После премьеры фильма «9 рота» и первого глотка славы Костин телефон звонит почти круглосуточно — друзья терзают его одним и тем же вопросом. Вот намедни часа этак в три ночи старый приятель, пораженный внезапным открытием, задыхаясь, кричал в трубку: «Скажи, это правда, что Федор Бондарчук — твой дядя?» — «Правда». — «А что же ты так долго молчал?!» Наверное, молчал он потому, что съемки, наделавшие столько шума, — самая, пожалуй, незначительная часть его бурной жизни.
Договариваясь о фотосессии, мы с трудом представляли, как выглядит наш герой. Вся информация — в скупой и немного издевательской анкете, подготовленной пресс-службой фильма «9 рота». Цвет глаз — карий. Любимая марка одежды — лондонский портной. Любимое место отдыха — Карловы Вары, Монте-Карло, Баден-Баден, Ялта. Любимый вид спорта — стрельба по-македонски.
Эстет как минимум — хором решили мы и предложили двадцатилетнему Константину Крюкову встретиться за тридцать километров от Москвы, в известном спортинг-клубе. Поговорить по душам на свежем воздухе, а заодно пострелять из ружья — по-македонски, как он любит.
Хорошо, что вместе с ворохом одежды грязного цвета хаки мы догадались захватить несколько пижонских нарядов: у входа в клуб рядом с ослепительно дорогой машиной стоял он — самый засекреченный представитель клана Бондарчуков, который вдруг в одночасье превратился в медийное лицо. Как денди лондонский одет и с клеймом хорошего европейского образования на челе. Держите меня семеро!
В семье не без геммолога
Всего в нескольких метрах плюется пробками шумное Минское шоссе, а здесь, за железными воротами с суровыми охранниками, ты будто попадаешь в другую жизнь. Дворцы из красного кирпича утопают в зелени, а меж деревьев грациозно гуляют лоси с оленями…
Чуть больше года назад наш герой тоже окунулся совсем в другую жизнь, которая плавно текла у него под боком, но на которую он почему-то никогда не обращал внимания. И в один миг из юного франта — в костюме, сшитом у лондонского портного, — Константин превратился просто в Джоконду из «9 роты» — в грязном камуфляже и с винтовкой за плечами. Его знаменитый дядя Федор Бондарчук, задумав снимать сагу о мальчиках-афганцах, пригласил в свою команду только одного непрофессионала. И Константин, в срочном порядке осилив систему Станиславского, отправился на съемки-сборы, которые вспоминает как одно из лучших приключений в своей жизни.
Константин: «Конечно, Федя сделал рискованный шаг, предложив мне одну из главных ролей, — у меня не было актерского опыта, да вообще я никогда не интересовался этой сферой».
Заявление как минимум странное: мало того, что дядя — Федор Бондарчук — человек, близкий к кинематографическим кругам, а дед — Сергей Бондарчук — режиссер с мировым именем, так и мама — Алена Бондарчук — популярная актриса. Не поверю, что в таком доме не велись долгие разговоры о кино и не насаждался культ актерской профессии.
Константин: «Если следовать вашей логике, я должен увлекаться, к примеру, косметикой: в разговорах с подругами девяносто процентов времени моя мама посвящает обсуждению новых кремов и помад… Не знаю, почему так сложилось, но когда я был еще совсем маленьким, все в семье дружно решили: Косте не надо лезть в актерскую профессию — слишком бесперспективное и малоприбыльное это занятие».
То ли дело — оценка драгоценных камней, или, по-научному, геммология. Работа хоть и не такая увлекательная — сидишь не разгибаясь целыми днями с лупой в руках и разглядываешь сверкающие грани алмазов и бриллиантов, — зато денег приносит несоизмеримо больше. Именно геммология и стала первой профессией потомка славного рода Бондарчуков.
