О футболе и Егоре

В январе прошлого года спартаковский капитан Егор Титов попал в неприятную историю. Проведенная допинг-проба выявила в крови футболиста остатки запрещенного препарата под названием бромантан, после чего УЕФА отстранила его от игры в футбол на год. В тот момент Титов как раз приходил в себя после полученной травмы, и, видимо, бромантан был частью лекарства, которым его лечили врачи. Что творилось в тот момент с Егором, знают только его близкие.

В январе прошлого года спартаковский капитан Егор Титов попал в неприятную историю. Проведенная допинг-проба выявила в крови футболиста остатки запрещенного препарата под названием бромантан, после чего УЕФА отстранила его от игры в футбол на год. В тот момент Титов как раз приходил в себя после полученной травмы, и, видимо, бромантан был частью лекарства, которым его лечили врачи. Что творилось в тот момент с Егором, знают только его близкие.

Но прошел год, Егор вернулся в строй и, кажется, доказал, что никакие приговоры и обвинения ему не страшны. И играет, и забивает он еще лучше.



Поскольку дома господин футболист бывает крайне редко, все на тренировках да сборах, встречу он нам назначил как раз после тренировки на стадионе «Спартак». И хотя и был уже довольно уставший, еще минут сорок честно отвечал на вопросы.

— Егор, прошло два месяца, как окончился срок вашей дисквалификации, вы сыграли несколько матчей. Как оцениваете сейчас свои силы, вошли в форму?

— А я всегда был в форме. В красно-белой форме спартаковского клуба. Я просто не очень понимаю такие вопросы. А где тогда, извините, эта конкретная планка?

— Но вы сами в своем февральском интервью говорили: «В игровом плане я отстаю от всех». Потом, правда, в матче с казанским «Рубином» сразу два гола забили.

— Видимо, в газете хотели чего-то жареного, выхватили мою похожую фразу, перевернули ее и дали такой заголовок. Для меня понятия «форма» не существует. Я просто не понимаю этого.

— Первый матч после дисквалификации был, наверное, для вас особенно волнительный? Не возникало чувства, что все как в первый раз?

— Нет, было скорее чувство огромной ответственности. Наше руководство к этому матчу выпустило много буклетов и плакатов со мной, поддержали меня, за что им огромное спасибо. Я знал, что на игру придут много моих поклонников, родных, близких, друзей. И хоть у нас не получилось целостной игры, я в том матче отдал пас, забил с пенальти.

— Вы за этот год выяснили, в каком лекарстве содержался этот несчастный бромантан, чтобы больше его как-нибудь случайно не принять?

— Во-первых, все препараты нам выдают доктора, и тех людей, которые тогда работали в «Спартаке», давно уже нет в команде. А во-вторых, один человек из спортивной журналистики давно уже ведет расследование по этому вопросу, и очень скоро все, и я в том числе, узнают, откуда все это взялось. Там уже будет ясно, какой это был препарат, специально его давали или нет. Я до сих пор сам всего не знаю, хотя догадываюсь.

— Я бы, наверное, на вашем месте стала с тройной осторожностью относиться даже к обычным лекарствам от простуды. Не дай бог что.

— Да, но мы ведь ничего не принимаем сами. Без разрешения доктора я не могу просто так дома взять и выпить таблетку. Если чувствую, что заболеваю, значит, еду к нашему врачу на базу, и он дает мне лекарство, потому что он за это отвечает. И я ему доверяю. Так было в «Спартаке» на протяжении 15 лет. У нас не было ни одного конфликта с УЕФА. И вдруг такой скандал.

— Раз уж мы про Европу… Вы во всех интервью так патриотично говорите, что если бы вам предложили поиграть за зарубежный клуб, вы бы отказались. Но ведь это интересно, новый опыт. Почему нет?

— Так сейчас туда ехать смысла нет. Сейчас все деньги, все футболисты в России. А чтобы менять всю свою жизнь и играть там за копейки… Да вы что!

— Почему за копейки?

— Европейские футбольные клубы если и купят, то какого-нибудь испанца или португальца. Им и будут платить. А за нас… Рисковать и брать кота в мешке никто не будет.

— Но ведь и российских футболистов за рубежом знают.

— Знают, конечно.

