— Елена, вас хвалят достойные мастера, у вас много фестивальных наград… Насколько для вас важно это признание?
— Конечно, когда хвалят, это приятно. И как женщине, и как тщеславному, амбициозному человеку. Это же оценка того, что я делаю. А дальше уже все зависит от твоего трезвого рассудка, как относиться к подобного рода комплиментам, вычленять из них правду… Внутренняя цензура должна присутствовать, несмотря на то, что мне важно знать мнение коллег, зрителей.
-Вы родились в Моршанске, Тамбовской области, но в школу пошли уже в подмосковном Одинцово, то есть семья переехала почти что в столицу…
— И потом я уже всегда, кстати, жила в центре. Когда училась в Щепкинском училище обитала на Тверской, позже, когда работала в МТЮЗе переехала в Мамоновский переулок…
— В вас удивительным образом уживается строгость и хулиганство…
— Я же по гороскопу Козерог и Обезьяна, так что все понятно. На лицо ужасные, добрые внутри. (Смеется.) И вообще, все зависит от натуры. Если человеку свойственно хулиганить, то он это и в Кремлевском Дворце Съездов сделает. Но лично мои человеческие качества изменяются постоянно. Как у всех, полагаю. Мы же, как вода, перетекаем из одного состояния в другое. Вот сейчас, например, я совершенно спокойна. Как большое водохранилище.
— Очевидно, в юные годы вы не мучились проблемой выбора будущей профессии, правильно?
— Наверное, да. Мне хотелось, чтобы детские утренники никогда не кончались. Стремилась к этой атмосфере вечного праздника. Так что, видимо, было желание продолжить весь этот карнавал. Причем мне нравилось не смотреть на это событие со стороны, а активно в нем участвовать, быть в гуще событий, звездой на макушке елки, к которой несут подарки. А как иначе должен быть организован праздник?! (Улыбается.)
— То что вы взялись за свое дело ощутили еще в институте?
— Чем-то другим мне бы не хотелось заниматься, это точно. А так нравилось быть в компании людей творческих, увлеченных какими-то облаками. Нематериальным, одним словом. Этот мир мне казался особенным, туда не приглашают, но можно попытаться просочиться. Актерство представлялось высшей математикой раньше. Да и теперь я тоже так думаю.

— А многие не считают данную профессию особо тяжелой…
— Это кто? Актеры вряд ли так скажут. Если только из кокетства. А так они знают, чего стоит их труд. И если в юности мне этот мир казался эфемерным, то позже выяснилось, что все чуть проще, но, тем не менее, не слишком. Все равно искусство, это нечто возвышенное, даже когда и походит на баловство. Механика в нашей области исключительно сложна. Вот мне, как актрисе, интересна история трансформации личности, где человек находит свой космос: внутри себя, или за пределами души. Это самое важное в любой эпохе. И способности актера определяются его умением, если требуется, точно переставить свои внутренние органы, причем так, чтобы тело работало верно, и кровь циркулировала по жилам. Хорошему артисту вполне по силам изменить внутри себя порядок взаимодействия импульсов, но при этом не затрагивать порядка вещей. Вот в нашем организме живет громадное количество бактерий, и при болезни, они все расцветают пышным цветом, так же и в организме артиста есть все необходимые инструменты, и он ими пользуется, когда нужно. Я, будучи актрисой, знаю механизмы, и могу их включить, а потом так же быстро выключить. Они есть и в обычном человеке, но он не знает, как из себя это достать. Но в жизни я точно не играю.
— Со стороны создается впечатление, что у вас практически нет проходных ролей. Так сильна интуиция на удачный материал? По какому критерию отбираете? Что стоит на первом месте: тема, режиссер, гонорар, не побоюсь этого слова?
— А чего его бояться?! Я вот вчера была на прекрасной выставке произведений искусства, собранных художником Херстом. И я запомнила его высказывание о легендарном Энди Уорхоле, о том, что он первый художник, не побоявшийся заниматься саморекламой, не опасавшийся вслух называть стоимость своих работ, и совсем не скрывавший ценник. И, на мой взгляд, такой подход совсем даже неплох. Как видите, я не чужда материальных благ. Могу сказать, сколько я стою. Не один батон колбасы, а еще двести пятьдесят граммов масла. (Улыбается.)
