Говорят, экранизировать Булгакова — дело такое же трудное и опасное, как ставить «Пиковую даму». Потому что вторгаешься в область тьмы, и начинает твориться вокруг самая насто-ящая чертовщина. Режиссер Юрий Кара не раз вспоминал о мистических моментах, сопровождавших его проект. И как в Крыму, где первоначально планировали снимать сцены древней Иудеи, в середине октября вдруг пошел снег, что большая редкость. Потом перед самым началом работы выяснилось, что оператор исчез, а пленку не привезли. Кара отправился в Москву за пленкой, и прямо напротив дома Булгакова на Садовом кольце сломалась его новая «Волга». В другой раз, когда снимали сцены в саду «Эрмитаж», в театре, прямо в том месте, где хранили отснятый материал, прорвало трубу, и пленки оказались в кипятке. Это тоже расценили как недобрый знак, поэтому камеру освятил батюшка. Далее из-за разногласий режиссера с продюсерами фильм пролежал на полке семнадцать лет, и когда уже никто не надеялся, что он выйдет на большой экран, противоречия чудом уладились. Премьера состоялась. Как раз накануне юбилея, 120-летия Булгакова. Совпадение ли это? Филиппенко, сыгравший за свою актерскую жизнь немало представителей потусторонних сил, уверен, что картина увидела свет как раз в нужное время.

…Шел мелкий дождь, машины разбрызгивали лужи. Я несла в руках тюльпаны, «желтые, тревожные цветы». Мне очень хотелось поздравить актера с долгожданной премьерой. Мы договорились встретиться в небольшом кафе на Патриарших прудах. Никакой мистики. Просто Филиппенко живет неподалеку.

— Александр Георгиевич, большое спасибо, что пригласили на премьеру. Мне все понравилось. Конечно, в картине нет компьютерной графики, спецэффектов, без которых не обходится современное кино. Зато потрясающая игра, великолепные актеры — Валентин Гафт, Михаил Ульянов, Анастасия Вертинская, Сергей Гармаш, вы…

Александр: «Я думаю, если бы фильм вышел в те годы, не было бы такого эффекта. Зрители не смогли бы его как следует оценить — на контрасте с тем, что делают сейчас. Так что он вышел вовремя — как раз тогда, когда нужно».

— Немного смутило обилие обнаженных женских тел. Это мода 90-х, когда вставляли «обнаженку» куда надо и куда не надо?

Александр: «Да при чем здесь это?! Вы прочтите Булгакова. Гелла вообще была голая. А бал Сатаны? Именно в таком виде туда и пришли гости. И как это снять — было одной из серьезных режиссерских задач».

— А вы сами с каким чувством смотрели фильм?

Александр: «Эта премьера — хороший подарок к юбилейной дате, 120-летию со дня рождения Булгакова. А чувство — лучше я опишу его вам цитатой из Зощенко: „Все, как я думал, и даже лучше!“ Эти две версии „Мастера и Маргариты“ (Филиппенко снимался также в телеверсии романа. — Прим. авт.) вместе со „Звездой и смертью Хоакина Мурьеты“ — на верхних строчках моей кинобиографии».

— Вы не относитесь к актерам-самоедам, которые смотрят на экран и выискивают недостатки в своей работе?

Александр: «Нет, я давно придерживаюсь такой практики (перенял это у голливудских звезд): читаю сценарий и смотрю — если в трех сценах из девяти могу „взять банк“, соглашаюсь. Абсолютный пример тому в моей творческой биографии — фильм „Визит к Минотавру“. Последний монолог Балаша, моего героя, на допросе у следователя, остался в народе. О нем вспоминают до сих пор. Ну, а если выигрышных сцен нет — отказываюсь (сейчас вот предлагают все уже до боли знакомое, и я понимаю, что ничего нового своей игрой не скажу). Уж лучше пусть будут мои литературные вечера, где я читаю тексты Гоголя, Зощенко, Платонова».

— Вы дважды принимали участие в экранизации «Мастера и Маргариты» и оба раза сыграли представителей сил зла — Азазелло и Коровьева…

Александр: «Это два очень ярких персонажа, и оба действенные. Экшенмены, со своей идеей, что для меня очень важно».

