— Александр Васильевич, программа ваша раньше называлась «Ночной разговор», сейчас просто — «Разговор». Давайте и наш разговор начнем с того, что выясним: вы человек ночного или дневного склада?

— По-разному. Я как-то пытался определить, кто я — жаворонок или сова. Бывают периоды в жизни, что я не могу долго спать — просыпаюсь рано от какого-то импульса, и есть желание что-то сделать, решить какую-то проблему. А бывают такие периоды, когда не можешь долго уснуть. Причем это не бессонница, а тебе просто не спится, по-хорошему. Поэтому в ночном эфире мне было комфортно: там вообще теряешь ощущение пространства и времени. Ты настолько увлечен, что не понимаешь, ночь это или день. К тому же мы стараемся не приглашать героев, с которыми было бы неинтересно разговаривать.

— Мне кажется, вы не должны испытывать недостатка в гостях — думаю, к вам идут с удовольствием, потому что беседы у вас большей частью получаются дружелюбные. Отказы бывают?

— Бывают и отказы. Как мне рассказывают редакторы, они звонили нескольким персонам, и те отвечали: «Мягченков? Нет-нет, это исключено!» Почему? Отвечают банально: «Я его боюсь». И вот начинаешь думать: «Неужели ты такой страшный? Что же ты такого чудовищного делаешь, что тебя боятся?» Но в общем-то если отказы и были, то немного. В основном люди действительно приходят с охотой и интересом.

— Вы сами на телевидении начинали с темы необычных явлений, вели программу об НЛО. Сейчас спустились все-таки в мир людской. Как случился этот переход?

— На самом деле и мой приход на телевидение был действительно неожиданным, и тема НЛО появилась случайно. Хотя я иногда начинаю рассуждать о жизни и понимаю, что цепь вот каких-то на первый взгляд случайностей в результате и вылилась в определенную линию, в судьбу. Еще до работы на ТВ я часто интересовался темой загадочных явлений, думая, что все мы живем вот здесь, бегаем, как муравьи, по этой планете. А там — космос, там же планеты, может быть, где-то есть еще какие-то люди. И мне это было безумно интересно. И так получилось в моей телевизионной судьбе, что эта тема на ТВ была открыта как раз нашей программой «НЛО: необъявленный визит». Это был 1988 год, и на тему НЛО разрешили говорить, потому что до этого она считалась запретной. И больше пяти лет, что для телевизионной программы колоссально, я занимался этой темой. Потом настал период, когда мы стали уже топтаться на месте, программу закрыли, я успел поработать на разных каналах, и в итоге возникла программа «Разговор» и еще один проект о театре — «Люди и премьеры».

— Вы чему-то научились у героев своей программы за это время?

— Бесспорно. И очень многому. Я часто задаю героям вопрос: что такое судьба? От чего зависит наша жизнь? И есть ли жизнь после смерти? Никто ничего не знает. Интуитивно, может быть, кто-то что-то и чувствует, а кто-то говорит, что там ничего нет. Тогда получается, что наша жизнь — это уникальное явление, великий дар, посланный кем-то? И совершенно неожиданно эта жизнь вдруг заканчивается. Особенно остро это воспринимаешь, когда уходят твои сверстники, в общем-то молодые люди, с которыми ты учился и даже какое-то время жил. Вот совершенно неожиданно ушел мой однокурсник по театральному институту Александр Гаврилович Абдулов, с которым мы вместе жили в общежитии. В такие моменты ты начинаешь понимать, насколько жизнь быстротечна, как неожиданно она может оборваться. Казалось, что мы будем еще часто общаться, звонить друг другу. А получилось, что мы больше никогда не увидимся. И начинаешь ценить очень многие вещи, которые до этого тебе казались обыденными.

— Александр Васильевич, а в вашей жизни происходили какие-то мистические события?

— Ничего особенно экстраординарного не было. Но я и НЛО видел, и гадалка однажды мне действительно сказала, посмотрев на руку, что в 33 года моя жизнь кардинально изменится. И она изменилась. Это можно назвать как угодно — мистикой, не мистикой.

— Вы имеете в виду момент, когда вы ушли из театра?

— Да. Не знаю, может быть, это была действительно случайность, но ведь она произошла — я этого совершенно не планировал, а это все произошло само естественным образом. Может быть, мне тогда было не 33, а уже к 35, но я действительно вспомнил слова гадалки: «Мне же говорили, что жизнь поменяется». Я работал в не самом плохом театре Пушкина, считался ведущим артистом — и вдруг написал заявление об уходе. Многие ахнули: попасть в московский театр сразу после института, получать большие роли и уйти вообще в никуда… Да, я очень переживал, страдал, не знал, как жить дальше. Но все сложилось само собой.

