Тереза Ганнибаловна ДУРОВА — женщина уникальная. Правнучка первого российского клоуна Анатолия Леонидовича Дурова и дочь знаменитой Терезы Дуровой, она начинала свою работу в цирке с того, что была дрессировщицей слонов. Сейчас она художественный руководитель очень популярного в Москве Театра клоунады на Серпуховке. Каждый день дети от двух лет носятся по фойе ее театра. Кроме того, Тереза Дурова — мама и бабушка. Уж с кем, как не с ней, разговаривать о воспитании детей! Опыта у нее более чем достаточно, а главное — есть чему поучиться.
— Тереза Ганнибаловна, ваш Театр клоунады живет уже 15 лет — и с большим успехом. Есть ли у театра какая-то основная идея?
— Каждый сюда приходит за своим. Я никогда не задумывалась: что я такое хочу сказать людям? Я ничего не хочу сказать, я просто не могу не делать этот театр. Будьте счастливы, господа. Вот и вся идея. Хотите быть счастливыми — будьте ими. Все в наших руках.
— Ваше умение общаться с детьми — врожденное?
— Мне абсолютно нетрудно находить с детьми общий язык, я не боюсь смотреть им в глаза, я не страдаю от того, что не знаю, что я буду делать с ними через пять минут. Потом, я не вижу большой разницы между мамой и бабушкой. Я не знаю, кто мне Данька — сын или внук. Мне все равно, как это называется. Конечно, я рада, что поколение продолжается. Это мое продолжение. Это родной мне человек, в котором есть мои корни. Конечно, хотелось бы, чтобы от яблони упало яблоко, чтобы была непрерывность яблонь. Чтобы не получилось, что я яблоня, а он дуб. Или клен.
— Есть ли в вашем роду некие общие методы воспитания детей?
— Подход к детям как ко взрослым людям и партнерам. Помощь только тогда, когда ребенок уже точно сам не справился.
— То есть никакого «сю-сю»?
— Сю-сю тогда, когда родителям нечего делать. Когда родители заняты и дети введены в контекст их работы, «сю-сю» не бывает. Когда ребенку 10 лет и он работает — ощущение, что он взрослый. Я не могла выйти на манеж раньше, чем в 12—13 лет, потому что в дрессуре, к сожалению, на манеж не выпускали. Поэтому я просто работала на конюшне как мужик — это тяжелая работа. Родителей мало волновало, где я нахожу время и как далеко школа, в которой я учусь. Их волновали оценки в моем дневнике. Мы приезжаем, допустим, в Ижевск. Где школа, далеко ли, совпадает ли там расписание с репетициями, как я буду выкручиваться — это даже не обсуждалось. Я должна быть на репетиции и на представлении, и я должна иметь хорошие отметки в дневнике.
— Тяжело однако для маленького ребенка.
— Я очень хорошо помню две ситуации. В Омске директор школы был «повернут» на хоре. Уроки заканчиваются, школа закрыта, у дверей стоит завуч — все идут на хор и час поют. А у меня спектакль начинается через 20 минут, мне надо садиться на грим! Как я билась с этим хором! Полтора месяца, пока мы там работали, я всеми правдами и неправдами, через окна сбегала — у меня спектакль, а у него хор. Бред полный. Или еще: я бегу после уроков на представление, а девчонки мне говорят: ты такая заносчивая, дочка Дуровой, ты никогда с нами не катаешься с горки после уроков! Во дворе школы была огромная горка. Я всегда проходила мимо, у меня никаких желаний не возникало.
— Но вы не могли не осознавать, что у вас детство — другое?
— Нет, я понимала, что у меня другое детство, но я была этому очень рада. Мне казалось, что мои сверстники немножко туповаты. И это нормально, когда ребенок вращается в кругу взрослых в постоянном режиме и у него есть чувство ответственности. Проданы билеты — и я выхожу на манеж. Как я могу опоздать? Это даже в подсознание не встраивается.
— Вечером на манеж, а днем делай что угодно — это нормально, как вам сейчас кажется?
— Это супернормально, на мой взгляд. Я не понимаю родителей, которые говорят: нам было тяжело, мы трудились, у нас были одни ботинки, поэтому ничего ты не получишь. Кто знает, что завтра произойдет с этим ребенком.
— Многие родители даже не осознают этой своей позиции. Впрямую не говорят.
— А иногда и говорят. Я иногда с ума схожу от того, что родители говорят впрямую. «Вот если бы ты был в моей шкуре… вот этого ничего у меня не было…» Или еще фраза: «Сколько я в тебя вложил…» «Вся карьера насмарку…» Если ты рассказываешь своему ребенку байки о том, как ты был отличником в школе, никогда не пил, не курил, ребенок тебе никогда ничего не расскажет — ты ему зачем? У тебя «жизненного опыта» нет.
