Как говорит Максим Леонидов, «топтаться на месте мне неинтересно». Эта фраза объясняет, почему время от времени он круто меняет свою жизнь. Создав в восьмидесятые бит-квартет «Секрет», он ушел из него на пике популярности. Вместе с первой женой, актрисой Ириной Селезневой, переехал в Израиль. Но если супруге жизнь в эмиграции нравилась, то Максима тянуло на родину. Вернувшись, он начал сольную карьеру. Теперь у Леонидова две группы поклонников — секретовские и те, у кого в наушниках звучат его новые песни. Нет, три! Есть еще люди, которые не пропускают ни один спектакль и мюзикл с участием артиста. И поверьте, правильно делают. Тонкое чувство юмора, сценическое обаяние, талант и голос — это убийственное сочетание. Сегодня Леонидов успешный музыкант и актер, любящий муж и глава семьи. Его третьей женой (был еще брак с Анной Банщиковой) стала актриса Театра Ленсовета Александра Камчатова. Она моложе мужа на семнадцать лет, но, кажется, Максим нашел наконец свое счастье. В сорок два года он впервые стал отцом — жена родила ему дочку Машу, а через год на свет появился еще и сын Леонид.

Максим, вернемся к истокам, то есть к детству. Каким вы были ребенком?
Максим Леонидов: «Довольно хулиганистым и очень самостоятельным. Когда мне было четыре года, не стало мамы, и у отца просто не хватало времени за мною постоянно присматривать. Поэтому я рос во дворе. Район был пролетарский, и уличная школа жизни мною была пройдена сполна».

Ваш дом стоял прямо на берегу Невы. Рыбу-то ловили?
Максим: «Ловили. Такую маленькую рыбку с двумя-тремя колючками по бокам. Колюшка она называлась. Потом ее или обратно отпускали, или котов кормили. (Улыбается.) На те снасти, которые у нас тогда были, мы не могли с моста, допустим, рыбачить. Так, заходили летом по щиколотку в воду и кидали нехитро сделанную удочку с червяком».

А чья была идея, чтобы вы поступили в хоровое училище им. Глинки?
Максим: «Это была идея отца, и слава богу, что она ему в голову пришла. Потому что, во-первых, я был абсолютно безнадзорный, а во-вторых, проявлял неординарные, скажем так, музыкальные способности. Я очень любил петь и делал это все время, при каждом удобном случае. Так что было, прямо скажем, заметно, что я одаренный мальчик и надо меня музыке учить. Когда мне исполнилось девять лет, отец отвел меня в хоровое училище им. Глинки при Государственной академической капелле Санкт-Петербурга — она тогда располагалась по адресу Мойка, 20. То есть прямо на Дворцовой площади. Удивительное, красивейшее место города. Позанимавшись летом с репетитором, я поступил сразу в третий класс».

А как в вашей жизни возник ЛГИТМиК? Почему вы не пошли дальше по музыкальной линии, а поступили в театральный, на курс Льва Додина?
Максим: «Ну, во-первых, я никогда не видел себя дирижером-хоровиком. А именно их училище в основном и выпускало. Во-вторых, чтобы продолжать музыкальное образование, мне нужно было либо поступить в консерваторию, а туда брали только отличников, либо в Институт культуры, куда шли все те, кто не поступил в консерваторию. Мне не хотелось ни в одно из этих мест. Кроме того, я посмотрел два выпускных спектакля курса Аркадия Кацмана и Льва Додина выпуска 1979 года — „Братья и сестры“ и „Бесплодные усилия любви“. Это был курс, на котором учились Игорь Скляр, Сережа Кошонин, Наташа Фоменко… короче говоря, вся будущая труппа Малого драматического театра. Мне эти спектакли очень понравились. И так совпало, что в этот год Кацман и Додин выпускали курс и набирали новый. Конечно, я не мог этим шансом не воспользоваться. К тому же в то время я хотел быть битлом, а на битлов нигде не учат. Поэтому я поступил в театральный институт».

