Аглая — девушка непростая, из театральной династии, берущей начало в XIX веке. Ее дальний предок, Константин Шиловский, был и музыкантом, и художником, и актером. Он дружил с Чайковским и совместно с ним написал либретто к его великой опере «Евгений Онегин». Дедушка актрисы — Всеволод Шиловский, известный актер и режиссер. Папа — Илья Шиловский, сценарист и режиссер. Однако в отличие от многих актерских детей наша героиня нигде раньше не мелькала — ни в рекламе, ни в «Ералаше», ни в «Непоседах». Обнаружил юную звезду c редким именем Станислав Говорухин, еще раз подтвердив свою репутацию первооткрывателя ярких, талантливых и удивительно красивых актрис. Именно он дал дорогу в большое кино Марии Мироновой, Наталье Даниловой, Ларисе Удовиченко и Светлане Ходченковой.

Гений и злодейство

— Вы еще студентка, а в вашем багаже уже три главные роли. Когда вы учиться успеваете?

Аглая Шиловская: «Люблю, когда много дел, привыкла к этому с детства. Если вдруг появляется свободное время, начинаю паниковать. А главных ролей у меня, кстати, уже четыре. Я еще снялась в фильме „Лекарство для бабушки“ с замечательными партнерами — Константином Крюковым и Екатериной Васильевой. Как меня Станислав Говорухин открыл, так оно все и пошло, предложений поступает достаточно. Сериалы пока отклоняю, чтобы не огорчать Станислава Сергеевича, который возлагает на меня большие надежды. Да и соблазна особенного нет, чтобы участвовать в подобных проектах».

— Почти в каждом своем интервью Станислав Говорухин расточает вам комплименты. Как вам удалось произвести на мэтра такое сильное впечатление?

Аглая: «Трудно о себе судить объективно. Может, своей непосредственностью? Я была такой, какая есть, и не стремилась специально понравиться. Наше знакомство состоялось на „Мосфильме“ — всех девочек с первого курса Щукинского училища отправили на фотопробы к его новой картине. Кроме нас там было еще несколько сотен претенденток, и я как-то приуныла. А спустя некоторое время мне позвонили и попросили прийти. Состоялась встреча лично со Станиславом Сергеевичем. Мы хорошо поговорили, я сыграла ему на фортепиано, потом на флейте. В итоге меня утвердили. Знаете, немного обидно читать в некоторых изданиях, что меня взяли по блату. Мол, наверняка дедушка, Всеволод Николаевич, протолкнул. Как будто режиссеру такого уровня, как Говорухин, можно навязать кого-либо. Он сам выбирает».

— Как родители отреагировали на то, что в картине есть сцена, где вы обнажаетесь?

Аглая: «Мой папа является и моим агентом, поэтому он все обговорил с продюсером заранее. И настоял, чтобы вместо меня в этом эпизоде работала дублерша. Во-первых, я тогда была несовершеннолетней, во-вторых, зачем оголяться лично мне, если в этом нет особого смысла и глубокого замысла режиссера».

— Что на съемках далось труднее всего?

Аглая: «У меня была сцена, где надо было ехать на велосипеде и плакать. Сейчас она мне уже не кажется безумно сложной, но тогда я очень переживала. Актрисам, которые не могут сами заплакать, капают в глаза какие-то капли, и мне хотелось этого избежать. Иначе зачем заниматься актерской профес-сией?! В общем, я так переволновалась, что заплакала сама… А в остальном работалось легко. Очень рада, что фильм Станислава Сергеевича стал моим дебютом в кино».

— На кинофестивале «Московская премьера» вы получили приз имени Натальи Гундаревой за лучшую женскую роль в картине Говорухина. Ваша первая реакция?

Аглая: «Когда мне позвонил папа и сообщил эту новость, я не поверила! Не могу даже описать свои чувства. Мне было безумно приятно, что жюри так высоко оценило мою работу. Не ожидала, если честно. Но главное — не успокаиваться на достигнутом и стремиться к большему».

— А как вас нашел другой маститый режиссер, Ренат Давлетьяров?

Аглая: «Ренат Фаварисович приходил на съемочную площадку „В стиле Jazz“, он дружит со Станиславом Сергеевичем, который нас и познакомил. Потом Давлетьяров пришел на премьеру, и вскоре меня пригласили на пробы в его фильм „Мы одна семья“. Так я получила свою вторую роль».

— Ваш партнер в этой картине — Иван Стебунов. Правда ли, что он признался вам в любви и сделал предложение руки и сердца в рекордно короткие сроки?

Аглая: «Да чушь все это. Мне тогда всего семнадцать лет было, какая свадьба! Не знаю, откуда пошел этот слух, но он явно работал на раскрутку проекта. Ваня — прекрасный актер, интересная личность, закрытый, многое держит в себе. Мы с ним отлично общались, но не более того. Писали, что наша свадьба была назначена на октябрь прошлого года. А между нами даже никакого романа не было».

— Мне кажется, служебный роман — хороший выход из положения, когда не хватает времени на личную жизнь.

Аглая: «Да я не против. Если влюблюсь, только рада буду. Но пока никто из коллег меня не увлек».

