— Пол, «Пастырь» не первый ваш фильм, где вам пришлось демонстрировать свою физическую форму. Подготовка к этой картине как-то отличалась от предыдущих?

— Еще как! (Смеется.) До этого я снимался в картине, для которой мне пришлось набрать около 18 килограммов. Это фильм «Происхождение», где я сыграл Чарльза Дарвина. И перед съемками «Пастыря» мне пришлось этот вес сбрасывать. Так что это был совсем иной вид физической нагрузки и другие силовые тренировки.

— Большинство трюков вы исполнили сами. А какой из них потребовал больше всего дублей?

— Интересный вопрос… Каждый трюк был по-своему сложным. Больше всего дублей, пожалуй, ушло на тот, где мне нужно было перевернуться в воздухе назад в длинном замедленном кульбите. Когда летишь через спину головой вперед, видишь, как земля быстро приближается к твоему лицу. Однако перевернуться в последний момент ты уже не можешь, и не остается ничего, кроме как плашмя падать, глядя в эту землю: бабах! Моя голова и тело отказывались это воспринимать, поэтому трюк приходилось повторять снова и снова, пока я не свыкся с мыслью, что мне придется шлепнуться так, как нужно для фильма. (Смеется.) Хотя много дублей потребовала и другая сцена, где я спрыгиваю с поезда и одной рукой хватаюсь за его край, а другой ловлю племянницу своего героя. Я никак не мог ее поймать. Просто кошмар какой-то! Но тут вообще-то все объяснимо, потому что, мы хоть и были на страховке, мне все равно было страшно. Так что это было просто чудо, когда у меня наконец получилось. А самый опасный трюк был на мотоцикле. Он был прикреплен к машине, которая неслась рядом с поездом на скорости 80 километров в час, и мне нужно было перепрыгнуть на поезд. И, помню, стою я на сиденье мотоцикла и думаю: «Господи, что же я делаю? Мне 39 лет. У меня жена, дети. А я стою на мотоцикле и собираюсь прыгать на мчащийся поезд. Безумие какое-то!». Так что, честно скажу, в тот момент я слегка перетрусил. (Смеется.)

— А какими способностями своего героя вы хотели бы обладать?

— Пастыри умеют притормаживать время. И от этой способности я бы не отказался. Мы живем в таком сумасшедшем, неистовом, беспокойном мире, что мне очень хотелось бы порой замедлять время. Это было бы замечательно. (Улыбается.)

— Ваш герой сражается с вампирами. А вы сами как к ним относитесь?

— А я люблю вампиров. Еще с тех пор, как посмотрел «Дракулу» Брэма Стокера. Но в последнее время появилось много фильмов про вампиров, которые совсем не боятся солнечного света, и такие милые, что все девушки мечтают с ними познакомиться. Но это же чушь! Ведь их нужно бояться. И я рад, что в «Пастыре» вампиры страшные и пугают зрителей.

— Вы верите в них?

— Нет. Если бы я в них верил, я давно нашел бы кого-нибудь, кто сделал бы меня бессмертным. (Смеется.)

— Вашему герою, чтобы стать Пастырем, пришлось очень многим пожертвовать. Ради чего и чем готовы пожертвовать вы?

— Не думаю, что скажу что-то удивительное, но это моя семья. Я раньше думал, что все актеры — психопаты. В том смысле, что они помешаны на актерстве, на своих ролях. Но все это не идет ни в какое сравнение с помешательством, которое приходит с ролью родителя. Никто не поймет этого до тех пор, пока у него самого не появится ребенок. Это так же трудно объяснить, как трудно представить любовь на химическом уровне. И, если потребуется, эта любовь заставит вас встать на пути пули или сделает способным на убийство. Так что ради жены и детей я готов пожертвовать чем угодно.

— Ваши родные являются для вас критиками?