— Ваши коллеги рассказывали про мистические и не всегда приятные вещи, которые происходили с ними во время съемок…

Александр: «От Бортко (режиссер телесериала „Мастер и Маргарита“. — Прим. авт.) я получил приглашение в ста метрах от того места, где мы с вами сидим сейчас. На той стороне, около павильончика. Я здесь живу неподалеку и вышел прогуляться с собакой. А Бортко в это время приехал с операторами выбирать место для съемок. И с ходу предложил мне сыграть Азазелло».

— И вы тут же согласились?

Александр: «Конечно! Это же Булгаков и такая роль, где я могу «взять банк».

— Второй раз вы эту фразу произносите. Тщеславный вы человек…

Александр: «Старый администратор после гастролей Театра на Таганке, еще в 70-е годы, спрашивал меня: „Ну что, за кулисы приходили? Автографы брали?“ Я отвечал: „Да“. — „Очень хорошо“. Да и как иначе? Это должно быть в актерской профессии. И Людмилу Целиковскую, и Юлию Борисову, и Михаила Ульянова поклонники ждали с цветами на Арбате… А „взять банк“ — я имею в виду показать высокий класс игры».

— В кино вы стали заложником своих внешних данных, и вам предлагали в основном роли злодеев и даже самой Смерти…

Александр: «В кино типаж всегда играет огромную роль. Скоро у меня будет киновечер, где будут показаны отрывки из „Убегающего августа“, где я играю пожилого героя-любовника. После выхода этого фильма ко мне на улице подошел молодой мужчина и сказал, что я спас ему жизнь. Оказалось, у него были проблемы с девушкой, и он не знал, что делать. Посмотрел „Убегающий август“ и решил, что не будет поступать так, как мой герой. А еще там будет отрывок из фильма „О возвращении забыть“, в котором я сыграл командира подвод-ной лодки. И я счастлив, что у меня были такие работы. Так что на киновечере я продемонстрирую все грани своего таланта, меня увидят не только как яркого представителя темных сил».

— Кстати, режиссер Алексей Попов сказал, что злодея может сыграть только очень хороший человек…

Александр: «Это все литературные изыски. Меня, как актера вахтанговской школы, учили идти от сценария: если там есть возможность показать себя — я соглашаюсь. Это главное».

— Ну, а злодейскую сущность-то как выразить? Откуда это берется — изнутри?

Александр: «Как сыграть злодея — этому нас все-таки учили в театральном училище. Есть актер-гражданин и актер-образ. И первый контролирует второго, иначе Отелло на самом деле задушил бы Дездемону».

— А некоторые актеры с ума сходят — так вживаются в образ.

Александр: «Я это на себе ощутил, когда окунулся в театр Достоевского. Вот там действительно у Анджея Вайды одну из актрис привозили на спектакль из психиатрической лечебницы. И я эту опасность чувствовал, и мои коллеги тоже. Островского проще сыграть. А вот Булгакова прочитать по-настоящему, а не первый, „попкорновый“ слой — здесь требуется работа души и ума. Как сказал Зощенко, „на этот просмотр с небритой рожей и на кривых ногах не придешь“. Там же все зашифровано, надо уметь слушать. Все эти мыльные оперы основаны на первом слое ассоциаций. Все просто и понятно. Никакой булгаковщины и достоевщины. И это гибель актерской профессии. Хотя и приносит заработок. Я попробовал сниматься в классических мыльных операх: там свои технологии, и мне надо было знать, как это делается. Но когда после „Бедной Насти“ (Филиппенко играл там главного злодея — помещика Забалуева. — Прим. авт.) я приехал на „Брежнева“ на „Ленфильм“ — это было как перелет на другую планету».

— Хотя сериал «Бедная Настя» имел в свое время большую популярность…

Александр: «Потому что его делали американцы. Они все контролировали и присылали сюда поэпизодники. Американцы, как и бразильцы, — специалисты в этой области. У нас вот не получилось ничего растянуть на двести серий. В сериалах свои законы, их не надо нарушать, это как конвейер. Но я знаю случай, когда наш режиссер поехал в Венесуэлу ставить Чехова, там ему дали самых популярных актеров, звезд. Но они ничего не смогли сыграть! Говорю вам: это разные планеты. Кто-то — там, кто-то — здесь. Лично я выбираю Булгакова».