— То есть вы в достаточной степени материалистка?
— Верю словам Чехова, что в человеке все должно быть прекрасно. И мысли, и одежда. Художник точно не должен быть голодным, иначе он будет озабочен не делом, а как-бы насытиться. У него должно быть достаточно средств, чтобы думать не о пропитании, а о развитии собственной личности. Вот мне не все равно, в каких условиях я живу, что ем. При этом не страдаю вещизмом, и ничего не коллекционирую. Мое хобби — это моя профессия. Раньше я время от времени придумывала себе какие-то занятия, но они явно не имели никакого значения, раз не остались в моей жизни.
— В этой связи тоже могу вспомнить Антона Павловича, который говорил: «Кто испытал наслаждение творчества, для того все другие наслаждения уже не существуют», это, видимо, тоже про вас…
-Наверное, это так. Ничто настолько не вдохновляет, как новый проект. В прошлом году я закончила сниматься в новом фильме Андрея Звягинцева «Левиафан». В настоящий момент, надеюсь, с Андреем Прошкиным у нас что-то получится. Тем более, что сценарий «Орлеан» Юрия Арабова чудесный. Но при обилии работы я обеими ногами стою на земле. Готовлю, хожу в магазины, посещаю химчистку, с дворниками общаюсь. Так что я среди людей.
— Но вы не из тех, кто берется за пять проектов одновременно?
— Ни в коем случае. Силенок нет. Сердце одно. Один масштабный проект, и то много (улыбается). А основной проект идет же, как правило, параллельно с какой-то телевизионной продукцией, с озвучанием… Плюс, я раз в году принимаю участие в чтецкой программе в сопровождении симфонического оркестра и Московского Камерного Хора, под руководством дирижера Владимира Минина. Мы со Светланой Крючковой читаем отрывки из дневников и писем фронтовичек, собранных Светланой Алексиевич в книгу «У войны не женское лицо». Для меня это высший пилотаж — иной жанр, где я себя еще пока не чувствую рыбой в воде. Там я не прикрыта ни чем.

— В нишу стационарного театра пока не планируете возвращаться?
— Понятия не имею. Десять лет я была в труппе МТЮЗа, и сегодня порой очень тоскую… А порой и не очень… Но я никогда не стремилась быть актрисой репертуарного театра и зависеть от воли Карабаса-Барабаса. Предпочитаю быть сама себе хозяйкой. Думаю, такой вариант идеален для всех.
— Как считаете, актеру необходимы драматические коллизии в собственной судьбе, чтобы быть убедительным?
— Все зависит от подвижности психофизики.
— Почему вам часто предлагают играть персонажей старше вас?
— Не знаю. Но несчастные, одинокие, зрелые женщины с лихой долей, матери-одиночки, ожидающие счастливого разрешения ситуации, это все мои героини.
— В картине «Бубен, барабан» вы играли с Натальей Негодой, которая сначала прославилась «Маленькой Верой», а потом осела в Америке. Как она вам как партнерша?
— Великолепная. Потрясающая актриса и очень цельная женщина. Куска от себя просто так не отломит. Не разменивается по пустякам. Умница! Крутая тетка! Скала, и я ее за это уважаю. Она эксклюзивный вариант. Мне везет с партнерами, со встречами с настоящими людьми, которые меня формируют. На их свет хочется идти. Вот и Костя Хабенский в «Географ глобус пропил»… Тонкий актер, и человек глубокий, душевный. Но далеко не всегда с талантливыми людьми легко на площадке. Бывает актер отличный, а человек дерьмо.
— Как-то вы сказали, что в наших сериалах режиссеров не интересуют способности артиста, им нужна лишь определенная фактура, штампы, скорость. По этой причине в вашем арсенале больше полного метра?