Константин: «В четырнадцать лет я ушел из девятого класса немецкой школы, сдав экзамены экстерном. И уже тогда для себя решил, что к шестнадцати годам должен приобрести какую-нибудь профессию. Мой отец занимался геммологией, благодаря ему и я подался в эту область. Нет, отец мне ничего не советовал, но поскольку я постоянно лез в его дела, мне очень хотелось освоить его специальность — чтобы разговаривать с ним на одном языке. Учился я в Москве, в представительстве Американского геммологического института — самого влиятельного в мире в области оценки драгоценных камней. И через два года, как и планировал, получил диплом. В нашей группе я, конечно, заметно выделялся: обычно в этот институт идут люди опытные, которым лет по сорок-сорок пять, проработавшие с драгоценными камнями не один год. Хорошо, что вся документация отсылается в Америку по почте и никто, видимо, не обратил внимания на мой, скажем так, юный возраст».
— И что, неужели в четырнадцать лет интересно сутки напролет рассматривать безжизненные камни?
Константин: «Конечно. Такие маленькие камушки, а стоят уйму денег. Очень привлекательный материал! Да, в нашей профессии нет никакой романтики, оценивать драгоценности — работа чисто механическая. Но мне казалось забавным в мои шестнадцать лет разбираться в том, что не всякий умудренный опытом человек способен понять. И даже иметь возможность посоветовать что-то отцу. Да и в бытовой жизни геммология тоже штука полезная».
— Увидеть на вечеринке сногсшибательную девушку и сразу оценить, что бриллианты у нее на шее — фальшивые?
Константин: «И это тоже. Или вот, к примеру, недавно я был в Берлине — договаривался с аукционом „Сотбис“ насчет одного мероприятия — и понял, что мои познания в области геммологии позволяют мне довольно легко общаться с профессионалами».
Тайная вечеря
Ну точно — человек из другого мира. Даже у его звездных родственников — людей, которых в отличие от Кости узнают на улицах, — нет такого количества званий и знаний. И это в двадцать лет! Загибаем пальцы: дипломированный геммолог — раз, начинающий актер — два, бизнесмен, ведущий деловые переговоры с аукционом «Сотбис», — три, юрист — четыре, художник — пять… Как, я еще не рассказала про юридическое образование и художественные опыты? Наверное, это оттого, что я уже и сама сбилась со счета!
Константин: «Когда я закончил школу и геммологический институт, надо было определяться с планами на будущее — хотелось получить профессию, которой я смог бы заниматься всю жизнь. Сейчас я учусь в филиале Юридической академии, на факультете гражданского права, потому что это направление связано с бизнесом. В этом году — выпускные экзамены».
— В Интернете про человека по имени Константин Крюков до премьеры «9 роты» была только одна сноска: в новостях писали, что некий молодой художник неожиданно для мирового сообщества получил премию Франца Кафки, которую до него вручали Стивену Спилбергу и Милошу Форману. Я не ошиблась, это тоже ты?
Константин: «Да, я. Даже хорошие знакомые и то не все знают, что живопись — главное занятие в моей жизни. Поэтому иногда я беру тайм-аут, уезжаю в Прагу, где состою в местном Союзе художников-графиков, и там работаю месяца полтора-два».
— Подожди, я совсем запуталась: почему именно в Прагу?
Константин: «Потому что в Европе у меня полностью налажен быт, есть свой дом, где я могу жить, зная, что никто не приедет и даже не позвонит. Ведь создание картины — это очень основательный труд. На одно полотно у меня уходит месяц и больше».
— А премию за что дали?
Константин: «Формулировка такая: за то, что я придумал новый стиль, то есть так, как рисую я, еще никто не рисовал и рисовать не умеет. У меня многослойная живопись — в одной картине зашифровано очень много пластов, которые не каждый может сразу же выделить, но все понимают, что эти пласты есть и их немало».
— Художественное образование у тебя есть?