— «Мастер и Маргарита» для вас произведение о любви, о политике или о сущности человеческой?

Александр: «Это все вместе. Оно о нашей прошлой советской жизни — страшном времени. Помните у Высоцкого? „И нас хотя расстрелы не косили, но жили мы, поднять не смея глаз. Мы тоже дети страшных лет России, безвременье вливало водку в нас“. А главное, как сказал мой герой Коровьев, — „врать не надо“… Каждому воздастся по вере и по делам его. И не дай бог, если прольется кровь. Это откликнется всем, кто такое позволил. А любовь… Думаю, кто-то из молодых режиссеров ВГИКа мог бы взять любовную линию из „Мастера и Маргариты“ и разработать ее. Маргарита ведь ушла к Мастеру из особняка на Арбате в подвал — это же отдельная тема, понимаете?»

— На премьеру вы явились в кепке, пенсне и клетчатом пиджаке. Костюмы помогают вам почувствовать образ?

Александр: «Нет, ну что вы! Это же я для вас, журналистов. Чтобы ваши ожидания не обмануть. А вы и попались на эту удочку. (Смеется.) И очки специально в Италии купил. У меня еще и брюки другие есть — клетчатые. В следующий раз приду на премьеру в них».

— Коллеги недаром вспоминали, что в 60-е годы вы были стилягой…

Александр: «А как же без этого? Тогда все приличные люди были стилягами. И в каждом городе имелся свой бродвей — пятачок, на котором собирались граждане в красных носках и со взбитым коком. И я чувствую, что Тверская — наш бродвей, и сейчас она живет, и выходят туда прогуляться молодые люди и дамочки — показать себя. Раньше мы ничего не понимали про все эти лейблы. Джинсы шили из палаточной ткани, из брезента. Портнихи-хиппари, рыдая, распарывали Levi Strauss, чтобы сделать лекала, и шили. У меня были замечательные джинсы из бархата цвета темного болота, с карманами. И эти цветы-лейблы моя портниха аккуратненько так вырезала и вшила в новые джинсы под клапаны на поясе».

— Бешеные деньги, наверное, платили?

Александр: «Они стоили тех денег. Зато только я ходил в таких джинсах! А сапожник дядя Вася приклеивал мне на ботинки вторую подошву».

— С ностальгией то время вспоминаете?

Александр: «Это была первая трещина в „железном занавесе“, когда мы увидели, что иностранцы — не только спекулянты и шпионы, что мир — разно-образный и цветной. А не серо-буро-малиновый военный. Тогда появилась возможность что-то сделать, проявить себя. А потом долгие годы мы скрывались и с властью играли в игры: она делала вид, что нам платит, а мы делали вид, что работаем».

— Ваш приход в профессию начинался с КВНовских капустников?

Александр: «Все, кому сейчас за семьдесят и кто успешен в профессии, прошли через школьный драмкружок. И я тоже. И Твардовского читал, и Михалкова, и сказки Тамары Габбе. Но 60-е — это было время физиков, а не лириков. Поэтому я поступил не в ГИТИС, а в МХТИ. Но выступал на сцене эстрадной студии МГУ „Наш дом“ — нас знала вся Москва. Потом уже жизнь так повернулась неожиданно, что наш театр разогнали, и закончилась вся свобода после августа 68-го. И товарища моего университетского, который поменял двадцать долларов, посадили за валютные операции. Он вышел, когда уже на каждом углу появились обменники. А некоторых ведь и расстреляли».

— За что? Просто абсурд…

Александр: «Это не абсурд, это трагедия. Мы дети страшных лет России…»

— Ну, а что же было с вами?

Александр: «Когда закрыли наш театр — скандально и шумно, Юрий Петрович Любимов позвал меня к себе в театр. На Та-ган-ке! Это был театр новой волны. Специального образования у меня не было, и пришлось параллельно учиться в Щукинском училище на режиссерском отделении. Было тяжело — сплошной цейтнот».

