представлены различные эскизы к его предыдущим фильмам, всевозможные манекены, костюмы и реквизит. Все эти безумные бертоновские персонажи, сломанные куклы, музыка Джэнис Джоплин и образ Бетт Дэвис настроили меня на нужный лад.

— Как вы думаете, что людей так привлекает в вампирах?
Джонни: Это любопытно, потому что в детстве и меня, и Тима тоже, и, я думаю, многих других во всяких вампирах-монстрах интриговали таинственность, мрачность, непохожесть на нас. С возрастом же начинаешь замечать эротическую натуру вампира, привлекательность идеи бессмертия. И в Барнабасе, как мне кажется, эти две составляющие соединились.

— Раз речь зашла об эротической натуре, как прошли съемки любовной сцены?
Ева: Обычно перед съемками любовных сцен все актеры трясутся от страха. Но у нас было весело, потому что нам пришлось летать и кувыркаться, вися на канатах. А для меня и вовсе не было никакого сексуального подтекста, так как я боюсь высоты, и во время съемки мне было не до эротических переживаний. Мне это скорее напоминало занятие любовью между Барби и Кеном. (Смеется.) И к тому же это первая любовная сцена в фильмах Тима Бертона. Так что я очень горжусь тем, что именно мне выпала честь в ней сыграть.

— Джонни, а на что был похож ваш первый вампирский укус?
Ева: Да, расскажи, тебе понравилось кусать огромного рабочего-строителя?
Джонни: Мы снова возвращаемся к эротической составляющей? Мне показалось, что я кусаю кого-то из Village People (американская диско-группа. — МКБ). Ну, а если серьезно, то пришлось быть очень аккуратным с моими клыками, чтобы реально не прокусить кому-нибудь шею. Это было похоже на мой опыт бритья Алана Рикмана (в фильме «Суини Тодд…». — Прим. ред.), который никому из нас не хотелось бы повторять. Особенно Алану.

— Джонни, а сложно было сниматься с длинными ногтями?
Джонни: О, эти ногти! В каждом фильме, который мне везет делать с Тимом, он придумывает для меня какую-то пытку. Так что и здесь ногти были его идеей. Мне казалось, что они длиной с палец. Но я как-то справлялся. Дело в том, что была специальная группа людей, которая помогала мне ходить в уборную. Да, им, конечно, потом пришлось пройти курс реабилитации у психотерапевта, но сейчас они чувствуют себя уже намного лучше. Так что все в порядке. (Смеется.)