— Один очень близкий к вам источник недавно рассказал мне, что на съемках фильма «Мы одна семья» за вами пытался ухаживать Леонид Ярмольник. Была такая история?

Аглая: «Интересно, откуда вы узнали? Леонид Исаакович — замечательный человек, и к женскому полу он явно неравнодушен. Наверно, я ему нравилась, и сама с ним тоже кокетничала — на волне общего настроения на съемках, расслабленного и веселого. И поначалу его знаки внимания воспринимала со смехом: „Леонид Исаакович, вы же играете моего отца, как вам не стыдно!“ Но потом, когда эта ситуация с затянувшимся флиртом мне немного надоела, я сказала ему как бы в шутку, но твердо: „Леонид Исаакович, а я вот сейчас дедушке позвоню“. И все вернулось в дружеское русло. Мы с ним недавно виделись и чудесно пообщались».

— Знаю, что вы хотели бы сыграть Грушеньку из «Братьев Карамазовых», хитрую манипуляторшу. Из чего делаю вывод, что вам не чуждо желание играть мужскими сердцами.

Аглая: «Не буду лукавить — мне нравится, когда мной восторгаются. Кокетство в моей природе, я даже не замечаю его. Мужское внимание мне приятно, тем более что оно начало проявляться не так давно, всего года два назад. До этого я была настоящей пышкой, но потом взялась за себя и к пятнадцати годам похудела на восемнадцать килограммов».

— Ничего себе! Без вреда для здоровья?

Аглая: «Да, поскольку весь процесс контролировал мой папа. Это было очень тяжело, но я понимала, что актриса моей комплекции вряд ли может рассчитывать на роли героинь. Ходила в фитнес-центр, занималась там по семь часов, плавала. И еще сидела на жесткой диете — кушала только вареную курицу и жареные кабачки. Иногда я плакала от желания съесть что-нибудь вкусное, а папа говорил: „Пожалуйста, бери. Но вспомни, сколько сил ты уже потратила. Неужели ты хочешь все испортить?“ И я подчинялась его логике. Ночью же мой самоконтроль ослабевал, и я в полусне, как лунатик, шла к холодильнику. Но мне повезло, что папа сидит по ночам на кухне и пишет. Там-то он меня и отлавливал. Результат моих усилий проявился не сразу, но зато потом я стала активно худеть. Эта борьба с собой многое мне дала, воспитала силу воли. И теперь я точно знаю: если хочешь победить всех, начни прежде всего с себя. Ведь существует масса вещей, которые могут тебя сломить, — люди, неудачи…»

— Уже столкнулись с неприязнью и завистью?

Аглая: «Скажем так: у меня не все гладко в Щукинском училище. Когда я начала активно сниматься, то стала отставать в учебе. И некоторые педагоги в лицо говорят мне, что актрисой я не стану. Если это такой способ „страхования“ от звездной болезни, то мне он не подходит. Я начинаю унывать и внутренне напрягаться. Еще меня удивляет, что я уже почти полгода играю в мюзикле „Монте-Кристо“ роль Мерседес, но до сих пор многие педагоги так и не пришли посмотреть на меня, хотя я давно их всех приглашала».

— Людям всегда легче пожалеть человека, чем порадоваться за него.

Аглая: «Да, друзья познаются не в беде, а в счастье. У меня две подруги (одна из Школы-студии МХАТ, другая — из Щепкинского училища) и два школьных друга, которые тоже учатся в Щукинском, но на старших курсах. Один из них — Ваня Добронравов, известный по фильму Звягинцева „Возвращение“. Хотя, безусловно, в первую очередь меня поддерживают родители. Они меня не расстраивают ненужной критикой, и я тоже стараюсь их не огорчать. Всегда помню, что я — Шиловская, внучка актера и режиссера, дочка драматурга, и это большая ответственность».

Ранняя пташка

— Когда вы осознали, что являетесь продолжательницей актерской династии?

Аглая: «Не помню, чтобы у меня был момент такого озарения: „О, у меня великие родственники!“ Просто я всегда чувствовала к себе пристальное внимание окружающих. А на сцену впервые вышла в четыре года».

— Почему родители так рано начали продвигать вас по театральной стезе?

Аглая: «Я сама так решила. Однажды мы с мамой пришли в Театр Покровского на детский спектакль. И там проходил какой-то конкурс для малышей, в котором я с удовольствием приняла участие, спела, станцевала. Потом к родителям подошли работники театра и сказали, что хотели бы предложить мне роль в спектакле „Сказка о попе и работнике его Балде“. Мама с папой согласились. А в пять лет я выступала на сцене Большого театра в опере „Прекрасная мельничиха“, где играла дочку героя Зураба Соткилавы. Тогда же забавный случай произошел. Моя мама сидела на самой галерке, поскольку бесплатных билетов на хорошие места не было. И когда я выбежала на сцену, кто-то из ее соседей воскликнул: „О, смотрите, карлик!“ Мама обернулась и возмущенно заметила: „Это не карлик, это моя дочь!“ Училась я в школе с театральным уклоном, мне все нравилось. Правда, в подростковом возрасте возникло желание все бросить, начать тусоваться с друзьями или просто валяться на диване. Но родители не позволили мне впасть в такое состояние и пустить прахом все прежние усилия. За это им отдельное спасибо — именно благодаря им я многое успела к восемнадцати годам».

