Титры
Этот фильм — реальная история Людмилы Павличенко, легендарной женщины-снайпера. Судьбу этой хрупкой девушки круто изменила война. Советские солдаты шли в бой с ее именем на устах, а враги устраивали на нее охоту. На поле битвы она видела гибель людей и страдания, но самым трагическим испытанием для нее стала любовь. Ей выпало потерять родных и друзей, но обрести дружбу первой леди США Элеоноры Рузвельт. Ее выступление в Америке повлияло на ход Второй мировой войны. Она выиграла все свои сражения — как солдат, как дипломат и как женщина.

— Юля, как проходила ваша подготовка к роли?
— Подготовка к съемкам шла в течение полутора лет. Началось все с того, что как-то мы встретились с режиссером Сергеем Мокрицким на его кухне. И далее в ходе наших неоднократных встреч именно там, на кухне, зарождались прекрасные идеи, которые потом были воплощены. Он давал мне читать разные книги — как про Людмилу Михайловну, так и про других снайперов. Советовал, какие фильмы пересмотреть: «Дитя человеческое», «Иди и смотри», «Перл-Харбор», «Спасти рядового Райана»… А потом я по его рекомендации прочла книгу «У войны не женское лицо». Читала по странице с перерывами, потому что читать больше, чем страницу, моя психика не выдерживала. Это был очень интересный и насыщенный период, полный новых открытий. И не только относительно личности Людмилы Павличенко, но и в самой себе я каждый день что-то открывала.

— А с физической точки зрения чему пришлось научиться?
— Какого-то инструктора, который бы стоял перед нами и говорил: «Сегодня учимся этому, завтра — тому», у нас не было. Мы сами факультативно все осваивали: поехали в тир боевого оружия, занимались военно-строевой подготовкой… У нас на картине был такой человек — Сережа Прищепа. Он даже выглядит как партизан Первой мировой войны, такой прекрасный фанатик. Он приезжал ко мне в театр, носил за мной винтовку, чтобы я могла при любом удобном случае с ней потренироваться… Режиссер Сережа Мокрицкий как-то нас всех правильно завел, и часики уже сами пошли. И остановиться уже было сложно, все работали по собственной инициативе, никто никого не заставлял.

— Какой съемочный день показался вам самым сложным?
— Все! Не было ни одного съемочного дня, который не был бы сложным. За исключением, пожалуй, американских сцен. Но и там было непросто, так как пришлось произносить трехминутные монологи на английском языке, которым я не очень хорошо владею. Да еще перед исполнительницей роли Элеоноры Рузвельт — актрисой Джоан Блэкхем, которая говорит на чистейшем английском. Это тоже была своего рода нагрузка. Но действительно был момент, когда я думала: «Все! Мне конец!» В фильм в итоге вошло секунд двадцать нарезки, когда мы с девчонками бежим по болоту, — а снимали мы этот эпизод семь дней. На жаре, мокрые насквозь, в полном обмундировании, с саперными лопатками на попе и лягушками в кирзовых сапогах, потому что только что выбежали из болота… И в какой-то момент я поняла: «Все, сейчас сдохну! Просто сдохну!» А вокруг меня одни девчонки: сами плачут, у кого-то уже истерика… И я подумала, что если сейчас скажу, что устала, если остановлюсь, то уже никто дальше не побежит. И вот так дальше, со слезами, соплями, — вперед!

— Во время проб к этому фильму вы были на седьмом месяце беременности. Каково было оставлять дочек — и новорожденную, и старшую — и уезжать на съемки?
— Они не были оставлены. Все были со мной. Меня сопровождал обоз из всей моей семьи. (Смеется.) И этим обозом мы передвигались по всем городам: в Севастополь, потом — в Одессу, Киев, на Западную Украину, снова в Одессу и снова в Киев… И вот так мы путешествовали весь год.

— Наверное, это было хорошей моральной поддержкой?
— Это стало бы еще большей моральной поддержкой, если бы не мне все приходилось организовывать. (Смеется.) На самом деле было очень тяжело.

— Ваши дочки, прежде всего старшая, уже понимают, что вы актриса?
— Я вам больше скажу: она сама уже актриса. Она сейчас будет играть у Роберта Уилсона в Театре Наций: он ее утвердил на ма-а-аленькую роль какого-то зайчика. Будет прыгать по сцене. (Смеется.)

— А фильмы она ваши смотрит?
— Смотрит, обсуждает, рассуждает, критикует. Все нормально!

— Как вы думаете, сыграв такую сильную женщину, как Людмила Павличенко, вы сами изменились?
— Не знаю, изменилась ли я. Но могу сказать, что с трудом расставалась с этой ролью. У меня такого никогда, пожалуй, не было. Впервые в моей актерской биографии мне хотелось рыдать, когда закончились съемки. Было очень больно. Люда меня покорила. И продолжает восхищать до сих пор.