После распада «Секрета» вы переехали в Израиль. У вас в душе не осталось
чувства сожаления о решении перебраться туда? Мыслей вроде: «Столько времени потерял!»?
Максим: «Знаете, я вообще никогда ни о чем не жалею. Потому что из поступков, любых, и состоит наша уникальная, ни на чью не похожая жизнь. Редко кому удается прожить две совершенно разные жизни. В двух совершенно непохожих странах. Поэтому я невероятно счастлив, что у меня был такой опыт и что есть еще одна родная страна, на языке которой я говорю, людей которой знаю».

У вас остался в Израиле круг знакомых?
Максим: «Да-да. Он небольшой, но он есть».

Раз в год группа «Секрет» собирается, чтобы сыграть концерт. Не так давно ваше выступление состоялось в Крокус Сити Холле. Как все прошло?
Максим: «Прекрасно, публика осталась довольна. Честно говоря, я даже не припомню такого теплого приема. Мы вышли на бис, отработали финальную точку концерта, после которой желательно ничего больше не петь, — и ушли со сцены. Минут через десять в гримерку забегает наш директор и спрашивает: „Вы уже переоделись?“ Говорит, что в зале свет горит, но люди никуда не расходятся, продолжают хлопать и звать. Так что можно считать — концерт прошел с успехом. Единственное, что меня всегда напрягает в этих секретовских выступлениях, — каждый раз это некая премьера. Поскольку группа играет очень редко и концертного графика не имеет, перед каждым выходом на сцену мы собираемся и репетируем. И все равно, как бы ни старались, остаются недочеты. Может, они из зала не так заметны, но они есть».

А о чем вы обычно говорите? Вспоминаете что-то из секретовских времен или больше обсуждаете события сегодняшнего дня?
Максим: «Конечно, вспоминаем прошлое время от времени, но, честно говоря, нам не до того, чтобы устраивать ностальгические посиделки — слишком много дел».

В интервью вы часто говорите, что делаете что-то только до тех пор, пока вам это нравится. А как только становится неинтересно — уходите. И из-за этого нередко возникают конфликты и обиды. Но с группой Hippoband, которую вы организовали, вернувшись из Израиля в 1996 году, у вас прямо рекордно долгая любовь!
Максим: «Наверное, это потому, что все в группе — люди взрослые. Поначалу у нас тоже были какие-то трения и недопонимания, но с годами все выровнялось. Для многих музыкантов Hippoband — это такая отдушина, возможность поиграть на сцене. Деньги они зарабатывают не только в группе, но и в других местах. У нас ровные, очень товарищеские, теплые отношения. Каждый занимает в коллективе свое место. Аранжировщик знает, что никто не будет ему мешать делать его работу, автор песен знает, что никто не скажет, что они какие-то не такие. Так что у нас прямо как в хорошей семье — мы избегаем конфликтов».

Последний ваш сольный альбом «Дикая штучка» вышел в 2009 году. Когда ждать следующего?
Максим: «Честно говоря, не знаю. В последнее время мне нравится заниматься музыкой театральной, мюзиклами. Это отнимает много времени и является основным моим интересом. Я пока не чувствую в себе сил для написания альбома с новыми песнями, который бы как-то сильно отличался от предыдущих и был шагом вперед».

Да, у вас сейчас прямо новый роман с театром! Один за другим выходят мюзиклы и спектакли с вашим участием. Сначала были прекрасные «Продюсеры» в театре ET CETERA, теперь «Пола Негри», «Растратчики»…
Максим: «Еще до „Продюсеров“ вышел спектакль „Двое других“. Это был петербургский проект, созданный в театре „Дом“ — есть такое антрепризное сообщество. Мы сделали совершенно чудесный музыкальный спектакль, один из моих любимых. Он по повести Аверченко „Подходцев и двое других“, и главную троицу играли Андрей Ургант, Алексей Кортнев и я. Также в спектакле был занят замечательный артист и мой сегодняшний соавтор Александр Шаврин — он один играл сразу пять мужских ролей. Собственно, с этого спектакля началось мое возвращение в российский театр. Потом были „Продюсеры“, за которые я очень благодарен и Давиду Смелянскому, и Александру Калягину. Потом появились „Растратчики“. Я, правда, нечасто их играю, но стараюсь хотя бы пару спектаклей в месяц в расписание поставить».

