Боб Дилан однажды озвучил мысль, что человеку не должно исполняться больше тридцати лет. Кажется, где-то у Годара сказано, что женщине не должно быть больше двадцати пяти. Многие музыканты в этом отношении не только подобны женщине, но и в более худшем положении. Было время — не знаю, как мир, а весь Советский Союз заслушивался Робертино Лоретти.

В приличной семье плюнуть было нельзя, чтобы не попасть в Робертино. Девочки старших классов плакали. Сам видел.

Робертино Лоретти подрос. У него поломался голос. И где теперь Робертино Лоретти? Вот уже, наверно, второе поколение растет без Робертино Лоретти в голове. Спросишь их, кто таков, а они только мычать будут. Как мычат ныне школьники, у которых добрые дяди коммунисты спрашивают, где родился Ленин.

Я это к тому, что группа Muse выпустила третий свой полнокровный альбом. Хороший альбом, сразу стоит оговориться. Только, как ныне принято выражаться, «трендовый». А «трендовость» эта до добра еще никого не доводила.

Музыканты группы так и чешут в интервью: это, мол, лучшая наша пластинка, потому что мы — внимание! — повзрослели и стали умнее. Насчет ума — это, помнится, жена поэта Федора Сологуба говорила, что уму талант не обязателен, но желателен. Фразу эту можно повернуть и в другую сторону. Желателен, но не обязателен. Короче, не он определяет, кто девушку танцует.

Определяет, безусловно, сам талант. А талант бывает разный. Бывает такой природный дар писать песни. Который со временем только углубляется и обогащается. Талант, растущий вместе с человеком. А бывает талант — выражать себя. Адекватно. Адекватно возрасту, мироощущению, внешним впечатлениям. Такой талант часто ведет себя неразумно. Исчезает, как девичья красота, из-под которой вдруг вылазит черт знает что, с небольшими вкраплениями тех мест, на которых, по щедринскому выражению, мужской взгляд может останавливаться без ожесточения.

Музыка первых двух альбомов Muse была восхитительна тем, что это был арт-рок подростков-поклонников Рахманинова, под которых друг мой, человек почтенных тридцати лет, рыдал как младенец, а когда его спросили о причине слез, ответил, что больше уж не будет молодым и эти вот поганцы ему об этом ясно рассказали. Это была группа, сменившая тройку названий, в том числе и такое могучее, как «Готическая чума» (тут вспоминается персонаж рассказа Александра Грина, в общем-то детского писателя, — пират, который для своего корабля не мог выдумать ужаснее названия, нежели «Фитиль на порохе»), это были подростки, утомленные скукой своего родного городишки Тейнмаута, где на все про все имелась одна-единственная дискотека да площадка для местных талантов, на которой они и выступали, утомленные настолько, что, когда им пришло время выговариваться, из них словно выбило крышку: идеи в их песнях сменяли друг друга со скоростью придорожных столбов, одна мысль наскакивала на другую, и все это вместе производило впечатление гармоничного хаоса, мятущегося так же, как мечется в поисках абсолюта подростковая душа.

И вот они нашли свой абсолют — третий альбом группы называется «Absolution», что в переводе означает «отпущение грехов» — группа замахнулась на пророчества о грядущем конце света, но похоже на забавное совпадение. Звук уплотнился, меньше стало рваных углов, ритм, опять-таки, стал более ровным, и хотя общая атмосфера всеядной гармоничности по-прежнему налицо, но шаг сделан характерный, в сторону так называемой серьезности и взрослости. Шаг осознанный и вполне добровольный. А может, и нет.

Может, дело обстоит не совсем так. Может быть, после того как маркетинговые службы наловчились продавать грамотно группу тоскующим подросткам и тоскующим по своему подростковому возрасту тридцатилетним дядям, они же научились давать советы неуправляемому Беллами, объяснять ему, что возрастное проходит, а потребность в гитарной альтернативе остается всегда. Собственно, так оно и есть, чему свидетельством бесчисленное количество невозможно занудных групп по обе стороны океана, и Muse ненавязчиво предложили влиться в эти стройные ряды. Мы это вряд ли узнаем. Мы можем иметь только итог: очень хорошая пластинка, за которой стоит бездна. Бездна тоски, скуки и самоповторов. Она еще не съела композиторское чутье Беллами, но уже притупила нервность в его голосе, заменяя ее модной ныне хрипловатостью. Или же это опять синдром Робертино Лоретти, и Мэтью Беллами со товарищи просто надо было изобрести машину времени, чтобы вечно оставаться двадцатилетними, вечно страдать от первой неразделенной любви, вечно пытаться вырваться из порочного круга несовершенной жизни — словом, делать все то, что так свежо каждый раз удается в двадцать лет.

Жалко будет, если в группу вцепился менеджмент. Но еще хуже будет, если она просто взяла и повзрослела. Со всеми вытекающими.