— Какое участие в вашем воспитании принимал знаменитый дедушка?

Аглая: «Я всегда относилась к нему с почтением и уважением, однако моим воспитанием занимались родители. В детстве более близкие отношения были у меня с дедушкой и бабушкой с маминой стороны. Они вообще к театру отношения не имеют: дедушка — военный, бабушка — филолог, и я очень их люблю. Доброта, открытость и непосредственность, которые во мне есть, — это все от них. А Всеволод Николаевич стал мне ближе только года два назад. Думаю, он осознал, что я выросла и на что-то уже способна, только на своем семидесятилетии. На юбилее в Доме кино я спела для него сложнейшую песню Уитни Хьюстон One moment in time. Это было мое первое „взрослое“ выступление перед огромной аудиторией. Я приехала из института, и папа просто поставил меня перед фактом: пой, и все тут! Хорошо хоть, что я знала эту песню. Дедушка для меня гуру, к советам которого я неизменно прислушиваюсь. Он видел все мои работы и хвалит меня».

— Если я не ошибаюсь, раньше ваш папа активно использовал метод материального поощрения. Сделала что-то полезное — получи награду. А даром вы что-нибудь делали — по дому, допустим?

Аглая: «Папа всегда знал, что по натуре я ленивый человек и мне нужен стимул. Ради „приза“ я была готова выучить песню или музыкальную пьесу, похудеть на пять килограммов или пройти шесть кругов на лыжах. Домашние дела меня не касались, что очень раздражало маму. Максимум, что я могла, — это вытереть пыль».

— Не портит ли ребенка такой способ стимулирования, рановато вырабатывая в нем коммерческую жилку?

Аглая: «Напротив, он помогает преодолевать себя и добиваться успеха. У меня есть знакомые, которые получили что-то просто так — поступление в институт, например. Они это не ценят и быстро сдают свои позиции. Я, напротив, знаю цену всем своим успехам. Среди них нет случайных. Допустим, мне фантастически повезло попасть в мюзикл „Монте-Кристо“. Мой второй художественный руководитель Владимир Исидорович Тартаковский и режиссер Алина Чевик доверили мне, восемнадцатилетней, роль Мерседес. Я им бесконечно благодарна. Однако знаю, что я шла к этому десять лет, чуть ли не с первого класса. Много занималась музыкой, вокалом — джазовым, эстрадным, классическим, наконец. Если бы у меня не было такой базы, я не смогла бы воспользоваться таким блестящим шансом».

— Что лично вы вложили в роль Мерседес?

Аглая: «Я всегда стараюсь как-то органично существовать в предлагаемых обстоятельствах. Не придумываю походку, движения и прочее. Моя героиня в первом акте — это я сама, жизне-радостная, влюбленная, непосредственная. Во втором акте сложнее — ей уже около сорока, у нее есть муж, ребенок, а потом вдруг выясняется, что все это время она жила во лжи. Просто я представляла себя на месте Мерседес, кроме того, мне самой кое-что известно о подлости и потерях. Я очень люблю эту роль, своих партнеров, сюжет Дюма, роскошные костюмы, огромную сцену. Хотелось бы и дальше в Театре оперетты работать».

— А у вас серьезное чувство уже было?

Аглая: «Когда мне кто-то нравится, все время кажется, что это навсегда. Но потом как-то постепенно эмоции сходят на нет. Очень быстро привязываюсь, а потом так же стремительно разочаровываюсь. Раньше я слишком спешила открыться людям, рассказывала свои секреты, переживания, а потом меня предавали. Хотя это скорее к дружбе относится. Что касается любви, то знаю точно: никогда не влюблюсь в мужчину без чувства юмора. Образованность, харизма, внешность важны, но не в такой степени. Надеюсь, что найдется молодой человек, который сможет меня завоевать».

— Женские слабости вам свойственны?

Аглая: «Шопинг ненавижу, я не шмоточница, могу купить понравившуюся вещь, но не ищу ничего специально. Любимый цвет — черный. Это у нас семейное пристрастие, даже на праздники так одеваемся. Друзья шутят: „Ну вот, Шиловские приехали как на похороны“. У меня две слабости — сладкие духи и длинные сережки, могу выбирать их часами».

— Когда София Коппола снимала «Трудности перевода», то спросила Скарлетт Йоханссон: «Откуда у тебя в восемнадцать лет взгляд взрослой женщины?» Аналогичный вопрос я хотела бы задать и вам.

Аглая: «Я всегда выглядела старше своего возраста. Станислав Сергеевич, кстати, не дал мне моих пятнадцати лет, когда мы познакомились. Может, воспитание наложило отпечаток. Я всегда больше со взрослыми общалась, чем со сверстниками. Почему у меня такой взгляд, не знаю даже. Пусть другие гадают».

Фото: личный архив Аглаи Шиловской