Ваш герой в мюзикле «Пола Негри» Эрнст Любич пожертвовал ради работы любовью своей жизни. А для вас первичен дом, семья или работа? Были ситуации, когда приходилось выбирать?
Максим: «Честно говоря, не было. Просто Эрнсту Любичу не нужна была семья, ему нужно было его дело. А когда тебе необходимо и то и другое, ты распределяешь время так, чтобы его на все хватало. Нет фатума, который висит над тобой и определяет, что у тебя будет либо работа, либо семья. Я человек, которому нужно и то и другое, и у меня это есть».

А что насчет вашей жены Александры? Она разве не жертвует работой ради семьи?
Максим: «Она ничем не жертвует! Ей просто больше нравится быть в семье, нежели играть в театре роли, которые ей не очень хочется играть. Когда есть интересная творческая работа, Саша с удовольствием за нее берется».

Кстати об интересной творческой работе Александры. В спектакле «Отпетые мошенники» вы впервые играете вместе с женой. Как впечатления?
Максим: «Чудесные. Саша — талантливая актриса. О таком партнере можно только мечтать».

Вы как-то сказали, что нельзя жениться на женщине, которая хоть чем-то раздражает. Сразу представляется, что над головой вашей жены Александры сияет нимб. Неужели нет ничего, что бы вас выводило из себя?
Максим: «Может быть, этот нимб у Александры действительно есть, но сияет он только для меня. Потому что я же люблю Александру, а не кто-нибудь другой. Может быть, для этого другого никакого нимба над ее головой и не существует. Это индивидуальное ощущение, а не объективное». (Вспоминая о своем втором браке с Анной Банщиковой, Леонидов говорил в интервью: «Я понял на своей собственной шкуре, что человека переделать нельзя. Если ты близко имеешь дело с каким-то человеком и вроде он всем хорош, но тебе хотелось бы несколько черт в нем изменить (как Ане хотелось изменить меня, а мне хотелось что-то изменить в ней), то вместе эти люди не будут». — Прим. авт.)

Вы с Сашей уже долгое время вместе. Трансформировались ли как-то ваши отношения?
Максим: «Чем больше мы друг о друге узнаем, друг друга понимаем — тем больше любим. Мне кажется, наши отношения с годами стали только лучше».

Вы живете за городом, в своем доме. Расскажите, пожалуйста, немного о нем. Он строился до появления в вашей жизни Саши и детей?
Максим: «Да, строил я его еще до брака с Александрой. Дом абсолютно соответствует моему вкусу. Я никогда не был приверженцем гигантомании и роскошества. Так что получился обычный каменный одноэтажный дом. Сделан он по принципу ранчо — распластан по плоскости. Создавал его архитектор Александр Чистяков, который много лет прожил в США».

У вас дома много всяких интересных штук, картин, статуэток. Они привозились из каких-то поездок?
Максим: «Какие-то из них — да. В этом доме нет вещей случайных. Каждая из них что-то для нас значит. Но сейчас уже, когда появляется новая вещь, я, честно говоря, не знаю, куда ее ставить. Несмотря на то что дом довольно большой, превращать его в набитую бонбоньерку не хочется».

Есть какие-то вещи, о которых хочется рассказать? Вот что, например, находится на стене, которая перед вами?
Максим: «Ну, вот прямо передо мной висят два эскиза грима из Театра комедии, написанные рукой народного артиста СССР Николая Павловича Акимова — знаменитого режиссера и художника. Это эскизы грима к спектаклю „Свадьба Кречинского“. Вот Кречинский анфас, вот Кречинский в профиль. Справа от меня большая стена, и на ней много разных фотографий, и все они о чем-то мне напоминают. Вот, например, фото, сделанное в Перу, на знаменитых пирамидах. На нем Андрей Макаревич, Тур Хейердал, Юрий Сенкевич, Стас Намин и я. Вот на этом снимке Боря Гребенщиков, Андрюша Макаревич с гитарой и опять же я. Это первый Новый год в моем доме, и друзья пришли в гости. Вот Саша сидит на подоконнике — еще беременная. Вот она в разных ролях… ну, такие театральные фотографии».