А бывает по-другому: что бы ты не совершил, родители всегда будут на твоей стороне. И ты знаешь, что потом они будут с тобой разбираться дома, но в присутствии кого-то родители никогда тебя не сдадут. Или: твоя мама воспринимает твоих ухажеров спокойно и не обсуждает их с тобой за их спинами. А принимает их, как есть, и ты не боишься рассказать ей о своих отношениях, она даст тебе дельные советы, и тебе не нужны для этого подружки, ты не останешься в одиночестве. И когда у тебя родится дочь, схема эта перейдет на нее. Это схема жизни.
— Психологи говорят, проблемы в отношениях матери и ребенка начинаются в два года, когда мама говорит «иди есть». Ребенок говорит: «Я не хочу». Мама говорит: «А я уже налила суп». «Я не хочу». «Я полдня отстояла у плиты»…
— Когда мама говорит это двухлетнему ребенку… Я часто наблюдаю в театре, когда трехлетний ребенок говорит: «Мама, купи мне шарик». Мама ему говорит: «Мы же с тобой договорились, у меня нет денег». В его сознании этой мотивации нет. В итоге истерика у нее и у него. Никогда не надо говорить ребенку то, чего сам не хочешь услышать в свой адрес. Родители детям либо хамят, либо пугают. «Иди сюда, ты куда пошел, сядь, не двигайся!». Почему не двигайся? И почему таким тоном? Никогда не скажут взрослому то, что говорят ребенку. А ребенок с этим сталкивается постоянно, и это называется «воспитание».
— Ну, считается, что дети — это не взрослые, для них нужен особый язык. Чаще всего с уменьшительно-ласкательными суффиксами.
— Недавно мы с мужем летели в самолете. Впереди нас сидела женщина с девочкой лет трех-четырех. Та, естественно, стала ходить по салону. Какая-то женщина говорит ей: «Ой, какая симпатичная девочка, я тебя сейчас украду! Отвезу к себе на дачу, у меня там есть собачка, она будет тебя охранять! Украду, украду тебя у мамы!». Девочка боком-боком… Потом дошла до какого-то дядьки, который ей говорит: «Иди садись на место, а то я сейчас милицию позову!». Ну это как? Ребенок пошел обратно. Сел. Я думаю, хорошо хоть нормальная мама: не дергает ребенка, не говорит ей «сиди на месте». Слава Богу. Мы прилетели. Мама начинает ее одевать. Та крутится, естественно. Что мама ей говорит? «Одевайся спокойно, а то я сейчас уйду и тебя здесь оставлю!». За три часа полета бедный ребенок наслушался бреда, а потом родная мама… Никаких нормальных мотиваций: нас ждут, одевайся, на улице холодно… Вот вам маленький эпизод жизни трехлетнего ребенка. И в театре я постоянно слышу это.
— Значит, это и называется семейной традицией в вашей семье — уважать детей?
— Да. Мои родители относились ко мне с уважением, точно так же я относилась к Артему и так же Артем относится к Даньке. Нам всем не лень. Даня говорит: «Я хочу синие носки». Артем говорит: «Я не могу тебе дать синие носки, они стираются». «Я хочу синие носки». Артем подводит его к стиральной машине: «Они там». «А, да. Ну тогда пошли зеленые искать». Или например: я купила Даньке ботинки. Даня бегает по комнате. А мне неймется, я хочу посмотреть, как они ему. Он: «Я их померяю, побегаю и сниму?» Я: «Да». Он: «Тогда хорошо». Мы надеваем ботинки, он делает три шага и говорит: «Все! Ты обещала». И я уже снимаю. Что обещала, то и делаю.
— А как вы справлялись с обычными для подростков проблемами — курение, алкоголь, происшествия? Имею в виду сына Артема.
— Был случай, когда я приходила в милицию, потому что туда вызывали родителей. Я была единственная мама, которая не орала на ребенка в милиции. «Мам! Я здесь!» — «Да ты что! А что вы натворили?» — «А мы дом сожгли!» — «У, как хорошо! А зачем, Темка?» — «Ну как зачем, мы хотели его сохранить, а они хотели его разрушить!». Старые дома в Сокольниках. Эти идиоты решили там караулить, чтобы дома не снесли. Им стало холодно, они развели костер. Нормальная детская логика! Я забрала его домой. А что там делали родители… «Я тебя убью, сейчас придем домой, я скажу папе, папа тебя…» Это было что-то невозможное. А мы пошли домой, по дороге обсудили, посмеялись и тему закрыли.
— Неужели вы были такой выдержанной все его детство?
