Месяц назад одна моя звездная приятельница в завистливом спазме публично вопрошала в ресторане на Рублевке, почему именно Ленину пригласили на Каннский фестиваль. Я перезадала вопрос Синтии, всемогущему звездному агенту, которая встречала меня в аэропорту. Она перечислила три причины. Первая: я известна во Франции. А Канны, как известно, французский город. Вторая: я отлично говорю по-французски. «И даже пишу», — добавила бы я, ведь из 22-х Ленинских книг, 6 написаны на французском языке. Третья причина была убедительна, но произнести ее вслух я не смогу, не поссорившись с Собчак, Канделаки или Брежневой. Синтия что-то там говорила об отсутствии красоты, длины ног и ума, но не помню, в каком порядке. В общем, я сочла, что им тут, в Каннах, виднее и поехала со своими предусмотрительно выписанными из Москвы гениальными визажистом и парикмахером в отель, готовиться к восшествию на Лестницу.
Надо сказать, что впервые я узнала о более, чем пятидесятилетнем существовании Каннского кинофестиваля в 2000 году. Когда увидела в одном французском журнале Шарон Стоун в очень красивом платье. Но сначала я захотела лишь платье. Фестиваль мне приглянулся позже. Спустя три года, по приглашению Первого Французского телевизионного канала TF1, как хэдлайнер одной их ТВ-программ, я уже сама стояла в середине красной дорожки и с гордостью наблюдала, как не пускают на нее Шварцнеггера, пока меня не отснимут все несколько тысяч фотографов со всего мира. Та пара минут стала ярким пятном в моей и так калейдоскопичной шоу-бизнес-жизни. И если бы мне предложили стать президентом какой-нибудь африканской страны, я в тот момент нисколько бы не удивилась. Да и у вас на моем месте самомнение было бы тогда в должном порядке. В этом году, на 65-й Каннский кинофестиваль меня снова, как и в прошлом, пригласили на торжественную церемонию Открытия. Что очень почетно и многие актриски и модельки бьются за эту честь. Аккредитованные на дорожку фотографы из России должны были преисполниться патриотической гордостью, когда увидели, кто выходит из самого первого лимузина, подъехавшего к подножию знаменитой лестницы. Первой ступила на красную ковровую дорожку ваша покорная служанка. Французские фотографы снова прикольно кричали с ударением на последний слог: «ЭленА! ЭленА!», а я дефлорировала девственную дорожку этого года и раздразнила пафосную плохопричесанную публику своим полуметровым волосяным шедевром и сногсшибательным платьем от Sergio Bellini. Меховая накидка была не напоминанием о сибирском происхождении, а предметом первой необходимости, потому как май в этом году на Лазурном берегу выдался ужасно холодным.
На фестиваль, как и каждый год, собралось много всякого люду: звезды, фотографы, стилисты, продюсеры, любопытствующие миллиардеры и даже борцы за справедливость всякого рода. Например, за права животных. От которых я и пострадала. Точнее, моя меховая защита от ледяной прохлады майского вечера. Палантин вызвал бурю страстей в сердцах противников гламурной эксплуатации крокодилов и шиншилл. Меня, спускающуюся из Дворца кинофестивалей, встретила на выходе горстка активистов с гневными криками, а один, самый наглый из них, облил мою лисью роскошь остатками пива из своей бутылки. Я оптимистично сочла, что если пиво полезно для волос, то и меху не повредит. А вот шелковое платье Sergio Bellini пострадало, но его итак шили специально для поднятия по Каннской лестнице, поэтому второй раз оно уже никогда не пригодится. Ну, разве что через много лет, для продажи на аукционе. Ведь, по звездным обычаям, платья, «засвеченные» при таком скоплении фотографов, неприлично надевать второй раз.
Другой, совсем не забавной, трагедией фестиваля стало отсутствие ассистентки Синтии, милой Амели, которая в прошлом году на протяжении всего фестиваля была мне волшебной феей по всем вопросам. В этом году, в день открытия фестиваля, бедная наша Амели, подъезжая утром к Каннам по автостраде, попала в жуткую аварию и оказалась, о ужас, в коме. А ее трехлетний крошечка сыночек, который был с ней в машине, хоть и выжил, но попереломал свои ручки и ножки в нескольких местах. Мы с Синтией жутко переживали и так волновались за них, что сразу же после моего поднятия по красной ковровой лестнице, нарушая протокол и не оставшись смотреть фильм, понеслись в больницу к плачущим родственникам Амели.
В остальном Каннский фестиваль как всегда блистал обилием звезд, бриллиантов, мужчин в смокингах, омаров, агентов и продюсеров всех национальностей. А я продолжаю гордиться собой и всем завистливым языкам желаю подавиться желчью.