— Я так говорила о людях, вышедших из сериалов, и на них же закончивших. К счастью, сегодня на телевидение приходят режиссеры из кино, и это здорово. Тут можно назвать и Тодоровского, и Учителя, и Досталя, и Урсуляка, и Прошкина, старшего и младшего. Эти люди делают прекрасные многосерийные фильмы. Так что материал материалу рознь. В моей жизни были сериалы, и они все равно не самые плохие. И я, кстати, не то что не ставлю на них крест. Скажу даже больше, очевидно, за телевидением будущее, поэтому это перспективное направление. Не слушайте тех, кто говорит, что избавляется от «ящика», это кокетство и не дальновидно. На телевидении есть достойные образовательные каналы, которые находят своего зрителя. И, в принципе, если бы их не существовало, то выдающиеся документальные ленты, например, никто бы никогда не увидел, поскольку в кинотеатрах такое не показывают. Кроме того, большинство классических произведений искусства не укладывается в формат двух часов, и полноценное повествование подразумевает гораздо большее экранное время. Так что если говорить о просветительской миссии телевидения, то у него все козыри. Никто лишний раз не пойдет за деньги в кинотеатр. А дома, рядом, доступно. Я только за, если и из утюга нам будут читать Шекспира. И, поверьте, это вполне в духе массовой культуры, все воспримут, отторжения не будет. Просто произойдет адаптация.

— Вы спели оду телевидению, а телевизионщики никогда не делали вам предложений, от которых было бы невозможно отказаться?
— Поверьте, роль телеведущей меня не привлекает. Одно дело демонстрация фильма с моим участием на телевидении, и совсем другое — передача. Мне было бы скучно. Там абсолютно нечего переживать, нужно лишь транслировать текст в сухом остатке. А мне необходимо самой работать соковыжималкой.
— Вы никогда не играете с «холодным носом»… Где энергию восстанавливаете?
— Дома сплю, кофе пью. Возможно, я бы и хотела следовать общепринятым правилам — отработал, и рванул на острова, но у меня так не складывается почему-то. Все не так организовано в моем пространстве. И я пока научилась мириться с этим. (Улыбается.)
— Мне кажется вы человек, который держит дистанцию, и вам важно иметь свое, личное пространство…
— Несомненно. Одиночество не люблю, но так, абстрагироваться ото всех, и понаблюдать из-за угла, да. Суету терпеть не могу. Именно в ней мы совершаем глобальные ошибки. Зачастую нужно остановиться, и просто подумать. Но мне для этого не требуется закрываться в комнатах, уходить в астрал, или брать билет на Гоа, и там медитировать. Эта остановка обычно происходит внутри меня. Ее замечают лишь близкие люди по моему отсутствующему взгляду. Мой маленький заводик работает в автономном режиме (улыбается). В конце концов, приют человек сам в себе ведь находит. От себя никуда не убежишь.
— Сегодня вы влюблены?
— Да.
— Тогда давайте поговорим о любви.
-Но я ничего не понимаю в любви, поэтому не смогу вам что-то сказать.
— Что вас притягивает в мужчинах?
— Талант. Это единственный критерий. Знаете, в Литве всех пешеходов обязали ходить в ночное время через дорогу со светоотражателями, для предупреждения водителей, так и меня цепляют люди с такими определенными, особенными знаками. И это талант не только в профессии. В умении любить, понимать, быть щедрым.
— Судьба часто делает вам подарки?
— Мы с жизнью работаем друг над другом, идем навстречу. И я свои награды не получаю в дар, а зарабатываю.
— Скажите, почему вы выбрали именно это место для нашей беседы?
-Вот мы сейчас сидим с вами в ресторане на Патриарших, с видом на замерзший пруд, который превращен в каток… Любимое место в городе, которое не отпускает меня на протяжении уже двенадцати лет. В данный момент я тоже живу тут неподалеку, в старом доме, в прекрасной квартире-студии, в которой раньше обитал художник-француз, чья мама — известный скульптор во Франции. И именно она внушила сыну, что вдохновение нужно черпать в обнаженном женском теле, только в нем можно увидеть красоту. И он посвятил свое творчество этой теме. Его произведения остались мне в наследство. Все картины необыкновенно сочные. Девушки написаны яркими красками: оранжевыми, красными, вишневыми. Такие горячие тела, передающие жар кожи, биение сердца…
— По такому дому лучше тоже ходить без одежды.
— А я так и делаю. (Улыбается.) В окружении этих красоток брожу лишь в носках.