Коридор тянется куда-то вдаль, даже непонятно, где он заканчивается, в самой же квартире без провожатого можно заблудиться: семье Полежаевых-Айшах в московской многоэтажке отдан целый этаж. Еще бы! Обычно про многодетную семью говорят «семеро по лавкам», а как про эту сказать? Ведь в ней, образно говоря, по лавкам не семеро — двадцать пять детей! Шесть кровных и девятнадцать приемных.
И хотя все приемные дети сохранили свои прежние фамилии и отчества, все равно это одна, только очень большая семья. Как живется в ней детям, какие проблемы приходится решать родителям, как вообще уживаются вместе столь разные и не похожие друг на друга люди? Ирина ПОЛЕЖАЕВА и Омар АЙШАХ рассказали обо всем без утайки.
Только не удивляйтесь: и Ирина, и Омар у своих родителей были единственными детьми. Ирина вообще росла под чутким присмотром бабушки и дедушки, даже в детский сад не ходила.
— Никто мне не внушал, что большая семья — это хорошо и очень здорово, — признается самая многодетная мама Москвы. — Но когда родила первого ребенка, захотелось посмотреть, каким будет второй, третий. Таким же? А может, совершенно другим? Оказалось, мне нравится заниматься детьми, я такое удовольствие от этого получаю!
Вот так и получилась из единственной дочки многодетная мама.
Ирина подчеркивает: первого ребенка она родила в 26 лет, и решение не останавливаться на достигнутом они с мужем принимали совершенно осознанно, прекрасно понимая, чем придется пожертвовать ради большой семьи. Хотя о каких жертвах может идти речь, если рождение каждого ребенка, ожидание этого события, а потом воспитание детей — это же так интересно!
А в 1989 году, когда у Ирины и Омара было уже четверо детей, появились первые публикации о детях-сиротах и семейных детских домах.
— Читала и не понимала: как же так — у моих детей родители есть, а у кого-то — нет? Они понятия не имеют, что такое нормальная семья, семейные праздники. Да хотя бы Новый год — ребятишки по всей квартире по запискам и схемам ищут спрятанные подарки, шум, возня, беготня. А кто-то даже не догадывается, что так не только может, но и должно быть. Вот и решила, что для других детишек тоже надо что-то сделать. Муж меня поддержал. Возможно, я первая высказала вслух идею о семейном детском доме, но без активного участия Омара у нас ничего бы не получилось.
Как только явилось на свет «Временное положение о детских домах семейного типа», Ирина и Омар взяли к себе пять детей. Было это в марте 1990 года.
— Почему пять? По тогдашнему закону, чтобы получить статус детского дома семейного типа, надо было в течение года взять на воспитание не менее пяти ребятишек. Мы на год растягивать не стали, взяли сразу — Нину из детского дома, который на нашей же улице, где мы тогда жили, находился, а еще четверых — из дома ребенка, причем трое оказались из одной группы.
В марте детей взяли, а в августе Ирина родила пятого кровного ребенка, через несколько лет еще одного. Но и приемных детей в семье с каждым годом становилось все больше.
— А как иначе? Я считаю, всем детям надо дать шанс побыть в семье, показать модель семьи. Возможно, позже окажется, что кто-то и без семьи себя прекрасно чувствует, но попытка нормальной жизни должна быть у каждого. Как в Конвенции о правах ребенка записано: «Ребенок должен находиться в семье» — так, мне кажется, и должно быть.
Вы спрашиваете, как мы детей в свою семью выбираем. Но как можно кого-то выбрать, если никогда не знаешь, что из этого получится? Поэтому отбор сводится практически к пустой формальности. Всех детей в свою семью мы чисто физически взять не в состоянии, поэтому внимание обращаем в основном на возраст. Чем ребенок младше, тем лучше. Становясь старше, он накапливает собственный негативный опыт, ему уже сложнее привыкнуть к новой жизни.
Когда Ирина и Омар взяли первых детей, младшему, Ване, было чуть меньше двух лет, старшей, Нине, — девять. Ирина признается: фактически ничего ни она, ни Омар о своих приемных детях не знали.
— Чтобы узнать человека, надо с ним рядом пожить. Мы же видели своих будущих приемных детей далеко не во всех ситуациях, наблюдали за ними со стороны. Поэтому, конечно, сложности были, и до сих пор они есть, — признаются Ирина и Омар.