— Даже про вас когда-то в их прессе написали: «русский Зидан». Мне бы, допустим, хотелось, чтобы про кого-то из них написали как-нибудь: «французский Титов».

— Да дело же не в этом. Тут все завязано на индустрии, которая равняется на мегазвезд. Из них можно делать деньги, их можно раскрутить и сделать лейблом для миллионов. Это проще на уровне футболистов из первой пятерки — Италия, Испания, Англия, Германия, Голландия. Россия же, я смотрел какой-то рейтинг, сейчас, по-моему, на 11-м месте, если не ниже. Где-то на уровне Саудовской Аравии. Все крупные рекламные контракты, за счет чего раскручиваются имена футболистов, заключаются в Европе. Россия им не интересна. Мы тут с Димой Аленичевым предложили одной японской фирме играть в их бутсах. Очень хорошие бутсы, и представительство этой фирмы есть и в России. Но они сказали: «В Европе есть футболисты, которые играют в нашей обуви, а здесь нам это не интересно». А если бы к ним пришли Бекхэм и Зидан, там был бы контракт на 5—6 миллионов долларов.

— Мне всегда было интересно, как относятся сами футболисты к Дэвиду Бекхэму как профессионалу?

— Бекхэм — это раскрученный бренд. В Британии его изображение почти повсюду. И представьте, сколько эта рекламная деятельность отнимает времени. Съемки в рекламе — это минимум сутки-двое. А при том, в каких дорогих роликах он участвует, я думаю, может быть и больше. Естественно, на это время он полностью забывает о футболе. Поэтому выходить потом на поле и играть на уровне — нереально. Но он играет в команде именно потому, что он Бекхэм, у него есть имя. А футболист он, конечно, средний. Другое дело — Зидан, у которого тоже рекламные контракты. Он, конечно, меньше снимается, но он выходит и играет. Это человек, который может из полумомента сделать гол. И если говорить о моих идеалах, то для меня есть два футболиста — это Зидан и Шевченко. Все остальные имена — просто раскрученные бренды. С другой стороны, это как раз то, чего не хватает нашим. Смертин, Лоськов, Овчинников, Хохлов, Сычев, Кержаков — если бы у нас было какое-то агентство, которое этим занималось, эти фамилии просто гремели бы.

— Вы за прошедший год были практически сам себе агент — и с Трубачом спели, и по тусовкам ходили. В общем, на имя поработали.

— Было много интересного. Но это лучше, чем если бы я сидел и не знал, чем себя занять. Возможно, у меня началась бы депрессия или еще хуже — люди, бывает, спиваются. Хотя мне, конечно, это не грозит. Я попробовал себя немножко в другой сфере, зная, что все это ненадолго. Кстати, если других шоу-бизнес засасывает, я быстро понял, что это не мое — в футболе интересней. С августа я уже был с командой, каждый день ездил на базу, на тренировки. И давно готов был выходить на поле.

— Серьезных предложений о работе за это время не получили? Вы ведь даже ездили комментировать «Евро−2004» с Виктором Гусевым?

— Да, я еще работал в «Известиях», у меня была своя колонка в газете. И с Первым каналом ездил на чемпионат мира… Но опять же: предложите мне какую-нибудь работу — я же делать ничего не умею. Разве что в футболе — накачать мячи, раздать форму…

— Ой, Егор, вам тогда, наверное, впору о втором ребенке подумать. Вам бы сына — как раз будете его в футбол учить играть…

— Не знаю. Тем более, мы сейчас в своем загородном доме с Вероникой ремонт затеяли. А потом, я пока и не представляю, как это будет выглядеть. Опять пеленки, кроватки…

— Так вас же все равно дома не бывает. Все хлопоты на жене.

— У Вероники сейчас тоже времени мало. Она заканчивает Академию туризма, последний год учится. Потом будет практика, работа. Да и Аня у нас еще маленькая.

— Ну уж ее-то вы точно к спорту приобщите?

— Дочку я хочу в теннис отдать, в ней энергии очень много. На одном месте не может сидеть — вся в меня. Я пяти минут не могу пробыть в одном положении — то лягу, то сяду. Сейчас она у нас уже на плавание ходит, а с осени, наверное, запишем в теннис. А может, на гимнастику. Вариантов много, посмотрим.

Популярные статьи