— Динара, вы, пожалуй, самая необычная ведущая на нашем ТВ. Как себя в этом качестве ощущаете?

— Моя уникальность заключается только в моем внешнем виде. (Улыбается.) Но я благодарна телеканалу, который дал мне возможность в хиджабе вести программу об исламской культуре, традициях, обычаях народов, исповедующих ислам. Для меня это дорогого стоит, потому что я не надеваю его специально для съемок. Я — соблюдающая мусульманка, и хиджаб — одна из составляющих моего образа жизни. Ни в каком другом виде я не смогла бы работать в кадре.

— Исламом вы начали интересоваться раньше, чем появилось телевидение в вашей жизни?

— До программы «Мусульмане» я уже вела религиозную передачу на спутниковом телеканале. Я была обычной девчонкой, только что закончившей ГИТИС. Ходила в коротких юбках и на съемках первой программы сидела за столом в хиджабе, а из-под стола у меня торчали коленки. Когда в перерыве потом вышла в коридор и увидела себя в зеркале в таком виде (хиджабе до колен), мне стало не по себе. Поняла, что зрителей обманывать нельзя. На тот момент я уже старалась соблюдать предписания религии: молилась, постилась… Но полностью одеться по шариату не хватало духу. И вот Всевышний ниспослал мне такую возможность.

— То есть вы пришли к этому постепенно?

— Да, все было органично. Прежде чем начала молиться, я утвердила для себя какие-то вещи, без которых молитва не состоялась бы. Шла от логических рассуждений: сначала почувствовала потребность молиться, а потом уже начала это делать. А когда полностью утвердилась в вере, то начала соблюдать и все остальное.

— Ваши родители поначалу были против…

— В основном вся тяжесть реакции не только родителей, но и окружающих людей легла на плечи моей сестры Наили — она пришла к исламу первой в нашей семье. Это были 90-е годы, когда религия, можно сказать, только возрождалась. У татар ислам сохранился на уровне национальных традиций: собирались родственники, читали Коран, вспоминали умерших. Благодаря бабушкам и дедушкам мы, так или иначе, сталкивались с религией. Мои родители искренне верующие люди, но они, как и я, в то время не понимали необходимость соблюдения религиозных предписаний. Мама с папой переживали, что сестра, надев хиджаб, не сможет выйти замуж. А наши соседки-татарки спрашивали: «Нелечка, что ж ты в платочке? У тебя что, ушки болят?» После этого она всем так и отвечала: «Ушки болят». (Смеется.) Я надела платок уже после Наили и поэтому такой тяжести не ощущала. Да, родители были удивлены, не ожидали, что я это сделаю, окончив ГИТИС. А на улице часто слышала вслед, мол, «белое братство», «сектантка». Никто не идентифицировал тогда хиджаб с исламом.

— Вам приходится сталкиваться с негативным отношением на улицах?

— Гораздо чаще ко мне подходят православные женщины и просят показать, из скольких частей состоит хиджаб, как правильно завязывается. Говорят, мне очень идет. А негатив я стараюсь не замечать, что и другим советую. Кстати, через год после окончания ГИТИСа, когда мы встречались с однокурсниками, предвидя вопросы, я придумала объяснение, почему я в платке. Сказала, что подписала контракт с муфтием и теперь должна быть в таком виде не только на экране. (Тогда я уже работала ведущей в программе «Мир ислама» и выходила в эфир в хиджабе.) Думаю: зачем буду всем душу раскрывать, что делаю это по своим убеждениям? Все равно не поймут. Еще я думала, что хорошо бы поскорее выйти замуж за соблюдающего мусульманина и тогда точно никому ничего объяснять не придется. А потом поняла, что не нужно прятаться за выдумки. Близкие люди все равно понимают, что ты осталась той же Динарой Садретдиновой, и примут тебя такой, какая ты есть. По большому счету ничего не изменилось.

— Но замуж за мусульманина вы все-таки вышли.

— Да, слава Богу. Мурад — алжирец, уже несколько лет работает пиар-директором фестиваля мусульманского кино в Казани. Владеет несколькими языками — французским, арабским, английским, русским. Познакомились мы, когда я еще училась на пятом курсе института. Я поехала в женский исламский лагерь, чтобы научиться молиться, а он сопровождал в поездке руководителя отдела культуры посольства Саудовской Аравии в качестве переводчика. Я когда Мурада увидела, он мне очень понравился — сразу сердце екнуло. Почувствовала, что это мой человек, но даже не возникло мысли с ним познакомиться. А в следующий раз увидела его среди друзей и подумала: это уже от Аллаха. Он мне очень помог как раз в то время, когда я приходила к исламу. Особенно сложно было, когда моя сестра, благодаря которой у нас в доме изменилось отношение к религии, уехала в Иран. Мурад меня тогда очень поддерживал.

— Динара, ношение хиджаба ведь только внешний атрибут. Расскажите, какие еще ограничения накладывает на вас религия?