— Была ситуация, когда планка у меня упала, я очень об этом жалею. Темка пришел домой, и я даже не поняла сначала, что он пьяный. Прошелся туда-сюда, зашел на кухню и куда-то исчез. Было ему лет 14. Я пошла по следу… И нашла эту компашку на крыше. Они сидели на крыше нашего дома, у них стояло вино и посуда из моего сервиза. Тема из дома принес посуду. Они уже такие хорошие сидят: «Ооо, мама пришла…» Тема мне, как это всегда бывает: «Мама, я трезвый!». У меня планка упала. Я ногами всю эту посуду вместе с вином пошвыряла с крыши. 14-этажный дом. Я со всего размаху — шарах… шарах… И ушла. Темка мне потом рассказывал, они неделю обсуждали. «Мать-то у тебя нормальная? Она же свою посуду выкинула с крыши! Ладно бы нас побила или наорала, а то посуду побила и ушла! Странная какая-то!». Конечно, я об этом сказала мужу. И мы замолчали. Артем до сих пор вспоминает, как это было больно. Сначала он думал, что все нормально. «А потом через несколько дней я понял, что в жизни что-то изменилось: вы со мной не общаетесь». «Тема, иди есть». Съел. Пошел. Куда пошел, чего… «Это ваше безразличие… Я метался, думал, как привлечь ваше внимание, чтобы мы общались как раньше. Как будто я стеклянная стена, вы мимо меня ходите и не замечаете». Потом все восстановилось само собой, но эту историю он помнит до сих пор.
— То есть вы сознательно выдержали эту холодную войну?
— Да. Мы не знали, что с этим делать, поэтому ничего не делали. Наши эмоции были такие: он нам был неприятен на тот момент. И мы ему не наврали. А бить, что-то делать — глупость полная. Потом, надо же быть готовым к тому, что ты будешь делать потом. Вы говорите ребенку: «Если ты не перестанешь плакать, будешь сидеть весь день дома один». Окей, но только если вы готовы к тому, что он будет сидеть весь день дома один. И вы не будете потом себя оправдывать: «Я же не могу его оставить, потому что спички, мало ли что…» Ну тогда не говори этого!
— Да, но есть еще страх за ребенка, который больше всего мучает родителей. Все проблемы отсюда.
— Страх мучает не за ребенка, а за себя. «Где ты шляешься, я всю ночь не спала, пила валерьянку, у меня болело сердце…» Страх — это ужасное состояние, которое я смогла в себе пережить, потому что мой сын был диггером. Лет 15 ему было, он писал статьи на тему «опасные профессии». А чтобы об этом писать, надо ночью не спать и ездить с этими опасными профессиями. Метро, дворники, поливалки, прокладки дорог. Он уходил ночью, утром я просыпалась, в коридоре стояли ботинки в грязи, шапки с фонариком, жуткие штаны, которые стоят отдельно, рюкзаки с тросами…
— Сталкер настоящий.
— Абсолютно. Я его спрашиваю, как там, что… «Знаешь, мам, я тебе все расскажу при одном условии: ты не будешь комментировать». Я согласилась на свою голову. Я сидела и слушала, как они где-то шли, и люк упал, потом им стало не хватать воздуха, потом они пошли по другому переходу и выяснили, что там вода по горло. Потом кого-то кирпичами завалило, полноги у него осталось там… Я все это выслушала и сказала: «Да…» — «Ты мне обещала». И я молча уползла по стенке страдать отдельно. Но говорить: «Тема, как ты мог, а если бы с тобой что-нибудь случилось, ты о нас подумал»… Кто в 15 лет думает о родителях? Единственное, о чем просила, когда он стал постарше: позвонить мне. Просто сказать: але. Больше мне ничего не нужно знать: где ты, с кем ты, совершаешь ли ты какие-то с моей точки зрения чудовищные поступки. В моей жизни было все: и стыдное, и страшное, и мерзкое… Столько розовых очков разбросано по всей нашей судьбе, ошибки, скалы, дыры, шишки… Все это надо обязательно пройти и любить до беспамятства. И конечно, когда у тебя шишка или хребет тебе кто-то ломает, хорошо, когда есть рядом близкий человек и есть нора, где тебе помогут зализать раны. Нельзя лишать детей этой норы, где им будет безопасно. Родительский дом — это место, где всегда есть защита. Когда ребенок говорит: «Я не могу туда пойти, сейчас там такое начнется», — это меня просто с ума сводит.
«КАК ДОГОВОРИТЬСЯ С РЕБЕНКОМ»
Советы от Терезы Дуровой
• Никогда не ругайте ребенка на кухне, там, где он ест. Есть он должен спокойно. Он давится этой котлетой, а вы говорите ему гадости, даже если он тысячу раз неправ…
• Не ругайте ребенка в его комнате. Если у него есть комната — это его защита, он там спит. Вашего негатива там носиться не должно: вы ему все сказали, ушли, хлопнули дверью, и он во всем этом остался. И он там мечется. «У него переходный возраст, бегает по комнате и меня туда не пускает, замок врезал, сволочь такая». Да хорошо, что он догадался замок врезать. Как дети только не защищаются.
• Найдите в квартире угол, поставьте туда стул. Это будет место, где вы с ребенком разговариваете серьезно. В других местах в доме вы с ним иронизируете, смеетесь, общаетесь. Ребенок может мимо вас пройти к себе в комнату, и он знает, что вы туда не пойдете. Он может пойти безопасно поесть. Он может сам сказать: «Пойдем поговорим». Вы сядете там и все обсудите.