— Да. Мои дети были на съемочной площадке «Пастыря» и помнят все, что происходило за кадром, и что творилось перед камерой, и как им было скучно сидеть в моем трейлере. Мой младший семилетний сын делал мне замечания на площадке, когда ему казалось, что я делаю что-то не то. И оба они считают, будто мне нужно чаще сниматься именно в таких фильмах, где я буду скакать и драться, и пореже в таких, где я играю кого-то вроде Дарвина. (Смеется.) А моя жена — прекрасная актриса. Так что, конечно, я прислушиваюсь к ее советам. И всегда делаю, как она говорит. И не только в кино. (Смеется.)

— С такими-то родителями, наверное, ваши дети тоже мечтают стать актерами?

— Нет! Нет! Только не это! (Смеется.) Знаете, жизнь восьмидесяти-девяноста процентов актеров ужасна, так как почти все время они проводят в ожидании роли. И дело тут не в отсутствии таланта. Я видел много талантливых актеров. Когда я учился в драматической школе, там был мальчик по имени Якоб, кажется, из Швеции. Это был лучший актер, которого я когда-либо видел в своей жизни. Выдающийся, удивительный, он умел мгновенно преображаться, придумывать образы. Как Мерил Стрип. Но он был очень застенчивым. И из-за своей робости дальше прослушиваний никогда не шел. Я ни разу не видел его в кино. И это очень печально. Мне бы не хотелось, чтобы мои дети испытали нечто похожее. И мне пока не кажется, что они хотят стать актерами. По крайней мере сейчас. Старший полностью погружен в учебу, а младший в данный момент мечтает стать рок-звездой.

— Своего младшего сына вы назвали в честь актера Стеллана Скарсгарда, с которым вместе снимались в фильме «Догвилль». А будущему малышу, который появится на свет через месяц, имя уже придумали?

— Пока нет. Мы не знаем, кто это будет, мальчик или девочка, так что еще не можем придумывать имя. А пока мы зовем его Печенюшка. Даже и не знаю почему. (Смеется.) А имя Стеллан тогда пришло как-то очень легко и всем сразу понравилось. Когда я впервые встретил Скарсгарда, то просто влюбился в него. Он умеет радоваться жизни. И он спец по выпиванию водки. После работы мы частенько заходили в бар, и я на следующий день чувствовал себя ужасно, а он был как огурец. При этом он на 20 лет старше меня. И я подумал, что, наверное, неплохо назвать сына в честь человека, который так легко справляется с жизненными трудностями. Да и актер он замечательный.

— Вы много снимаетесь, много ездите по миру. При таком графике работы возможно быть хорошим отцом?

— Я думаю, возможно. Просто порой приходится от чего-то отказываться. Даже от очень желанной работы, но которая потребует провести много времени вдали от семьи. Поэтому в моих контрактах всегда есть пункт, что я могу уезжать домой каждые две недели. Или моя семья может приехать ко мне. Так что мы никогда не расстаемся больше чем на пару недель. Это, конечно, непросто: то я к ним летаю, то они ко мне. Но зато после четырех месяцев съемок я могу остаться дома месяцев на шесть-семь и быть просто папой. В этом прелесть моей профессии. Я не хочу работать только для того, чтобы оплачивать услуги кого-то, кто будет растить моих детей.

— Однако в Россию вы прилетели один. Какое самое большое впечатление у вас осталось от Москвы, которым вы непременно поделитесь со своей семьей?

— Все, когда приезжают в другую страну, говорят: «Я всегда мечтал сюда приехать». Но я правда очень давно мечтал приехать в Россию. Клянусь! Для меня было настоящей катастрофой оставить свою жену одну на последнем месяце беременности, но я все-таки прилетел сюда на три дня. А сегодня мне удалось побывать в Кремле. И хотя экскурсия была довольно быстрой, я смог оценить всю красоту. А больше всего меня поразил двойной трон Ивана и Петра с потайным пространством за спинкой, из которого через прорезанное окошко советники шептали малолетним царям, что говорить. Это просто фантастика! Очень кинематографичная история. И за пару часов до нашей с вами беседы я как раз разговаривал со своей женой по телефону и рассказывал ей об этом. У нее в Москве будет съемка для журнала, кажется, в сентябре. Так что скоро мы приедем сюда вместе.