— Нет никаких запретов. Я не знаю, почему все пытаются увидеть мусульманку бедной, несчастной, закрепощенной. А если говорить о головном уборе, то такая традиция ведь раньше существовала и на Руси. Если замужняя женщина выходила на улицу с непокрытой головой, о ней говорили: «Опростоволосилась». Просто со временем это исчезло. Для мусульманских женщин с приходом ислама, наоборот, открылись перспективы: они стали обладать возможностью наследовать имущество, участвовать в выборах, к ним стали относиться с уважением. Если европейские женщины отстаивали свои права в горячих дебатах и спорах, зачастую выходя на манифестации, то мусульманским женщинам эти права даровал Всевышний. О каких запретах можно говорить, если мусульманка имеет право работать и учиться? Правда, она обязана это делать с позволения мужа. Но, когда в семье существует взаимопонимание, всегда можно договориться. И моя собственная жизнь, мне кажется, разрушает все эти стереотипы.

— Как-то вы говорили, что не сможете играть в театре, потому что это не соответствует вашим религиозным убеждениям. А если бы вам предложили роль по душе — согласились бы?

— Которая соответствовала бы религиозной этике? Безусловно. Но это и не запрещается. Иранский кинематограф знаменит не только прекрасными режиссерами, актерами и операторами, но и тем, что актрисы там играют в хиджабах. И очень достойные роли. А в Иордании, например, существует исламский театр, который известен своей религиозной направленностью. В Египте ставятся спектакли и экранизируются сцены из жизни пророков и посланников Всевышнего. В Турции это тоже есть. Я думаю, что сыграть там для меня вполне реально, осталось только выучить язык.

— Может, когда-то такой проект появится и у нас?

— Очень надеюсь, что это произойдет, даст Бог. Я даже задумывалась о том, не снять ли мне что-нибудь самой? Не так давно я закончила режиссерские курсы в ИПК работников телевидения и радиовещания и думала поступать на Высшие режиссерские курсы.

— Что присутствует в вашей жизни помимо работы?

— Прежде всего это моя семья, близкие — родители, муж, дочь, сестра, тетя, дядя, племянники. Мои друзья. Я со всеми общаюсь, ни для кого не закрыта. Если мы с кем-то давно не виделись, с удовольствием переписываемся в социальных сетях. А с однокурсниками мы иногда даже делаем совместные проекты. Например, я записывала аудиокнигу «Мусульманка» и пригласила вместе со мною в паре читать Алексея Россошанского, своего однокурсника, который на данный момент является голосом московского метро. Он зачитывал цитаты из Корана.

— Сколько лет вашей дочери?

— Дочке 8 лет, она практически ровесница программы «Мусульмане». Ее зовут Ясмин. Свое свободное время я посвящаю в основном ей. Мы ездим на разные занятия — она занимается вокалом в музыкальной школе, национальным татарским танцем, ходит в студию живописи. До этого три года занималась художественной гимнастикой, у нее уже был первый юношеский разряд.

— Вы приобщаете ее к религии?

— Дети всегда будут подражать родителям. Она видит, какие мы в жизни: как относимся к родителям, как общаемся с людьми, каковы наши предпочтения, к чему стремимся. Мы стараемся вместе молиться. Думаю, это открывает для нее картину исламского отношения к жизни.

— У вас дома часто бывают гости?

— Гости у нас бывают нечасто, поскольку нас самих практически не бывает дома. (Смеется.) Но вот недавно приехала моя сестра Наиля. Четыре года назад всей семьей они из Москвы уехали жить в Башкирию. Сына отдали в башкирскую школу, дочку в детский садик, дети изучают башкирский язык. Их семья живет на природе, в деревянном доме без телефона, газа и водопровода. Воду берут из горной речки. Живут в спартанских условиях и очень рады тому, что уехали из города.

— А у вас не возникает желания уехать жить в мусульманскую страну?

— Я родилась в Москве и люблю свой город, свою страну. Но по возможности с удовольствием путешествую. По работе я бываю в командировках в мусульманских регионах России и за рубежом: в Малайзии, Катаре, Иране. Но возвращаюсь всегда домой. Есть пословица: где родился — там и пригодился.

— Есть ли в Москве проблема с покупкой мусульманской одежды?

— Абсолютно никакой. Мусульманской одеждой может считаться любая свободная, длинная, непросвечивающаяся одежда. Такую можно найти как в обычных магазинах, так и в специализированных. И ее с большой охотой покупают даже не мусульманки. Многим женщинам нравятся свободные платья или туники с брюками.

— То есть, несмотря на то что вы надели платок, вы не перестали быть женщиной?

— Я больше стала женщиной! (Смеется.) Стала сознавать это гораздо острее. Часто говорят: «Ну как же, на вас ведь обращают пристальное внимание!» Но на меня и без платка обращали внимание. А будучи в платке, я исполняю волю Всевышнего, чувствую себя защищенной. Могу сохранить то, что есть во мне, и оградиться от попыток ворваться в мой внутренний мир извне.