— Вы родились в Рыбинске?

— Да, но совершенно не помню этого города. Мои родители уехали оттуда, когда мне было 2 или 3 месяца. А всю свою сознательную жизнь я провел в Подмосковье — мы жили в Егорьевске. И там прошли мои детство и юность, там я закончил 10 классов и часто приезжал к родственникам в Москву — очень любил ходить в театры. Не могу сказать, что у меня была мечта стать артистом. Но я как-то всегда знал подсознательно, что обязательно им стану. И вот действительно в Москве с легкостью поступил в театральный институт и, надо заметить, с успехом окончил его.

— Какую свою роль вы вспоминаете с особенной теплотой?

— У меня была любимая роль в спектакле «Бедность не порок», где главную роль играл Саша Абдулов, а я играл Любима Торцова. Но если в институте мною занимались, и я выпускался как характерный и комедийный артист, то дальше в театре из меня стали делать скорее социального героя, что мне не очень нравилось. Но были и другие роли. Алеша в спектакле «Моя любовь на третьем курсе», Никита — «Ночью без звезд». Были и незначительные, но дорогие для меня роли. Например, Иван, половой в «Без вины виноватые», мне даже присудили какую-то внутритеатральную премию. А еще мне очень нравилась моя большая характерная работа в спектакле «Джельсомино в Стране лжецов», где я играл кота-экскурсовода. Но, как говорил Олег Николаевич Ефремов: «Если артист сегодня не хочет выходить на сцену, ему и не нужно этого делать». Со временем я стал к актерской работе остывать, тем более что параллельно начал заниматься журналистикой и в итоге ушел в этот темный, кошмарный и сюрреалистичный мир под названием «телевидение».

— О себе вы однажды категорично высказались, что вы эгоист, ни с кем не можете дружить и с трудом находитесь с кем-то в одном пространстве…

— Может быть. Вот я точно так же спрашиваю своих героев: «Вы когда-то там говорили…» И человек говорит: «Когда я это говорил?» (Смеется.) Наверное, я находился в этот момент в каком-то настроении. Мне кажется, каждый человек эгоистичен. Но вот сегодня мне более комфортно быть одному. Признаюсь, я стал каким-то раздражительным. Может быть, это завышенная планка по отношению к людям, может быть, мне слишком многого от них хочется. Мне кажется, что большинство просто спит, а в жизни нужно быть более активным. Ведь мы считаемся одной из самых талантливых наций, а наши люди иногда совершают настолько необъяснимые поступки, что мне хочется просто закрыться и никого не видеть. Что касается эгоизма — не знаю. Что я там еще говорил?

— Я хотела подвести все к тому, что живете вы сейчас один.

— У меня есть семья, но живем мы сейчас отдельно. Все уже выросли, слава Богу, воспитывать никого не нужно, поэтому главное в моей жизни сейчас — это работа. Свободного времени мало, но я еще успеваю заниматься спортом — это мне очень помогает поддерживать форму. Три раза в неделю хожу в спортивный зал, бассейн и так далее. А мое сегодняшнее состояние, которое многие называют одиночеством, меня больше всего устраивает. Для меня важно ощущение внутренней независимости, а одиночества никакого нет. Иногда даже, наоборот, очень нужны моменты, когда тебе все больше и больше хочется остаться одному, побыть собою, поработать да просто посидеть, отдохнуть, полежать, подумать о чем-то, посмотреть телевизор. Но это не значит, что я веду замкнутый образ жизни — я нормальный живой человек и у меня много друзей.

— Из увлечений — путешествия и книги?

— Книги я люблю перечитывать — классику, какие-то свои любимые произведения. А путешествовать мне действительно нравится, и я бы с удовольствием делал программу о путешествиях. Где не просто пассивно созерцаешь, а что-то и людям рассказываешь, увиденное своими глазами. Поскольку я делаю еще и театральную программу, два раза в неделю хожу в театр. И, конечно же, спорт и природа очень важны. При всей своей легкости на экране телевидение — это безумно тяжелый образ жизни. Без спорта мне наступила бы хана. А так — побегал, размялся, и все: ты уже ожил и можешь не выходить из студии несколько часов подряд.