Оказалось, даже привить элементарные бытовые навыки этим детям не так-то просто. Скажем, 9-летняя Нина понятия не имела, зачем нужна зубная щетка. Щетку в детском доме дали, а показать, как ею пользоваться, и проконтролировать процесс — до этого додумались почему-то только приемные родители.
— Я для себя сделала вывод: мало что-то показать или рассказать, нужен еще и постоянный контроль, — говорит Ирина. — Начинается с мелочей: надо проследить, чтобы утром и вечером почистили зубы, убрали свои вещи, игрушки, причесались. Малышей, конечно, к порядку приучать легче, но и Нина, которой было уже девять лет, в конце концов всему научилась.
Ребенок, взятый из детского дома или дома ребенка, отстает в развитии. Я это видела наглядно: благо, рядом всегда была «контрольная грядка» — кровные дети. Но постепенно поняла: не надо сравнивать детей друг с другом. Сравнивайте ребенка с тем, каким он был год, полгода, месяц тому назад, и обязательно радуйтесь даже самым мизерным его успехам. Малыш растет, взрослеет, развивается, начинает больше понимать — это уже хорошо. Наберитесь терпения.
Нельзя ко всем детям предъявлять одинаковые требования и требовать от ребенка больше того, на что он способен. Ну не будет Слава великим музыкантом или математиком, он в школе еле-еле на «тройки» учится, зато по дому всегда помочь готов, руки у него умелые. Так что ругаем его за очередную «двойку» и хвалим за то, что вешалку в коридоре починил.
Есть, конечно, вещи, с которыми нельзя мириться. Например воровство. Эта проблема в семье появилась вместе с первыми приемными детьми и до сих пор возникает, как только в семье добавляются «новички».
— Мы с ужасом увидели, что дети могут спокойно взять что-то у своих друзей без спроса, фактически украсть. И при этом они прекрасно понимают, что нельзя так поступать.
Что ж, в семье заготовлена, как выражается Ирина, «контрольная конфетка». Родители кладут вещь на видное место и наблюдают: возьмут? не возьмут? а если возьмут, то скажут ли об этом? Не сказал, взял без разрешения — будешь наказан.
— Главное — неотвратимость наказания, — убеждена Ирина. — Лишаем мультиков, сладкого, прогулки, ставим в угол. Обязательно надо, чтобы наказанный свою вину осознал, объяснил, почему так нельзя поступать, попросил прощения. Ребенок должен знать, как выходить из подобных ситуаций. Я за этим строго слежу и каждый раз подробно объясняю, почему и за что надо извиняться. Говорить буду до тех пор, пока не увижу по выражению лица, что да, действительно понял, осознал. На это трачу больше всего времени, но иначе не получается. Для самых «непонятливых» заведены особые тетради, в которых записываются все проступки. Провинился, получил наказание, извинился? Тетрадь в руки — и записывай, что и почему произошло, за что наказали и почему так делать нельзя.
Еще один камень преткновения — учеба.
— В школу ходить нравится, а учиться — нет. Все домашние задания сначала делаем в черновике, потому что пишем с ошибками, кое-как. У нас обязательно телефоны одноклассников записаны, учителей: полностью записать домашнее задание ни у кого не получается. Так что контроль должен быть постоянный. Уроки делаем со слезами, через «не хочу и не буду», даже «троечки» нам даются с огромным трудом. Но учимся, школу не бросаем, а мы, родители, терпим и надеемся, что дети повзрослеют, привыкнут, поймут.
Все время говорю: не можешь учиться — будешь работать физически. Хочешь заняться английским? Пожалуйста. Не можешь уроки делать — бери тряпку, мой полы. Каждый должен делать то, что ему по силам. Попутно объясняю, что и жизнь вне нашей семьи точно так же устроена.
Ирина и Омар постоянно подчеркивают, что жизнь в их семье течет по тем же законам, что и в других семьях. И все-таки как складываются отношения между кровными и приемными детьми?
— Казалось бы, что может быть общего у аспиранта, который владеет иностранными языками и запоем читает, с тем, кто за всю жизнь с трудом одолел одну-две книги? Тем не менее точки соприкосновения находятся — например футбол или хоккей. Кровные дети заодно учатся общаться с разными людьми, ладить с ними, взаимодействовать.