Константин: «В детстве я занимался в специализированной школе. Но где-то через год, освоив технику, забросил учебу. Однако продолжал все время что-то рисовать — правда, никто из окружающих всерьез к моим занятиям не относился. А потом я просто взял и уехал в Прагу: дело в том, что именно в Чехии я познакомился с одной девушкой, у которой своя собственная художественная галерея во Франции. У меня была задача ее чем-то развлечь, вот я и решил показать ей свои наброски, эскизики. Она-то первая и сказала мне, что есть смысл заняться рисунком серьезно. После этого я на полгода „завис“ у местных художников-миниатюристов. Ведь мои картины, по сути, миниатюры, только размером метр двадцать на восемьдесят…
— Ты где-то выставлял свои картины — как о тебе узнали и поняли, что награду нужно вручать именно Косте Крюкову?
Константин: „На сегодня у меня семь законченных картин, все они в Европе — висят у близких мне людей. Выставок пока не было: если я и соглашусь на какой-то вернисаж, то на очень выгодных для меня условиях. Я парень очень щепетильный. А люди из Фонда Франца Кафки узнали обо мне случайно: увидели у кого-то из моих знакомых одну из картин. В этом, кстати, и заключается ценность премии: нельзя прислать заявку на ее получение, представители фонда сами ездят по миру и ищут таланты“.
— Как происходило вручение — в пышном зале со множеством прессы и важных государственных лиц?
Константин: „Да нет, обычная церемония передачи приза одним человеком другому. Вручал мне премию президент Чешского союза искусств, поздравил, потом мы дали пару интервью“.
— Но ты хотя бы чуточку волновался?
Константин: „Скажем так: мне было лестно, что впервые кто-то проявил интерес к моему искусству. Раньше я будто ходил вслепую — рисовал себе и рисовал. Поскольку человек я эгоистичный и самодостаточный, то, по большому счету, меня всегда волновало только мое мнение. Но когда тебя признали вот так широко — это, не скрою, приятно. Кстати, с премией вышла забавная история. Так получилось, что с площадки '9 роты“ я на три месяца уехал в Прагу — нужно было уладить свои дела, которые оказались заброшены из-за съемок. Но едва я вернулся в Москву, раздался звонок: мол, надо срочно возвращаться в Чехию — возможно, мне будут вручать награду. Честно говоря, из-за этой неопределенности я несколько переживал: дадут — не дадут. Поэтому не стал никому говорить, для чего опять отбываю в Прагу, даже маме пришлось соврать что-то страшное. Вообще в Москве никто из родни ничего не знал о моей художественной деятельности. И только получив медаль, я подумал: „Ну, теперь пора все рассказать“. И вот однажды вечером, когда у нас в гостях было много народу, я выждал подходящий момент и объявил: „Так, ребята, мне надо вам кое-что показать — чем я на самом деле занимался в Европе последние два года“. Конечно, все были в шоке.
— Родители, наверное, гордятся своим талантливым сыном — и все-то у него получается, и везде-то он успевает?
Константин: „Я не знаю, надо у них спросить. Но, честно говоря, у нас в семье каждый занят своим делом, поэтому времени на гордость друг перед другом ни у кого нет. Да и вообще так складывается, что никто до конца не знает, кто чем занимается“.
— И что же, ты никогда не советуешься с родителями, не делишься своими планами?
Константин: „Приходится делиться, но лучше этого не делать — сразу начинается: 'Давай мы тебе поможем“. А мне не надо помогать, я хочу все делать сам».
Сын за отца
В этом месте обойдемся без банальной тирады о детях из известных кланов. Константин — юноша рассудительный, так что прекрасно понимает, что вопросов о родственниках все равно не избежать. Особенно сейчас, когда все вдруг спохватились: а где Бондарчуки так долго скрывали такого талантливого парня?
Константин: «Я с детства был обособлен и от великой фамилии Бондарчуков, да и от московской действительности в целом. Мне было четыре или пять лет, когда мы всей семьей — отец, мама и я — уехали в Швейцарию. Там провели шесть лет и вернулись только в 1995 году. Сначала вдвоем с мамой — отец еще какое-то время оставался в Европе, а потом и он подтянулся. Хотя он настолько мобильный человек, что про него можно сказать так: он живет нигде и везде одновременно».