— Правда, что вы были поклонником чешского кино? Я читала интервью Натальи, вашей бывшей жены. Она сказала: «Мы сошлись на любви к Чехии». (Александр Филиппенко, который играл на гитаре, умел петь и танцевать рок-н-ролл, пользовался у девушек — студенток МГУ большой популярностью. Будущий музыкальный критик Наталья Зимянина, которой в ту пору едва исполнилось восемнадцать, влюбилась в него с первого взгляда. Не пропускала ни одного спектакля эстрадной студии «Наш дом», где был занят Филиппенко. «Я была бесконечно очарована светловолосым симпатягой с необычным хрипловатым голосом», — рассказывала в интервью Зимянина. Их свел случай. В тот последний для театра сезон ему предстояли гастроли в Грузию. Музыкальным руководителем был Максим Дунаевский, но он поехать не смог. В качестве аккомпаниатора — на замену себе — композитор предложил Наташу. Это был август 1968 года — именно тогда советские танки въехали на территорию Чехословакии. «Нас с Сашей свела любовь к этой стране. О ней я знала не понаслышке: прожила в Праге пять лет, когда мой папа занимал должность посла СССР в Чехословакии. Я свободно разговаривала на чешском, а Филиппенко уже тогда был помешан на чешском кино». После той поездки у Натальи и Александра начался роман. Они прожили в браке десять лет. Наталья считает, что охлаждение отношений началось после рождения детей — Павла и Марии: «Я стала чувствовать, что Саша отдаляется. Может быть, он в душе ревновал, что теперь вся моя забота и все внимание направлены на дочку и сына». — Прим. авт.)

Александр: «Тогда все были поклонниками чешского кино. Посмотрите знаменитые фильмы „Приключения блондинки“, „Бал пожарных“. Весь Юрий Мамин вышел из „Бала пожарных“. Я просто очень люблю Мамина. Это острая сатира, юмор — вот что меня интересовало. Был такой кинотеатр „Иллюзион“, где ночью крутили фильмы, которые не выходили в прокат. Мы это называли так: вечер отдыха московских актеров после театра. Приезжали после спектаклей и „доворовывали“ там культуру. Некий элемент подпольщины в этом присутствовал. Мы пробивались между решетками запретов. Это сейчас все можно говорить. Только вот, как выяснилось, сказать-то людям нечего — выше того, что Шекспир или Булгаков говорили… Помните, была такая знаменитая миниатюра у Райкина? „Мы столько угля добыли, столько стали“. — „А вы лично что можете?“ — „Мы столько молока…“ — „Нет, вы лично?“ — „Я? Я могу пиво зубами открывать“. Так весь народ и остался на этом уровне. А кто что-то мог — он делал».

— Вы кризис в кино почувствовали?

Александр: «Нет, я занимался тогда литературными программами. Я читал „Мертвые души“ Гоголя и получил госпремию за моноспектакль. Я не пиво зубами открывал».

— Вы согласны с Булгаковым, что ни один кирпич просто так на голову не падает?

Александр: «Конечно, на все сто».

— То есть судьба человека предопре-делена?

Александр: «Нас не учили верить в судьбу. Мы были мичуринцами. Нас учили, что мы можем двигать горы и поворачивать реки вспять. Но не все случается так, как мы думаем. Я вот не верил, что фильм Кары когда-нибудь выйдет на экраны. Считал, что он будет веки вечные лежать в Госфильмофонде. Но и этого уже достаточно мне было. А он тем не менее все-таки вышел… Выбор человек делает сам, но надо прислушиваться к знакам судьбы. Уметь слушать. А если ты хохочешь с утра до ночи, то, конечно, ничего не услышишь».

— В вашей жизни были моменты, когда вы стояли на распутье?

Александр: «Конечно. Когда закрыли наш театр и мне надо было сделать выбор и окончательно уйти из физиков в лирики. И потом, когда мне поступило предложение перейти из Таганки в Театр Вахтангова. Оставить легендарную Таганку! Это был страшный переход, но я решился. А позже, уже лет через двадцать, стал работать на вольных хлебах по договору в каждом театре».

— Вот интересно: что с вами было бы, останься вы в физиках?

Александр: «Трудно сказать. Но я наблюдал главбухов, которые получали почти сексуальное удовлетворение от составления квартального отчета. Это, знаете ли, тоже творчество, сублимация».

— Как вам кажется, выбор между добром и злом человек делает сам или не обходится без происков темных сил?

Александр: «Это все от родителей, от „хорошей детской“ идет. И все эти споры, которые сейчас ведутся: надо ли преподавать историю христианства в школе?.. По-моему, это родители должны решать».