— А ревность?
— Безусловно, она существует. Ну как без нее? В сложившийся уклад жизни семьи вторгаются другие люди, с отличными от вас представлениями о жизни, с совершенно непохожими характерами. Но мы детей соответствующим образом всегда настраивали, будили в них сострадание к ближнему и дальнему. В какой-то момент я с ужасом обнаружила: мои кровные дети считают нормой, что одни рожают детей и бросают их, а другие, наоборот, этих детей берут в свою семью и воспитывают. Пришлось объяснять: так быть не должно, растить ребенка должен тот, кто его родил.
В этой большой семье все дети на равных. Утром школьники отправляются на уроки, малыши идут с мамой гулять.
— Полдороги идем, я держу за руки, допустим, Петю и Машу, следующую половину пути — Васю и Марину. Каждого надо взять за руку, походить с ним, приласкать, чтобы почувствовал, что эта ласка предназначена только для него. Иначе какая же это семья?
Раз в два дня взрослая и подростковая часть семьи надевает рюкзаки и отправляется закупать продукты.
— Только на хлеб, масло, молоко, кефир, творог уходит 1,5—2 тысячи рублей. В магазине обязательно вместе обсуждаем, что купить, сравниваем цены. Дети видят: ничто с неба не валится, большая семья — большие расходы, деньги надо еще заработать. Дважды в месяц папа привозит с рынка мешки картошки, капусты, моркови. Чтобы утром мама могла сварить обед, вечером надо овощи почистить, помыть, натереть и нарезать. Чистят и моют младшие, нарезают — старшие. Раз в неделю — генеральная уборка. Вымыть полы, вытереть пыль, вытрясти паласы и половички — все делается сообща.
Кто кому помогает, здесь не разбираются. Ирину можно назвать министром внутренних дел и образования, Омара — министром оптовых закупок и иностранных дел. Занятия с малышами, уроки, отношения со школой — этим обычно рулит мама, папа ходит по инстанциям, поликлиникам, готовит документы.
— «Помогать» — не наше слово, — говорит Омар. — Это наше общее дело, общая забота. И каждый делает то, что у него лучше получается.
— Вот сейчас Оле надо получать паспорт, прописываться на жилплощадь умершей матери, — подключается Ирина. — А в свидетельство о смерти вкралась ошибка, получается, что девочка к своей матери никакого отношения не имеет. Значит, папа наш будет составлять запросы, получать ответы. Всю судебную волокиту Омар взял на себя. Не оставлять же ребенка без жилья.
Кстати, о жилье. Старшие сыновья и дочери давно стали совершеннолетними, Москва каждому предоставила однокомнатную квартиру, так что живут они отдельно. Но приемные родители по-прежнему в курсе большинства их дел.
— Все у нас так же, как и в других семьях. И даже взрослых детей, как и любые нормальные родители, мы не можем оставить наедине с проблемами. Наташе 19 лет, есть у нее отдельная квартира, вроде бы учится в колледже. Говорю «вроде бы», потому что она то учится, то учебу бросает. Так я постоянно созваниваюсь с преподавателями, говорю с Наташей, объясняю, что надо получать специальность, надо доучиться. По-моему, она начинает это понимать. А как иначе? Сказать «иди отсюда» невозможно: мы вырастили ребенка и не можем ему не помогать.
Мы рады, что старшие приемные дети не повторили судьбу своих родителей. Самая старшая дочь Нина вышла замуж, ребенка родила, занимается его воспитанием. Значит, поняла, что такое нормальная семья. Старший приемный сын Федя колледж закончил, работает по специальности, живет на свою зарплату. Вся его родня примерно в таком же возрасте по пьяни сгинула, а наш сын держится на плаву, чувствует ответственность перед семьей, не хочет нас подводить.
За двадцать лет существования своей большой семьи Ирина и Омар научились главному — огромному терпению и снисходительности. А еще — не огорчаться понапрасну и находить поводы для радости.
— Мы научились радоваться, что дети развиваются, растут, взрослеют. Что ничего плохого с ними не произошло. Наши дети знают, что такое забота и любовь, нормальная семья. Разве это не повод для счастья?
Скоро в семье Полежаевых-Айшах появятся еще двое приемных малышей.