Легенда ранней Таганки, эстетка, интеллектуалка, общаться с которой почитали за честь Высоцкий, Параджанов и Тарковский, Алла Демидова живет на Тверской улице прямо над книжным магазином «Москва». С мужем-драматургом Владимиром Валуцким, автором сценариев «Зимней вишни» и «Приключений Шерлока Холмса», актриса занимает пятикомнатную квартиру. Но Алла Сергеевна не пустила нас дальше гостиной, стены которой часто увешаны картинами Слепышева, Биргера и Хамдамова. Первое предупреждение: животных не трогать. Словно бы в подтверждение слов хозяйки пекинес Микки злобно оттаскал меня за ногу. Творческий беспорядок, пыльный антиквариат и беспрерывные звонки:

— Зовут в какую-то «Оркестровую яму».

Вы не знаете, что это такое?

— Кажется, какая-то передача.

— Да, наверное, какая-то гадость.

Я включаю диктофон.

— Ваша биография — встречи с лучшими людьми в лучшем порядке. Вы с этим согласны? Или порядок вы, может быть, поменяли?

— Порядок я бы не поменяла. Для начинающего актера нужна хорошая компания. Нужно за кого-нибудь талантливого зацепиться, как за полы плаща, — и за ним нестись. Сначала так у меня было с Таганкой, с Любимовым — туда приходили все лучшие люди времени, там царила атмосфера высокого обсуждения, без комплиментарности, после которого Любимов мог резать спектакль по живому, отбрасывая любимые сцены.

— Вы общаетесь с кем-нибудь из Таганки?

— Нет. И никогда не общалась. То есть общалась на уровне «здрасьте—до свиданья». Хотя в последний год мы почти сдружились с Высоцким, и я, пожалуй, была одной из немногих, наверное, даже нас было всего двое, кто знал о том, что он сидит на наркотиках. Один человек ему их поставлял, а я просто знала. Еще из Таганки мне всегда как актер нравился Золотухин, но с ним невозможно было общаться, потому что он человек пьющий — а я не люблю таких людей. С остальными было просто страшно.

— Вы очень щепетильны в подборе одежды, и даже роль начинаете с костюма…

— Сейчас уже нет. Мне кажется, у меня есть свой стиль, и для меня он удобен. Хотя как-то Лиля Юрьевна Брик, с которой мы жили в Переделкине, мне сказала: «Знаете, Алла, старость приходит, когда ты не думаешь о моде».

— И вы не думаете о моде?

— Почему? Мне забавно смотреть на других.

— В начале семидесятых вы были чуть ли не главной модницей Москвы…

— Недавно была презентация очередной книжки о моде, и там несколько моих фотографий конца 60-х. А Слава Зайцев, с которым мы недавно встретились, мне напомнил: «Аллочка, ты была моя первая-первая девочка, которую я одевал, у которой были только плечики и больше ничего — что мне и нужно было!» Когда он только начинал, у него не было своего Дома, он просто выставлял в ГУМе ряд. Я тогда много ездила на недели советских фильмов в другие страны, и надо было не ударить в грязь лицом. Тогда Слава Зайцев нас очень сильно выручал.

— Вам часто дарили одежду?

— Лева Новиков, который делал гениальные гримы у Виктюка в «Служанках» и в «Горе от ума» Меньшикова, — он дарил мне много всего, как в свое время Параджанов.

— А кто у вас в семье готовит?

— Никто. Ближе к ночи Володя или я по дороге домой едем в супермаркет, набираем целую корзину еды. А поскольку Микки надо варить курицу и говядину, обязательно не мороженую, то всегда остается бульон, который мы и едим, — туда что-нибудь бросишь, каких-нибудь овощей, и получается суп.

— Ваш завтрак по-прежнему чай с пасьянсом?

— Да. Это такой ритуал — чтобы уйти от хаоса, как внутреннего, так и внешнего. Делать одно и то же.

— И много у вас таких ритуалов?