У вас часто дома гости собираются?
Максим: «Да. Но летом, конечно, чаще, чем зимой. На майские праздники обычно организуем шашлыки. Барбекю занимаюсь либо я, либо, если в гости приезжают мои музыканты, — барабанщик Юра. Он очень хорошо жарит мясо и вообще большой кулинар».

Раньше у вас жила овчарка Степан, которую вы упомянули в одной из песен. Сейчас в доме тоже овчарка. Это любовь к большим породам или цель — безопасность дома?
Максим: «Дом не нуждается в таком стороже. У нас есть охрана, шлагбаум. Я просто люблю немецких овчарок, мне кажется, это умнейшие создания. Но дети все-таки настояли на еще одной комнатной собаке. Так что у нас живет девочка породы бишон фризе. Это такая маленькая кудрявая собачка, абсолютная эманация любви, добра и счастья. Все время радуется и здорово поднимает настроение».

И как эту эманацию счастья зовут?
Максим: «Буся».

А овчарку?
Максим: «Старки. Назвали в честь Ринго Старра (настоящее имя Ричард Старки) и клана Старков из «Игры престолов».

Вы наверняка уже задумались об отпуске. Как вы обычно его проводите?

Максим: «По новым местам мы ездим в основном с супругой, когда у нас это получается. А дети пока нуждаются в постоянстве. Поэтому зимой мы, как правило, уезжаем в Индию, в ГОА. Там есть отель, где мы останавливаемся уже не первый год. Нас там знают, ждут и относятся как к родственникам. А летом едем в Испанию, у нас там квартира на побережье. Отдыхаем, как на даче, каждое лето».

В интервью одиннадцатилетней давности вы очень трогательно говорили о двухмесячной дочке Маше. Обожание по-прежнему присутствует?
Максим: «Папы и дочки — это всегда какие-то отдельные взаимоотношения, нежные и трогательные. И конечно, я в дочери души не чаю. Хотя иногда мы и ссоримся, и она на меня обижается. Всякое бывает. Но, безусловно, между нами любовь».

В семье вы злой полицейский или добрый?
Максим: «Специально мы ролей не распределяли, но вообще я скорее злой. (Улыбается.) Я более требовательный, могу и гаркнуть, и подзатыльник дать, если дело совсем плохо».

К Лене, наверное, более строги, чем к Маше?
Максим: «Безусловно. Правда, сейчас сын в том возрасте, когда ему больше нужна мама. Он еще маленький, а папа слишком опасный. Поэтому все свои вопросы он решает с Сашей. А дочка, зная свою власть надо мной, тянется ко мне. Она прекрасно понимает, что ресничками похлопает, у папы сердце растает, и он все разрешит. Поэтому сейчас у меня отношения с Машей ближе, чем с Леонидом, но это может измениться».

А понятно уже, какие дети по складу ума — склонны к точным наукам или гуманитарии?
Максим: «Маша хочет стать артисткой, причем больше от ума, чем от желания. Особого стремления заниматься театром или другими видами искусства я не вижу. А вижу в ней, наоборот, способности аналитические. У нее очень хорошо идет математика, точные науки. Она хорошо считает, у нее логически скроенный ум. Поэтому, несмотря на все ее желание, мне кажется, что она все-таки пойдет по техническому пути. А вот Леня очень музыкальный мальчик, он хорошо поет».

В наше время воспитывать детей непросто — черное часто выглядит белым и наоборот. Иногда кажется, что если ты учишь детей не лгать, не давать сдачи, то заранее обрекаешь их на проигрыш. Не возникает у вас подобных моральных дилемм?
Максим: «Мне кажется, все зависит от обстоятельств и каждого конкретного случая. Но честности и житейской мудрости их учить надо. Хотя, с другой стороны, необходимо понимать, что, как бы мы ни хотели уберечь детей от всех сложностей этого мира, — нам это не удастся. Надо быть готовым к тому, что мир все равно будет учить их сам».

Юлия Решетова