— Про маму, актрису Алену Бондарчук, знают все. А чем занимается твой отец?
Константин: «Отец у меня деловой человек. А я стараюсь ему помогать по мере своих сил и возможностей».
— Почему ты не взял фамилию Бондарчук — сознательно отделялся от известного клана?
Константин: «Когда мне в первый раз задали подобный вопрос, я, помню, даже растерялся, не знал, что отвечать, — а какая же у меня должна быть фамилия? Конечно, отцовская, это не обсуждается. Я понимаю, мама оставила свою девичью фамилию. Но у нее папа — Бондарчук, а мой папа — Крюков. Поэтому и я тоже Крюков».
— И в детстве никто не говорил тебе: Костя, не забывай, ты — продолжатель славного рода?
Константин: «Да я как-то не замечал своей принадлежности к этому клану. Я — Крюков, жил в Швейцарии. Да и сейчас не особо об этом думаю. Даже мои старинные приятели не знают, что я имею отношение к фамилии Бондарчук. Хотя в последнее время мы, все родственники, очень сплотились. У нас и дачи рядом, Федя живет совсем неподалеку, и мы любим собираться нашей большой семьей».
— А своего деда, Сергея Бондарчука, ты помнишь?
Константин: «Конечно. Каким он мне запомнился? Задумчивым и слегка отстраненным человеком. Может, потому, что я наблюдал его в тот период, когда заблокировали фильм „Тихий Дон“ и у него в жизни будто все пошло прахом — к творческим проблемам добавились болячки… И хотя при моем появлении он всегда становился веселым и открытым, я, даже будучи совсем маленьким, постоянно ощущал, что Сергей Федорович — человек „сам в себе“. Мне казалось, что у него столько мыслей, что он их даже озвучивать не хотел — все равно процентов шестьдесят никто бы не понял».
— Ты в детстве понимал, что Сергей Федорович — личность культовая?
Константин: «Нет, для меня он был просто дедушкой. Я видел только, что все в семье его безумно любят, и я его безумно любил. О том, что он великий человек, даже не задумывался».
— Но его фильмы ты смотрел с особенным вниманием?
Константин: «Да, и не по одному разу. До сих пор постоянно пересматриваю одну из картин — и вне зависимости от того, что снимал ее Бондарчук. Это — „Судьба человека“. Более глубокого впечатления на меня не производило ни одно кино».
— Сейчас, после того как ты сам снялся в кино, ты как-то иначе стал оценивать творчество деда, твоей мамы?
Константин: «Получилась интересная штука. Долгие годы я жил как бы отдельно от клана Бондарчуков, у меня были интересы, никак не граничащие с кино. Да что там, мне казалось, что мои знаменитые родственники занимаются какой-то бесполезной, не особо трудной профессией. И только после съемок в „9 роте“ у меня будто открылись глаза. И такое появилось уважение! Я вот сейчас, к примеру, даже представить себе не могу, как Сергей Федорович снимал „Войну и мир“. Фантастика, не иначе! В любом случае сейчас все, что связано с кинематографическим пластом нашей семьи, мне вдруг стало безумно интересно. И я собираюсь и дальше продолжать семейную династию. После „9 роты“ успел сняться в сериале, где играл сына Ирины Розановой, и готов к новым предложениям».
…Уже прощаясь, Константин после недолгих манипуляций со своим мобильным телефоном показывает мне малюсенький экранчик: «Вот, чтобы было понятно: это одна из моих картин. Фото с моего сайта, который я сделал не так давно».
— Ты еще и сайты делаешь? Скажи, а есть что-нибудь такое, чем ты не занимаешься?
Костя, даже не задумываясь, без тени иронии на юном челе отвечает: «Да. К сожалению, никак не могу заняться какими-то серьезными вещами, все постоянно руки не доходят».
Пришлось срочно ретироваться: эту фразу мне надо было переварить в одиночестве.