— Да. Например, ем только ночью, после спектакля. Поздно засыпаю, когда уже рассветает, — смотрю в окно, вижу, люди идут на работу, и только тогда успокаиваюсь и ложусь спать. Кстати, еще из-за этой своей привычки я все-таки перестала работать в репертуарном театре: надо было все время приходить к 10 утра на репетицию. Потом, когда Любимов давал мне главные роли, он понимал, что от меня утром толку мало, и разрешал мне приходить — к общему неудовольствию всей труппы — к обеду. Представляете, как они все меня ненавидели, когда я приходила в театр к часу.

— Вы смотрите фильмы со своим участием?

— Не всегда. Многие не видела до сих пор. «Щит и меч» Басова и еще один, который постоянно крутят по телеку… вспомнила, «Стакан воды» — мне даже кассету подарили, но я не буду ее смотреть. А зачем? Ошибок уже не исправишь.

— В новом фильме Киры Муратовой «Настройщик» вы сыграли дамочку, которую без труда обманывает посторонний мужчина. С вами в жизни происходило что-то подобное?

— Не знаю, если бы мне так же понравился кто-то, как моей героине этот мальчик, то, наверное… Хотя… (Пауза.) О, боже мой, да, да, это происходило очень часто. У меня памяти на такие вещи нет. Например, мне приятельница говорит: «У меня друг попал в беду, ему надо дать шесть тысяч долларов в долг». А у меня как раз был гонорар за мои западные гастроли, и я все деньги отдала ей. Ну все — их нету.

— И приятельницы нету?

— Нет, приятельница осталась. Я подумала: ссориться мне с ней или нет? И решила, что не буду — она мне дороже, чем эти деньги. Таких случаев было множество.

— Муратова, выходит, была права, когда просила вас сыграть саму себя?

— Я не играла саму себя, потому что не знаю, кто я на самом деле. Актер должен быть пуст, и слезы актера должны вытекать из его мозга. А у нас иногда плачут, как крокодилы, а зрители сидят холодные, как собачьи носы.

— Вы бы еще снялись у Муратовой?

— После «Зеркала» Тарковского я в дневнике у себя записала: «Никогда больше не буду сниматься у Тарковского». С Кирой — то же самое. Нервно, очень нервно. Но это оттого, что человек живет в состоянии нервного поиска — иди туда, не знаю куда, и принеси то, не знаю что. Процесс этого поиска, особенно когда смотришь не него со стороны, немножко пугает. А сейчас мы часто перезваниваемся, и после озвучания, когда она спросила: «Сниметесь у меня когда-нибудь?» — я уже ответила: «Если найдете роль, противоположную тому, что я сыграла, — то с удовольствием». Сейчас думаю, что даже не в роли дело, — я бы просто у нее снялась.

— А деньги для вас играют большую роль?

— Нет. Я была студенткой, не работала, денег не было, а я всегда хотела модно одеваться. Потом мы с мужем много лет ютились по углам-комнатам-квартирам, потому что нам не разрешали строить кооператив, — в общем, обычный советский абсурд… А сейчас иногда бывают очень большие гонорары после съемок или после западных гастролей. Но жизнь моя абсолютно не меняется внутри. Мне все равно.

— Вам приходилось работать ради куска хлеба?

— Нет. И домашние меня как раз этим и попрекают.

— Ваш последний моноспектакль — «Гамлет — урок». Много женщин, кроме вас, играли Гамлета?

— Аста Нильсон — в кино в 1918 году, Сара Бернар долго играла на сцене, причем уже со своей деревянной ногой. Станиславский репетировал с одной своей студенткой, но не довел замысел до конца. В общем, прецеденты были, но так чтобы моноспектакль, как у меня, — такого никто не делал.

— Ваши книги родились из актерских дневников?