— У ваших детей, наверное, была «хорошая детская»? Находите в них свои черты? (У Филиппенко трое детей: дочь Мария преподает латынь, сын Павел — лидер рок-группы F. A. Q., младшая дочь Саша окончила МГИМО, работает звукорежиссером. — Прим. авт.)

Александр: «Иногда да, вижу — мое. А иногда думаю: и у кого вы этому научились?! Наверное, тоже у меня. Но что выросло, то выросло. Характер, воспитание, гены… Все в них есть: и хорошее, и не очень».

— Им нравится ваше творчество?

Александр: «Конечно, ну что вы! Сашенька работает со мной звукорежиссером на съемках, очень мне помогает. Со своими ведь проще и приятнее работать».

— Был у вас конфликт отцов и детей?

Александр: «Не было. Конфликты происходят, когда есть какие-то запреты. А сейчас другое время. Время 90-х — это время всеобщей свободы. И там каждый выбирал для себя».

— То есть дети у вас делали что хотели?

Александр: «Нет, ну так нельзя сказать. Это исходя опять-таки из „хорошей детской“. Родительский пример большое значение имеет. И мама моя, и теща, Лидия Сергеевна, воспитывали Сашу в атмосфере настоящей интеллигентной московской квартиры».

— На классике воспитывали?

Александр: «Это не специально. Просто и папа, и мама Саши читали очень хорошие книги». (Вторая жена актера, Марина Ишимбаева, — потомственный телережиссер. Ее мама, Лидия Сергеевна, была режиссером литдрамы в «Останкино». Благодаря ей и произошло знакомство Филиппенко с Мариной. Сейчас Александр Геор-гиевич не любит говорить на личные темы, но, как он рассказывал в своих ранних интервью, будущая теща сама пригласила его в гости — отметить окончание работы над телеспектаклем «Доходное место». И заодно спросила, не осталось ли у него после училища курсовых работ (Марина тогда сдавала сессию в Щукинском). Девушка играла на гитаре, пела, писала стихи. У них нашлось немало общих интересов. А еще их объединила неожиданная утрата — смерть Владимира Высоцкого, которого они оба обожали. Их союз прошел испытание временем — они вместе уже четверть века. — Прим. авт.)

— Александр Георгиевич, вы согласны, что все, что делает в жизни мужчина, он делает ради любви к женщине?

Александр: «Это Зощенко сказал. Есть у него такой рассказ — «Мелкий случай из личной жизни» называется. «Один буржуазный экономист или, кажется, химик высказал оригинальную мысль, будто не только личная жизнь, а все, что мы ни делаем, мы делаем для женщин. И, стало быть, борьба, слава, богатство, почести, обмен квартиры, покупка пальто и так далее и тому подобное — все это делается ради женщины. Ну, это он, конечно, перехватил, собака, заврался на потеху буржуазии, но что касается личной жизни, то я с этим всецело согласен. Я согласен, что женщина играет некоторую роль в личной жизни. Все-таки, бывало, в кино пойдешь — не так обидно глядеть худую картину. Ну там ручку пожмешь, разные дурацкие слова говоришь — все это скрашивает современное искусство и бедность личной жизни».

— И что, для вас любовь играет важную роль в жизни?

Александр: «Да. Я согласен с Зощенко: и слава, и борьба, и покупка пальто — все так и есть. Сейчас, когда мы разъезжаем по разным странам, Сашенька подбирает мне гардероб, и я очень этому рад. Я вот думал, что никогда такие рваные джинсы не надену, а она говорит: „Папа, это такой знаменитый дизайнер, которого все знают по его швам“. И оказалась права: когда я пришел в этих штанах на съемки, все мои молодые коллеги заметили их и оценили».

— Александр Георгиевич, вы — человек, который играл Смерть, — поневоле должны задумываться о смысле жизни…

Александр: «Это личные вопросы. Как вопрос веры. «Скажи, старик, Бог есть?» — «Если веришь — есть. Если нет — то нет».

Фото: Виктор Горячев, Наталья Логинова/PhotoXPress, Геннадий Усоев, Итар-Тасс,
РИА «Новости», PhotoXPress, Russian Look, личный архив Александра Филиппенко.