— По-разному. Например, когда умер Высоцкий, то нельзя было напечатать даже некролог. Был сезон отпусков, я отдыхала в Репине, и там же находился редактор газеты «Советская Россия». И он сказал: «Алла, пока у нас главный в отпуске, можно тиснуть какую-нибудь статью о Высоцком». У меня были с собой дневники, и я быстро написала подвал. А когда о Высоцком вышел целый подвал в «Советской России», то остальные газеты, ссылаясь не нее, стали тоже печатать о Высоцком. Конечно, этого редактора уволили. Потом мне заказали книжку о Володе, и я ее написала.

— Вы бы хотели, чтобы дневники были изданы?

— Думаю, в таком виде, как они есть, — нет. У меня дневники такого рода: «Спектакль. Прошел ужасно. Отвратительно. Болит голова. Бессонница».

— У вас сохранились преданные поклонники со времен ранней Таганки?

— Нет. Я очень быстро рву с людьми отношения. Я не прощаю предательства. У меня как резинка натягивается: я долго терплю — а потом р-р-раз — и эта резинка бьет человека по лбу. А я даже забываю его имя. Мне кажется, это все заложено в детстве. Я родилась в Москве, второй дом от «Балчуга». Сейчас это улица Садовническая, а раньше она называлась Осипенко, и я там жила. Там же была моя школа. А в классики и прыгалки мы играли перед «Балчугом». У меня всю жизнь слабое здоровье, я от всех физкультур была освобождена. Но мое природное лидерство заставляло меня прыгать со всеми вместе. Вообще, дети — жестокий народ, им надоедало мое неумение и мои амбиции. И как-то они взяли меня за руки-за ноги, отнесли к Москве-реке и долго держали над водой, сказав, что они меня сейчас туда бросят. И после этого у меня, видимо, началось одиночество, и, видимо, начался комплекс предательства.

— Вы встречали потом этих людей?

— Да, один раз, на Таганке после спектакля, это было в 70-х годах, ко мне в гримерку вошла такая толстая бабушка и стала мне говорить «ты» и «Алла». А я, осторожно ей отвечая, начала мучительно высчитывать, кто она, и высчитала: «Ага, это, видимо, моя двоюродная бабушка, которая когда-то жила во Владимире». После того, как я догадалась, я стала с ней легко разговаривать, но она почему-то перестала меня понимать. И потом только выяснилось, что мы с ней учились в одном классе.

— Вам легко обидеть человека?

— Я никогда не обижала сознательно, как мне кажется. Но бессознательно обижала очень многих.

— Вы любите музыку?

— У меня был друг, Эдисон Денисов, который прочищал мне мозги на предмет современной музыки. Например, мы ходили вместе на единственный московский концерт Чика Кореа.

— Вы любите джаз?

— Нет. Я все-таки люблю серьезную музыку. Хотя по ночам смотрю видеоклипы в огромном количестве.

— Зачем?

— Это такой наркотик: уйти от мыслей, ну так… обалдеть. Я привыкла к ним еще в те времена, когда у нас этих роликов не было. И когда клипы появились у нас, они были очень хорошие — если с юмором. Была такая ленинградская группа, не помню, как она называлась, но они пели: «Иду — курру».

— «Ноль».

— Да. Гениально! «Иду — курру» — я до сих пор их помню. Или Бутусов вначале — совершенно прелестный. Или сегодня появилась ленинградка Диана Арбенина. Причем я даже не знала, что она Диана Арбенина, — просто увидела в этом потоке клипов, что какая-то девочка сидит на крыше. И эти скулы и рваные джинсы врезались мне в память.

— Кажется, вы любите всех самодостаточных женщин. Но, несмотря на вашу любовь к Ахматовой, вы так с ней и не увиделись?

— Нет.

— А почему?

— Когда я еще могла с ней увидеться, мне это было неинтересно. Вернее, я была дура. Очень много хороших людей прошло мимо меня. Только начиная с 70-х я стала немножко оглядываться по сторонам.

— А до этого?

— До этого была занята исключительно собой.

— Вы — эгоцентрик?

— Наверное. Я абсолютно самодостаточна. Мне не нужен никто.